Неизвестен Автор - Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) Страница 45

Подобные настроения проникали и в ряды РКП (б), в смысле ожидания начала реформы советского политического строя. Уже на 10-й Всероссийской партконференции известный большевик И. М. Варейкис потребовал у В. И. Ленина ясного ответа на вопрос: "крестьянство класс или не класс?" Если, по мнению Варейкиса, "это --класс, то класс не обманешь, а раз не обманешь класс, с ним придется установить соглашение. Стало быть ясно, что если это класс в целом, то с ним нужно не только строить компромисс, но должны быть определенные политические отношения, ибо каждый класс неизбежно выделяет определенные группы, которые будут руководить". Но, вероятно, испугавшись собственной смелости, Варейкис тут же поспешил добавить: "надо поменьше указывать, что крестьянство -- класс".

Для того, чтобы указание В. И. Ленина на невозможность политического соглашения с крестьянством яснее дошло до сознания делегатов партконференции, в ее по-вестку был срочно поставлен "погромный" доклад К. Радека "О роли социалистов-революционеров и меньшевиков в переживаемый момент". По словам докладчика, политические уступки крестьянству легализуют деятельность меньшевиков и эсеров, которые, "оформляя движение мелкобуржуазных масс, сумеют настолько ослабить Советскую власть, что она свалится, и тогда придет черед

интервенции". В этой связи Радек призвал покончить с "легкомысленным" отношением к Красной Армии, к ВЧК и прекратить всякие разговоры о политических уступках. Что касается меньшевиков и эсеров, -- заключил он, --то в отношении к ним "есть только тактика беспощадной борьбы".

Если учесть, что руководство партий эсеров и меньшевиков неоднократно до этого заявляло о своем отрицательном отношении не только к иностранной военной интервенции, но и к любым другим формам свержения Советской власти и, если вспомнить при этом, что именно меньшевикам и эсерам принадлежал приоритет в разработке экономических принципов нэпа, то в большевистской тактике "беспощадной борьбы" следует всерьез рассматривать только один мотив: боязнь потерять монополию на власть. В этом случае большевикам не приходилось рассчитывать на снисхождение со стороны своих политических соперников, даже из рядов социалистической демократии. Вряд ли наиболее осведомленные из них могли забыть проклятья В. М. Чернова и Ю. О. Мартова, изложенные в их статьях по поводу восстания в Кронштадте*,

* В листовке "Революционная Россия", адресованной ЦК партии эсеров кронштадтским повстанцам, В. М. Чернов, в частности, писал: "...Долой деспотов, своей хозяйственно-организационной бездарностью и неумелостью вконец разоривших народное хозяйство!

Долой самозванцев, выдающих себя за рабоче-крестьянскую власть и только силою штыков удерживающих в повиновении крестьян и рабочих!

Долой честолюбцев, дорвавшихся до власти и жадно вцепившихся в нее руками, зубами, ногтями, потому что они обратили ее в средство личного обогащения и наслаждаются всеми благами жизни!

Долой лицемеров, твердящих о равенстве и осуществляющих систему самых вопиющих привилегий, самовластно правящего слоя, -- привилегий, являющихся сплошным издевательством над бедствиями и лишениями громадного большинства!

Долой болтунов, когда-то сладко певших о свободе и обративших всю Россию в огромную рабочую казарму, -- нет, хуже, в тюрьму со всеобщими каторжными работами!

Долой наместников Царя Голода, с ног до головы забрызганных кровью и грязью!

Долой их!

И вместе с этим мощным кличем "Долой!" раздается другой клич "Да здравствует Учредительное собрание!"

...Кронштадт восстал. Своим героическим жертвенным примером он зовет всю Россию к долгожданному освобождению.

А вы, деспоты и тираны, считайте дни, которые осталось еще прожить на свете вашей опостылевшей всему народу власти!

Если жизнь вам дорога -- прочь с дороги!

Народ идет! Суд идет! (ЦПА ИМЛ, ф. 5, оп. 1, д. 2572, л. 59.)

чтобы после этого садиться с ними за стол переговоров об условиях "раздела власти".

Отказ от демократических методов борьбы за политическую власть в государстве, стремление решать этот вопрос преимущественно террором, конечно, мало украшал Коммунистическую партию и свидетельствовал о ее внутренней слабости. Монополия на власть, на средства массовой информации, на образование и т. п. развращала большевиков вседозволенностью и, как магнит, притягивала к РКП (б) карьеристские и прямо уголовные элементы, дискредитирующие ее в глазах населения. Оригинальный метод борьбы с этим злом предложил ЦК РКП (б) в начале мая 1921 г. Г. И. Мясников -- ветеран большевистской партии из числа рабочих-интеллигентов, убийца несостоявшегося русского императора великого князя Михаила Романова. По его мнению, образовалась глубокая пропасть между рядовыми и "начальствующими" коммунистами, которую нельзя преодолеть, не возрождая демократических принципов организации Советской власти в их первоначальном виде, как союзов самих трудящихся в городе и в деревне. Наряду с этим следовало "отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова и печати, которую не видел в мире еще никто -- от монархистов до анархистов включительно".

По поручению Политбюро ЦК РКП (б) Мясникову ответил сам В. И. Ленин, отметивший в своем письме, что "оторванность комячеек от партии" действительно существует и представляет собой "зло, бедствие, болезнь, лечить которую следует" не "свободой" (для буржуазии), а мерами пролетарскими и партийными".

Ответ Ленина не удовлетворил Мясникова. "Еще раз Вы замахиваетесь на буржуазию, а у меня кровь из зубов, и скулы трещат у нас, у рабочих", -- так образно определил он ближайшие последствия ограничения демократических прав и свобод.

Примерно в то же время в ЦК РКП(б) с записками насчет целесообразности ослабления режима коммунистической диктатуры обратились Н. Осинский и Т. В. Сапронов. Н. Осинский поставил вопрос о создании Крестьянского Союза, а Т. В. Сапронов предложил ЦК РКП (б) "поиграть в парламентаризм", допустив "десяток, другой, а может и три десятка бородатых мужиков" во ВЦИК. И хотя предложения Осинского не выходили за рамки культурно-просветительских целей, ограниченных известными политическими условиями ("признание власти сове

тов..., признание государственной собственности на землю, борьба с эксплуатацией чужого труда, обязательство для членов союза всемерно стремиться к общественному объединению и хозяйственной деятельности по крайней мере на кооперативных началах" и т. д.), а идеи Сапронова вообще граничили с политическим ерничеством, ни та, ни другая записка практического применения не получила. "По-моему рано еще", -- начертал на записке Н. Осинского В. И. Ленин.

31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) вынесло решение "признать недопустимым и нецелесообразным легализацию крестьянских союзов" там, где они начали сами стихийно создаваться. Не менее категоричными, в смысле недопустимости и нецелесообразности, являлись решения ЦК РКП (б) относительно деятельности тех групп меньшевиков и эсеров, которые заявили о своем разрыве с политикой своих заграничных Центральных Комитетов и их печатных органов. 6 декабря 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) отклонило просьбу о легализации меньшинства партии социалистов-революционеров. 8 декабря 1921 г. то же Политбюро постановило обратить сугубое внимание "на искоренение" политического влияния меньшевиков в промышленных центрах посредством административной высылки и лишение права "занимать выборные должности, связанные с общением с широкими массами". Аналогичные меры принимались и по отношению к членам других политических формирований: к анархистам, эсерам-максималистам и т. п.

Таким образом, введение нэпа ничуть не ограничило политический террор РКП (б) по отношению к реальной и потенциальной политической оппозиции, препятствуя тем самым политическому оформлению стихийного стремления трудящихся города и деревни к демократическим правам и свободам. Сказав А, то есть допустив известную экономическую свободу, РКП (б) не намеревалось говорить Б, то есть ограничивать свои притязания на монополию власти, информации и т. д. "Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем", -- твердо заявлял по этому поводу В. И. Ленин.

С введением нэпа, но уже по другим причинам, резко усилилось подавление инакомыслия и в рядах самой Коммунистической партии. Речь идет о сильных антинэповских настроениях в РКП (б), которые угрожали отходом от нее уверовавших в идеалы "потребительского коммунизма" определенной части рабочего класса и ме

щанства. Так, в мае 1921 г. органами ВЧК была перехвачена листовка с сообщением об образовании группы "активных революционных рабочих Москвы", которая задалась целью добиваться освобождения трудящихся города и деревни "как от ига буржуазии, так и от государственного капитализма". Даже в коммунистической верхушке профессионального движения зрело глухое недовольство мероприятиями нэпа, которое прорвалось наружу во время 4-го съезда профсоюзов. 18 мая 1921 г. Коммунистическая фракция съезда отклонила резолюцию ЦК РКП (б) о роли и задачах профсоюзов на том основании, что она сводит на нет функции профсоюзов в деле защиты экономических интересов пролетариата перед лицом нарождающегося капитализма. Председатель ВЦСПС М. П. Томский чуть не поплатился за эту фронду с ЦК своим партбилетом (Ленин требовал от ЦК исключения его из партии), но, к счастью для себя, отделался временным направлением на работу в Туркестан.