Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича Страница 42

полюбившиеся правителю гулям-бачи именовались «амир-задас» («дети эмира»). Позже это название сократилось до слова «мирза»[95]. У Абдур-Рахмана был легион мирз. В Кабуле построили несколько министерских зданий; их отделы ведали вопросами финансов, торговли, правосудия, общественных работ, кадровой политики, медицины и образования. Всем этим заправляли мирзы. Эмир требовал, чтобы мирзы вели роскошный образ жизни, ибо они олицетворяли его величие. Вельможи носили лучшие одежды и гарцевали на великолепных скакунах – но могли в любой момент состряпать заговор против господина. Абдур-Рахман всегда ожидал предательства от своих избалованных приближенных. Однажды жена монарха Мирмон Халима (по прозвищу Бобо Джан) спросила супруга, почему тот просто не казнит мирз, которым не доверяет. «Это было бы непрактично, – ответил Абдур-Рахман. – Я не доверяю никому из них».

По традиции, Абдур-Рахман имел четырех жен и десятки наложниц, но Мирмон Халима, будучи самой любимой, активно занималась государственными делами. Она давала мужу советы, ездила верхом (совершенно немыслимо для афганки той эпохи), вела переговоры с ханами (что еще более немыслимо), исполняла дипломатические поручения и вообще была грозной личностью. Афганцы говорили: «Весь мир боится Абдур-Рахмана, а он боится Бобо Джан». Как и муж, Мирмон Халима являлась потомком Дост Мухаммеда. Супруга эмира слыла мудрой и патриотичной женщиной, и повелитель всецело на нее полагался. Бобо Джан охраняла хорошо обученная гвардия – ее ядро составляли женщины-воительницы, а служанки царицы умели пользоваться оружием.

Подобно своему дяде Шир-Али, Абдур-Рахман знал, что Афганистану нужна профессиональная армия. Племенные лашкары хорошо зарекомендовали себя во время борьбы с зарубежными захватчиками, – но эмиру требовались войска, верные лично ему, дабы покорить собственный народ. Он ввел новую призывную систему – «хэшт нафари» («каждый восьмой»), при которой каждый восьмой мужчина в возрасте от 20 до 40 лет проходил военную службу. Рекрутов набирали в деревнях; семьи семерых кандидатов, избежавших призыва, облагались налогом для содержания новобранца. За первые три года (1880–1883) монарх создал 43-тысячную армию; к 1887 г. ее численность увеличилась до 60 тыс. человек, а в 1890 г. превысила 100 тыс. солдат, включая пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов. В каждом полку имелся мулла, который сопровождал бойцов в походах и рассказывал, что если они дезертируют, то будут гореть в аду.

Абдур-Рахман обожал оружие. По легенде, однажды французский инженер показал монарху телескоп и заявил:

– Смотрите, Ваше Величество. С помощью этого инструмента вы можете увидеть луну.

– Что мне до луны? – рявкнул эмир. – Заставь эту штуку стрелять пулями, и тогда, может быть, я ей заинтересуюсь.

Афганская армия получала британское оружие, но Абдур-Рахман также построил оружейные заводы, арсеналы и пороховые склады в Кабуле и окрестностях. В 1890-х гг. Афганистан выпускал в среднем столько же пушек, сколько и любая европейская держава, – и каждый афганский мужчина мог обзавестись хотя бы одной винтовкой местного производства (кабульская фабрика изготовляла по три тысячи винтовок в год). Впрочем, «железный эмир» не намеревался отдавать оружие кому-либо, кроме своих солдат.

Несмотря на то что Абдур-Рахман сражался в основном с соотечественниками-мусульманами, он провозгласил себя главным защитником ислама на земле. Власть предыдущих афганских монархов основывалась на воле народа – Ахмад-шах Дуррани, например, стал легитимным правителем, потому что за него проголосовали старейшины на лойя-джирге. Абдур-Рахман учредил национальную лойя-джиргу – собрание ханов и мулл, но их компетенция ограничивалась одобрением инициатив «железного эмира». Теперь его авторитет не зависел от людей. Подобно европейским королям XVII в., Абдур-Рахман утверждал, что получил власть от Всевышнего – и яростно отстаивал свое «божественное право» на господство. К тому же он мог уличить повстанцев в неповиновении Аллаху – и уже в роли победоносного покорителя «неверных» и «врагов ислама» монополизировал право объявлять джихад. Далее эмир внедрил самые консервативные законы и институты – в частности организацию мухтасибов (шариатскую «полицию нравов»). Мухтасибы патрулировали улицы, заставляли женщин носить чадру[96] с чачваном [97], загоняли мужчин на молитву в мечеть и пороли всех, кого поймали за едой днем во время Рамадана[98].

Приравняв себя к крайним консерваторам, Абдур-Рахман атаковал главных врагов – старейшин. Амбициозный проект эмира заключался в борьбе с традиционной элитой Афганистана – и в попытке заменить ее авторитет своим. Здесь термин «старейшины» является собирательным для обозначения ханов, сардаров, мелкопоместных феодалов, руководителей кланов, патриархов, отцов семейств и прочих локальных лидеров – всех представителей старой знати, почитаемых простонародьем. Их власть опиралась на крестьян, ремесленников, мелких торговцев и кочевников, с которыми они жили и имели дело напрямую. Считалось, что старейшин очень трудно обезвредить либо контролировать – ведь они пользовались уважением лишь на уровне своей деревни, кишлака или городка и не имели крупных предводителей, которых можно было разгромить в бою или отправить в изгнание. Каждого старейшину требовалось победить отдельно. Фактически Абдур-Рахман объявил войну даже не политической системе, а укладу жизни и культуре. С подобной кампанией не могло сравниться даже покорение племен. Но «железный эмир» добился успеха – и это стало самым поразительным его достижением.

Первым делом Абдур-Рахман приказал, чтобы каждая деревня, каждый город и каждый городской квартал избрали калантара (от перс.

 – старший) – должностное лицо, которое будет представлять местных жителей в отношениях с правительством. Над калантарами эмир поставил тысячи своих чиновников – котвалов (перс.  – комендант крепости).

Прежде всего калантаров обязали собирать налоги. Также калантар должен был докладывать котвалу о любых антиправительственных настроениях, признаках подрывной деятельности и намеках на подозрительную активность – да и вообще обо всем, что он увидел, услышал и узнал. По сути, калантары стали частью шпионской сети эмира. Наконец, калантарам поручили вести записи о том, кто проживает в их районе, каким имуществом он владеет и каково его происхождение. На основании этих сведений каждый афганец получил удостоверение личности – тазкиру (от перс.

 – подсказка); в Афганистане документ выдается и сегодня (в электронном варианте)[99]. Путешествия дозволялись исключительно по усмотрению властей, и выдача разрешений на поездки была еще одной обязанностью калантаров – но они обращались за необходимыми бумагами к котвалам.

Калантарам платили жалованье – и, в целом, в отношении них действовала система кнута и пряника (хотя пряником тоже били). Так, калантар получал награду за хорошую работу; но если он не доносил котвалу на своих родственников и соседей, то лишался средств к существованию. Правительство определяло для калантаров и котвалов квоты на выявление и поимку злоумышленников.