Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930) - Шэрон Ковальски Страница 46

неизбежным [Guroff, Starr 1971: 531][234]. Большевики были убеждены, что достижение их революционных целей и расширение числа их сторонников по всей стране возможно только с ростом политической грамотности населения. Помимо закрепления своих позиций, большевики стремились к модернизации, которая предполагала, что мировоззрение граждан будет переустроено в соответствии с социалистическими принципами [Clark 2000:17]. Они были убеждены, что, когда граждане осознают преимущества социализма, все они станут сторонниками революции и большевистской программы. Для большевиков базовая грамотность была первым шагом к политической грамотности: обучение грамотности посредством пропаганды должно было служить политическому воспитанию рабочих и крестьян, с одновременным усвоением ими навыков, необходимых для участия в жизни новой системы[235]. Пенолог Ю. Ю. Бехтерев подтверждая, «что индустриализация страны и интенсификация сельского хозяйства немыслимы без общего подъема культурного уровня населения» [Бехтерев 1930: 52-53].

Криминологи, которые должны были решать те же задачи — реформы и перемены в обществе, в свою очередь, как и большевики, подчеркивали значение грамотности, поэтому борьба с преступностью, разумеется, шла параллельно с кампанией по борьбе с безграмотностью и вбирала в себя некоторые ее элементы. При этом задача криминологов состояла прежде всего не в том, что бы добиться поддержки населением революции, а в том, чтобы повысить уровень «цивилизованности» преступников. Они были убеждены, что просвещение способно положить конец как традиционной отсталости, преобладавшей на селе, так и преступности — на их место придут социалистические идеалы с их рационализмом.

Таблица 10. Уровень образованности правонарушителей, 1924 (в процентах)

Источник: Ю. Б. Преступность города и деревни в 1924 г. // Административный вестник. 1925. № 6. С. 27; Тарновский Е. Н. Основные черты современной преступности // Административный вестник. 1925. № 11. С. 48.

По мнению криминологов, невежество («темнота») оставалось одним из самых значимых факторов, обусловливавших устойчивый уровень сельской преступности, особенно среди женщин. Из всех сельских жительниц грамотой владело лишь около одной четверти (среди горожанок, для сравнения, — две трети) [Mironov 1991: 243][236]. Среди городских преступников грамотных было больше, чем среди сельских, но женщины вообще были менее образованными, чем мужчины. Например, в 1924 году из общего числа правонарушителей в городах неграмотными были 42,3% женщин и 8,8% мужчин, а на селе — 64,3% женщин и 19,8% мужчин (см. Таблицу 10) [Ю. Б. 1925: 27][237]. В целом, среди преступниц неграмотных было гораздо больше, чем среди преступников, а сельские жители обоих полов были менее образованными, чем городские. Как отмечает П. В. Верховский, одной из важнейших причин сохранения преступности был «низкий культурный уровень» на селе. Он подчеркивал, что нужно активнее приобщать сельских жителей, особенно молодежь, к культуре, используя школы и другие образовательные учреждения как примеры честной работы и порядочного поведения — тогда молодежь не будет вставать на путь преступности [Верховский 1925: 3].

В повышении уровня грамотности криминологи видели профилактическую меру борьбы с преступностью — оно постепенно принесет на село понимание всех преимуществ современной советской жизни. Некий Л. Артименков, например, считал, что, хотя деревня по-прежнему остается погруженной в невежество, крестьянство понемногу осваивает новые политические реалии. Всеобщая задача — усилить помощь крестьянству под знаменем борьбы с неграмотностью [Артименков 1925: 241]. Психиатр А. Ф. Шестакова также подчеркивала важность образования для искоренения преступности и пережитков на селе:

Повышение культурного уровня деревни, рост молодого сознательного поколения и отмирание последних пережитков старого быта, в связи с надлежащей системой мер специального предупреждения, несомненно приведут к падению описанных преступлений [против личности] и в идеале — к полному их исчезновению [Шестакова 1926: 223].

Соответственно, когда крестьяне освоят грамоту, исчезнут и «старый образ жизни», и даже «сельские преступления».

Анализируя городскую и сельскую преступность, Бехтерев тоже подчеркивает, что преступления сельского типа пока еще совершаются, поскольку

в значительной степени обусловливаются более низким уровнем культуры среди сельского населения, чем в городе, недостаточным пониманием жителями деревни основ и существа Советского государственного строя, своих прав и обязанностей как граждан Советского государства. Ведь там, в глухих уголках нашего государства, где все еще царят традиции прошлого, тьма и невежество, различные суеверия и прочие предрассудки, там, где инстинкт все еще господствует над велениями разума, там, естественно, должны находить себе благоприятную почву такие преступления [Ю. Б. 1925: 26].

Соответственно, тот факт, что сельская преступность все еще существует, объясняется неспособностью крестьянства полностью усвоить принципы социалистического существования. По утверждению Бехтерева,

основными факторами (причинами) современной преступности города и деревни являются социально-экономические условия. И только улучшив экономическое благосостояние масс, ликвидировав среди них общую и политическую неграмотность, воспитав подрастающее поколение в духе борьбы за укрепление и завершение коммунизма, — государство сможет изжить преступность [Ю. Б. 1925: 28].

Получается, криминологи были твердо убеждены: только просвещение способно привести к тому, что на место невежества, лежащего в корне сельской преступности среди крестьян, придет современная социалистическая сознательность.

Криминологов-профессионалов особенно волновал вопрос обучения и просвещения женщин-преступниц из сельской местности. Например, среди детоубийц (типично «сельское» преступление, чаще всего совершавшееся женщинами) в 1917 году было 88% неграмотных. К 1926 году их процент значительно снизился (примерно до 23%), тем не менее, для сравнения, среди совершивших убийства другого рода неграмотных было всего 12,3% [Бычков 1929: 14-15]. Для криминологов, несмотря на явственный успех кампании по борьбе с неграмотностью, эти цифры свидетельствовали о сохранявшейся отсталости среди крестьянок. Даже в 1930 году специалисты продолжали делать упор на ту же проблему: различие между уровнем образования у мужчин и женщин имело корни, уходившие в далекое прошлое, однако, как отмечал Бехтерев, «только в советской России, когда женщина наравне с мужчиной приобщается к общественной и культурной жизни страны, грамотность женщины бысто растет, благодаря чему прежняя резкая диспропорция между женской и мужской грамотностью также уменьшается» [Бехтерев 1930: 58]. Он подчеркивал, что неграмотность более характерна для женщин, проживающих в сельской местности, а также для тех, кто совершает преступления против порядка управления, личности и собственности [Бехтерев 1930: 70]. Отмечая более высокий уровень неграмотности среди совершивших преступления из этих категорий, Бехтерев подкрепляет сложившиеся представления о таких преступлениях и о совершающих их лицах как о типично «сельских». Здесь неграмотность и невежество априорно связываются с женщинами, крестьянством, преступлениями сельского типа. Деревня все еще живет старой жизнью, крестьянки сохраняют традиционное положение.

То, что криминологи делали особый акцент на обучении и просвещении преступников как на важнейшем шаге к искоренению преступности, соответствовало задачам НЭПа с его поиском альтернативных и экспериментальных путей превращения российских крестьян в советских граждан