Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5 Страница 42

Золотарев. — Когда я был товарищем министра внутренних дел, я с министром юстиции не имел свиданий. Был я раз у него или два, но так. Напротив, я даже совсем вне этого не бывал. Я знаю и помню ясно, что был запрос по этому поводу относительно Шорниковой, внесенный в Государственную Думу. И этот запрос находился у меня и у товарища министра юстиции Веревкина и товарищ министра юстиции должен был давать, кажется, объяснения по этому запросу Государственной Думе.

Председатель. — Это несколько позже, в 1913 году.

Золотарев. — А это, виноват, когда?

Председатель. — 24 ноября 1912 года. Вы помните, это дело было исключительное. Оно очень беспокоило не только ведомства министра внутренних дел и юстиции, но и весь совет министров, который был созван летом. Так что это дело — незаурядное дело.

Золотарев. — Поэтому странно, что я забыл о нем. Я об этой стадии забыл. То, что вы изволите говорить, летом — это было тогда, когда был запрос, этот момент я помню. Это был момент незаурядный, — в 1913 году, а что у меня были переговоры с министром юстиции, не помню.

Председатель. — Позвольте прежде, чем перейти к следующей стадии, восстановить предшествующее, которое нас интересует. 26 февраля было доложено товарищу министра, т.-е. вам, что эта Шорникова также снова вызывает переписку. Начальник самарского губернского жандармского управления сообщает вам о том, что она разыскивается циркуляром департамента полиции, а между тем она состояла секретной сотрудницей и добивалась состоять секретной сотрудницей. Таким образом, на ваше разрешение стал вопрос о том, как быть с лицом, которое состояло на службе, а с другой стороны, находится под следствием по обвинению по 102 ст.? Если стоять на точке зрения закона, — эта точка зрения многое привела бы в порядок в министерстве внутренних дел и устраняла бы многие очень тяжелые явления — тогда, казалось бы Шорникова должна была быть подвергнута аресту. Между тем, ваше распоряжение было такое, что циркулярно предложить во все розыскные управления Шорникову не принимать на службу, как секретную сотрудницу. Она уже была выжата, как выжатый лимон, как она говорит. Значит, таким образом министерство внутренних дел здесь является в роли укрывателя разыскиваемого и привлеченного к следствию по обвинению в преступлении, правда, в политическом, но таком, которое грозит каторжными работами, т.-е. высший орган политической полиции укрывает политического преступника. Вот вы помните этот момент?

Золотарев. — Приблизительно, конечно, если имеются документы.

Председатель. — Это резолюция Белецкого, не ваша, но написана: доложено товарищу министра внутренних дел. Самая резолюция так вытекает из обихода департамента полиции, что, несомненно, она подлинная. Мы говорили вообще о секретных сотрудниках. Теперь уже оказывается, что секретными сотрудниками могут быть кандидаты в каторжные работы. Так что вопрос законности пользования секретным сотрудничеством здесь ставится уже в несколько более узкой, но в высшей степени рельефной форме использования будущих или в прошлом политических преступников, по крайней мере, таких лиц, которые, по мнению судебной власти, подлежат суду за политические преступления. Так что незаконность вступает в свою новую фазу уже вдвойне незаконной.

Золотарев. — Я сожалею, что память ослабела: за количество всех этих лет такая масса бумаг прошла и резолюций. Через пять лет если бы меня спросили, я бы сказал и мог бы дать точные объяснения. Имеется указание, что я дал такую резолюцию. Почему она была дана, это совершенно ускользнуло из моей памяти. Шорникову я знаю, знаю, что это дело имело значение. Но вы сами говорите, что это обсуждалось в совете министров, значит, ничего не было скрытого, этот вопрос шел дальше и выяснялось, как быть и как поступить с Шорниковой.

Председатель. — Меня интересует не участие в этом деле совета министров, а вопрос опять-таки с этой законностью. Вопрос о том, кто совершил это преступление, — есть ли это преступление, это вопрос дальнейшего, — но как обстоит здесь дело с законом? Не имеет же департамент полиции экстерриториальных прав, — для всех закон — для него не закон?

Золотарев. — Не могу сказать, потому что не могу припомнить обстоятельств. Дело Шорниковой разбиралось до меня, а окончилось после меня. Так что я не могу сказать, какой тут был момент. Здесь из этой резолюции я вижу, напротив, сделано распоряжение, чтобы ее не принимать. Что же тут в этом дурного, чтобы ее не принимать? Что тут противозаконного, что сказано не принимать ее в секретные сотрудники?

Председатель. — Это очень хорошая вещь, но как обстоит дело с другим? Таким образом, одной рукой департамент полиции разыскивает политического преступника, а другой рукой, осведомившись о том, что это политическая преступница, разыскиваемая уже несколько лет, эти несколько лет тратит на то, чтобы секретно сотрудничать в органе департамента полиции, и разыскивается за это время секретными циркулярами департамента полиции. И высшие чины министерства внутренних дел, с одной стороны, делают распоряжения о том, чтобы ее задержать и отдать в руки судебной власти, а с другой стороны, не делают распоряжения о том, чтобы было произведено расследование законности действия тех лиц, которые политического преступника держат в качестве секретного сотрудника.

Золотарев. — Нужно было бы привлечь тех лиц. Я думаю, что относительно самой Шорниковой и помню, что насчет Шорниковой сообщалось министру юстиции, где она находится. А что не возбуждено дело, я не знаю. Вообще дела должностные возбуждались в определенном порядке. Может быть, что-нибудь было возбуждено в дисциплинарном порядке или производились расследования относительно неправильных действий, допущенных этими лицами.

Председатель. — Вы великолепно знаете, что этого ничего не было и, главное, не могло быть, потому что система была такова, что эта самая Шорникова в то время, как те люди, которых она провоцировала, были в каторге, получала жалованье от правительства. Так что система заключалась в том, что ее подсудность по преступлению, за которое грозит каторга, являлась не недостатком, а достоинством. Может быть, ей за это жалованье прибавили! Система заключалась…

Золотарев. — Но система не исключительная, а система, которая практиковалась очень долгое время и в которой практикуется вопрос усмотрения; возбуждение преследования существует относительно политических дел.[43]

Председатель. — Тут должностное преступление есть. Вы все время говорите об административной гарантии. Но вы были обязаны наблюдать за начальником охранного отделения, и от вас же зависело вести дознание по этому поводу.

Золотарев. — Вот я и говорю, что ничего не знаю по этому поводу.

Председатель. — Я могу наверное сказать, что по делу нет этого дознания. А затем, как же быть дознанию, когда вы, по инструкции, заставляли секретных сотрудников внедряться в эти организации? Это должно быть поощрено при существующей системе. Вы знаете из этого дела, когда она бежала и когда судебные власти разыскивали ее, ей из сумм департамента полиции давались деньги для внесения залога в винную лавку, где она была потом сиделицей. Затем департамент полиции выхлопатывал свидетельства о благонадежности, чтобы она могла быть сестрой милосердия.

Золотарев. — По закону, раз она раскрыла деятельность преступного сообщества по 127 ст. угол. улож., она не отвечает за свое преступление и наказанию не подвергается.

Председатель. — Во-первых, если бы это было, то это не причем, потому что судебным властям она не являлась и судебными властями она не была в качестве обвиняемой привлечена. А затем 127 ст. во 2-й части читается совершенно обратно тому, как вы утверждаете. Здесь сказано, что участник противозаконного сообщества, ст. 124 и 126 предусмотренного, однако же не ст. 102. Значит, к ст. 102 она не имеет никакого отношения… (читает). Все это не имеет отношения к преступлению, предусмотренному 102 ст.

Золотарев. — Это действительно к 102 ст. не относится.

Председатель. — И потом вы постоянно возвращаетесь к вопросу о целесообразности. Неужели есть такой безудержный принцип государственного управления, который должен властвовать над всем и в том числе над законом? Ведь обязанность мудрого правительства, даже каждого чиновника, не только правителя, заключается в согласовании этих принципов в действиях целесообразных, но вместе с тем законных.

Золотарев. — Безусловно, но я говорю, что эти вопросы относятся не только к отдельному случаю, но это теоретические вопросы, имеющие огромную сферу. К отдельным поводам это не касается. Я говорю, что существует вопрос усмотрения. Я здесь почти ничего о Шорниковой не могу сказать, потому что упоминаемая Шорникова мелькнула в этот момент в докладе. Что она была секретным агентом, разве из этого вышла целая система? Вы изволите говорить, что этот съезд, в котором я председательствовал, был относительно учреждения, установления этих агентур. Я понимаю, это вопрос, который можно было обсудить и выяснить и сказать, относительно отдельных резолюций мне нужно все дело посмотреть и сказать, почему я это делал и чем руководствовался. Вообще я никаких безудержных действий и нажимов не применял. Когда была эта поездка царствующего императора в Москву, я был против каких бы то ни было высылок, потому что есть это стремление высылать. Я мог себя упрекать в том, что я, может быть, действовал недостаточно напористо, но тут есть узусы[44] и во всяком случае не существует особых каких-то положений. Тогда, в сущности, эти вопросы не были подняты. Эти узусы[45] производства расследования были широко известны, не касались, не говорили об этом. Во многом я, конечно, затрудняюсь ответить, но, конечно, отрицаю, что напор производил на чужую совесть.