Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930) - Шэрон Ковальски Страница 44

жительницы сельской местности, и даже когда подобные нарушения закона имеют место в городах, совершают их по большей части женщины непролетарского происхождения. Более того, криминологи подчеркивали, что большая часть совершенных женщинами преступлений по своему характеру относится к сельским: как правило, речь идет об эмоциональном отклике и действиях, не требующих специальных навыков. Например, в 1923 году почти четверть всех женщин, арестованных в городах за неуплату налогов, составляли крестьянки, а в сельской местности таких было свыше 80%. Подобным же образом, хотя только около половины женщин, осужденных за оскорбление власти, проживали в сельской местности, четыре пятых арестованных по этой статье оказались крестьянками. И, напротив, если не считать минимального участия в производстве и продаже самогона, городские заводские работницы почти никогда не совершали преступлений против порядка управления [Статистика осужденных 1927: 58-61, 74-77][226].

Такое соотношение сельского и городского подчеркивает классовую природу преступлений и наказаний в СССР первых лет его существования. Милиция и суды с большей готовностью преследовали за антисоветское поведение людей определенной (нежелательной) классовой принадлежности и чаще выносили таким людям обвинительные приговоры, чем более «сознательным» пролетариям (которых, кстати, и по численности было меньше). Более того, высокий процент женщин, виновных в антисоветских преступлениях, отражал представления юристов о том, что женщины, и в особенности крестьянки, медленнее реагируют на перемены, которые принесла Октябрьская революция.

Сам факт совершения определенных преступлений свидетельствовал о классовой принадлежности правонарушителя. Например, сельские преступления могли совершать только крестьяне. Тем самым социальное происхождение и место жительства (равно как и пол в случае женщин-преступниц) переплетались, поскольку криминальное поведение становилось способом определения классовой принадлежности. В ходе вынесения приговоров правонарушителей как бы приписывали к определенному классу. При определении строгости наказания суд придавал очень большое значение месту совершения преступления и полу преступника. Крестьяне и в особенности крестьянки часто отделывались более мягким наказанием, в силу своей низкой «сознательности» — считалось, что они в меньшей мере отвечают за свои действия. Увязывая наказание с представлениями о том, насколько правонарушитель сознает, какой именно вред его действия наносят стабильности советского социалистического государства, суды помогали формировать представления о классах на основании поведения: по типу совершенного преступления определялась «сознательность», которая, в свою очередь, позволяла установить классовую принадлежность. Соответственно, практики вынесения приговоров определяли и подкрепляли представления криминологов о различиях между городской и сельской преступностью и о сущности обеих.

Различия в статистике приговоров, вынесенных в городе и на селе, также говорят о том, как в судах понимали уровень сознательности женщин — и, соответственно, степень их ответственности перед законом. По данным официальной статистики, в 1923 году 40,2% преступлений, совершенных женщинами, пришлось на города, 58,4% — на село. В 1924 году цифры изменились до 34,1% в городах и 64,9% на селе [Статистика осужденных 1927: 58-61, 74-77, 95][227]. В 1923 году 34,6% правонарушительниц были приговорены к тюремному сроку, к 1924 году процент снизился до 32,8. При этом в 1923 году только 17,4% (свыше 50% от общего числа приговоренных) и 13,2% в 1924‑м (только около 40% от общего числа) всех женщин-преступниц действительно отбывали тюремный срок (см. Таблицу 7). Большинство женщин получало условные сроки — 49,6% в 1923 году и 59,7% в 1924‑м. Для сравнения: в 1923 году из мужчин-преступников только около 32% получили условные сроки, а к 1924‑му увеличился до 42% [Статистика осужденных 1927: 58-61, 74-77, 32-33, 122-123][228].

Таблица 7. Типы наказаний для мужчин и женщин по месту пребывания, 1923-1924 (в процентах)

Источник: [Статистика осужденных 1927: 32-33, 122-123].

Кроме того, жительницы городов оказывались в тюрьме чаще, чем жительницы сельской местности. В 1923 году 54% женщин-заключенных проживали в городах, 44,6%‑в деревнях (1,4% неизвестно); к 1924 году цифры несколько изменились: 52,6% в городах и 46,4% в деревнях (1,0% неизвестно). При этом сроки заключения у женщин вообще были короткими, а для сельсюц жительниц и того короче. Например, в 1923 году 40,3% сельских жительниц, приговоренных к тюремному сроку, отсидели менее полугода — среди горожанок таких было только 34,6%. Кроме того, женщинам давали более короткие сроки, чем мужчинам, например, только 1,2% преступниц из города провели за решеткой более пяти лет, тогда как среди преступников-мужчин таких было 4% [Статистика осужденных 1927: 32-33, 122-123]. Получается, что приговоры женщинам выносили мягче, с меньшими сроками, причем сельские жительницы оставались в тюрьме более короткое время, чем горожанки. Как отмечал Родин,

условное лишение свободы, выговоры и т. п. легкие виды репрессии чаще применяются к женщине, чем мужчине при том же преступлении и месте совершения его (город, уезд). Наоборот, к расстрелу, строгой изоляции чаще приговариваются, по тем же данным об осужденных, мужчины [Родин 1927: 12].

Таблица 8. Длительность срока, разбивка по половой принадлежности, 1924 и 1926 (в процентах)

Источник: Статистический обзор деятельности местных административных органов НКВД РСФСР. М.: Издательство НКВД, 1925, С. 55; [Статистика осужденных 1930: 55].

Более мягкое наказание для женщин, особенно из сельской местности, говорит о том, что суды зачастую находили женщин менее «общественно-опасными» и, соответственно, в меньшей степени ответственными за свои проступки, чем мужчин. Снисходительное отношение к женщинам по большей части было следствием того, что женщины реже принимали участие в серьезных преступлениях, а если принимали — то в качестве сообщниц; впрочем, существовавшая в судах тенденция приговаривать женщин к более коротким срокам также отражает представление о том, что совершавшиеся женщинами преступления, да и сами преступницы представляли меньшую опасность для общества, чем аналогичные у мужчин[229]. Пенолог В. Р. Якубсон отмечал: одна из причин, почему женщины получают более короткие сроки, состоит в том, что наблюдается «более мягкое отношение со стороны суда к женщине» [Якубсон 1927:33]. В целом, это «более мягкое отношение» проистекало из традиционного взгляда на женщин как более слабых и менее склонных к преступности: впрочем, частично оно вытекало из представлений, что женщины остаются отсталыми и темными, не понимают своих прав советских гражданок — и, соответственно, не могут нести всю полноту ответственности за свои действия.

Кроме того, как утверждал Якубсон, тюремное заключение не оказывает на женщин того же исправительного воздействия, что и на мужчин, и может даже оказаться вредоносным как для них, так и для целей советской пенитенциарной политики. Якубсон выяснил, что, в силу более тесных связей с семьей, женщины тяжелее переносят заключение, а значит, даже короткие сроки отражаются на них сильнее, чем на мужчинах. Якубсон полагал, что различие это сотрется после более