Элизабет Херинг - Ваятель фараона Страница 42

Тутмос хотел ответить, но тут вошла Эсе, а за ней - жена Птаха, которая наблюдала на кухне за служанками, а теперь несла большое блюдо с едой.

- Пожалуйста, ешь, дядя! - сказала Эсе. С этими словами она подала гостю утиную грудку, потом поставила перед ним блюдо с жареной тыквой и положила свежих лепешек. С удовлетворением наблюдала она, как Небвер, у которого еще сохранились хорошие зубы, обгладывал косточки одну за другой.

- А ты, Тутмос? Хочешь кусочек спинки или лучше шейку?

Супруг, однако, не ответил ей и рассеянно положил на стол кусок, который она ему подала.

- Сколько времени ты живешь в Ахетатоне, дядя, если позволяешь себе так говорить? - сказал он резко. - Видел ли ты, как царь вместе с супругой, которую он так искренне любит, выезжает в своей украшенной лазуритом и золотом коляске, чтобы вознести молитвы своему богу? Присутствовал ли ты на прекрасном богослужении? Слышал ли ты гимны, прославляющие Атона? Видел ли ты царских дочерей, видел ли, как покачивают они своими нежными руками систры, провожая на ночной покой животворящего Атона? И видел ли ты, какое счастье выражает лицо царя, когда он выходит из своего дворца на балкон, сопровождаемый супругой и окруженный детьми? Я же все это видел и изображал! Может быть, царица-мать чувствует, как во тьме поднимается вражда против ее сына, и в сердце ее закрался страх. Но тот, кто озарен светом, не должен бояться тьмы. Кто верит, тот не знает страха!

- А разве не продолжает муха петь свою песню, уже попав в сети паука? И почему царю его бог, которого он так чтит, не даровал сына?

Испуганно озирается Тутмос - не слышал ли кто-нибудь из его слуг этих слов. Больше всего на свете он боялся, как бы не узнали, что в его доме говорится такое. Но жена Птаха уже вышла, вероятно, для того, чтобы наполнить опустевшие горшки. Только одна Эсе стояла позади кресла своего супруга, прислонив красивую головку к одной из деревянных колонн, поддерживавших своды помещения.

- И скажу тебе, - продолжал Небвер, - что паук плетет свою сеть! Никто из нас не знает ни где Интеф, ни где Джхути, ни где Панефер, но, кажется, я уже видел сына Панефера. И не где-нибудь, а именно в Ахетатоне, в столице царя!

- Сына Панефера? - Тутмос вскочил со стула так резко, что чуть не опрокинул обеденный столик, который стоял между ним и гостем. - Ты в этом уверен?

- Полностью не уверен, потому что сын Панефера - один из самых молодых жрецов Амона, посвященный в сан незадолго до того, как был запрещен культ этого бога. Когда я его знал, его голова была наголо острижена, а этот, которого я вчера встретил в доме Туту, носит огромный парик - более роскошного не мог бы иметь и сам Туту, "главные уста царя"! Кто, однако, хотя бы раз видел лицо того молодого жреца - человека весьма умного, который к тому же говорит на чужеземных языках, как на своем родном, - тот никогда его не забудет. Вчера я видел этого чиновника. Он, по-видимому, пользуется у Туту, весьма деятельного человека, большим авторитетом, ибо расхаживал по всему его дому и давал указания младшим писцам, заполнявшим служебное помещение... Когда этот чиновник внезапно надул губы, он так живо напомнил мне сына Панефера, что я мог бы поклясться, что это он!

"Уна, - эта мысль, словно молния, поразила Тутмоса, - Уна, мой шурин! Быть не может!" Он поворачивается к Эсе, хочет расспросить ее, но место у колонны, где стояла она, было уже пусто. Тут он почувствовал, что грудь его разрывается на части, и как сумасшедший бросился из комнаты.

Он не нашел Эсе ни у Тени, ни в спальне, ни на кухне. Хори видел, как она поспешно покинула усадьбу. Тутмос бросился вслед за ней по дороге, которая вела к дому Туту. Вскоре он увидел бегущую Эсе и быстро нагнал ее. На ее расстроенном лице блестели капли пота.

Тутмос схватил ее за руку и так сильно сжал, что она вскрикнула.

- Ты идешь к сыну Панефера? - спросил он грубо. Ни слова в ответ.

- Он твой брат? Опять молчание.

- Ты дочь Панефера?

Эсе продолжала молчать.

Тутмос потащил ее за собой. Каждый шаг отдавался болью в его сердце. Как она ни упиралась, Тутмосу удалось привести ее домой. Эее упала на кровать, рыдания сотрясали ее тело. В суровом молчании стоял Тутмос подле нее. Пусть плачет до. тех пор, пока не иссякнут у нее все слезы.

Наконец судорожные всхлипывания прекратились. Тогда Тутмос снова обратился к жене.

- Как могла ты все время жить с такой ложью в сердце?

Эсе приподнялась и устремила свои большие, темные, полные отчаяния глаза на мужа.

- Взял ли бы ты меня, - спросила она его вместо ответа, - если бы знал всю правду? Или оставил бы меня ему, этому Абе, который убил на моих глазах мою мать и четырех маленьких братьев? Он тогда убил бы и меня, если бы нашел. Я спряталась и видела все! Я заползла за станок твоей матери. Когда Тени увидела меня там, то незаметно прикрыла куском полотна. Я натянула его на голову и заткнула уши. Но крики и стоны все равно доносились до меня, и последний страшный крик тоже.

Должна ли я была возражать, когда твоя мать назвала меня твоей племянницей? Или потом, позже, я должна была открыть тебе правду? Но я ведь любила тебя! И все время боялась, что ты оттолкнешь меня!

Отчаяние, охватившее Эсе, делало ее еще красивей. Но сердце Тутмоса окаменело.

- Но и это еще не все, - сказал он с горечью. - Мало того, что ты годами обманывала меня, но ты еще допустила, чтобы Уна поселился в моем доме и, как паразит, питался кровью его хозяина!

- Как ты можешь так говорить, Тутмос! Разве он не понравился тебе? Разве ты не смеялся при его шутках? Тебя всегда радовало, когда он рассказывал свои истории. А теперь ты хочешь сделать его несчастным? Или ты хочешь его спасти?

- Я не могу его спасти! Он шпион жрецов Амона!

- Это неправда! Он сказал, что отступился от Амона. Он понял, что Атон - единственный бог.

- Это всего лишь притворство.

- Ну а если и притворство - он же мой брат.

Единственный оставшийся в живых, последний из моих братьев,

Тутмос перестал слушать ее стенания, повернулся и пошел к двери. Тут Эсе вскочила с ложа и бросилась на грудь к мужу.

- Я не отпущу тебя! Ты уходишь, чтобы донести на него! Ты хочешь выдать его палачам!

Ни разу, с того времени, как он увидел Эсе, не поднял он на нее руки. Никогда не бил ее. А теперь, когда она в отчаянии обхватила его шею, он оттолкнул ее рукой, привыкшей дробить скалы. Не удержавшись на ногах, Эсе упала и, застонав, осталась лежать на месте. Тутмос вышел, даже не посмотрев на нее.

Когда Тутмос вернулся в столовую, Небвера там уже не было. Тогда он пошел к дому Туту, но там ему сказали, что тот ушел во дворец. На вопрос о шурине ему сообщили, что Уна по распоряжению господина в составе посольства выехал в Сирию к правителю аморитов Азиру.

Что это? Случайное совпадение? Или хитрец, узнав Небвера и почувствовав опасность, понял, что ему необходимо исчезнуть незаметно, не поднимая шума?

Глубокое безразличие охватило Тутмоса. Лучше всего было бы сейчас вернуться домой, броситься на свое ложе и заснуть, заснуть так, чтобы ни о чем больше не думать. Но он взял себя в руки и направился к дому Ани, где надеялся встретить Небвера. Он не ошибся: дядя беседовал со старым писцом, поседевшим на службе у трех царей.

Лицо Ани носило на себе отпечаток глубокой старости. Он рассказывал о своей молодости, рассказывал, как сопровождал четвертого Тутмоса во время охоты в пустыне, - этого развлечения теперь уже никто больше не знал. Небвер следил за его рассказом так, как прилежный ученик следит за рассказом учителя, и заметил вошедшего Тутмоса лишь тогда, когда тот кашлянул, чтобы дать знать о своем присутствии.

Тутмос был не настолько невежлив, чтобы прервать их разговор. Он опустился на пол в одном из углов комнаты, скрестил ноги и стал ждать. Внешне он был спокоен, но душу его раздирало волнение. Наконец Небвер сказал:

- Ты странный человек, Тутмос. То ты убегаешь, не попытавшись объяснить свое поведение, то сидишь в углу и молчишь как рыба.

- Я... я должен с тобой поговорить! - сказал Тутмос и поднялся.

За свою долгую жизнь Ани научился понимать не только письменные знаки, но и выражения человеческих лиц. Он взглянул на Тутмоса и сразу понял, что у того случилась беда.

- Надеюсь, ты пришел не для того, чтобы увести Небвера из моего дома, - сказал он. (Гость только что рассказал ему о своей необыкновенной встрече с племянником.) - Ты умеешь проявлять должное уважение к возрасту, но сейчас тебя тревожат другие заботы. - Сказав это, он приветливо кивнул головой и вышел из комнаты.

"Что может знать он о моих заботах?" - подумал Тутмос испуганно, но тут ему пришла в голову мысль:

"Вот кому я бы мог довериться". И это сразу же успокоило его.

- Я был у Туту. Сына Панефера нет больше в Ахетатоне.

- Так это был все же он... - сказал дядя не особенно дружелюбно. Из-за него ты умчался, ничего не объяснив?

По всему было видно, что он обиделся. Тутмос поспешил ему все рассказать.