Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930) - Шэрон Ковальски Страница 47

class="a">[238]. В рамках прогрессивной пенитенциарной политики, на всем протяжении 1920‑х годов предпринимались усилия по повышению уровня образования преступников — через использование новаторского метода их исправления без долгих тюремных сроков, с целью превращения нарушителей закона в достойных членов общества. Однако усилия эти свидетельствовали и о том, что советская власть смотрит на женщин-крестьянок сверху вниз. Подчеркивая взаимосвязь между безграмотностью, женщинами и сельской местностью, криминологи давали понять, что невежество мешает деревенским преступницам осознать суть своих действий. Только посредством просвещения и повышения «культурного уровня» и сознательности можно было заставить крестьянок задуматься над собственной отсталостью, чтобы в итоге они смогли на равных с мужчинами принять участие в строительстве советского социалистического государства.

Кампания против самогонщиков

В контексте борьбы против преступности и за грамотность, кампания против самогоноварения, развернутая в период НЭПа, служит любопытным примером пересечения географической, половой и классовой принадлежности, а также выявляет представления криминологов о городском и сельском, их взгляды на женщин и понимание понятия «класс». Подчеркивая «сельскую» сущность преступлений, связанных с самогоном, — при том что сама кампания была сосредоточена на производстве и продаже самогона в городах — и высокую степень вовлеченности женщин в эту противоправную деятельность, криминологи подтверждали преимущественно «сельскую» сущность женской преступности как таковой.

После революции большевики попытались взять под контроль избыточное, по их мнению, производство и потребление алкоголя в городах. В итоге они вновь ввели существовавшую в царские времена монополию на водку, но еще до того объявили незаконным производство самогона и поручили милиции строго за этим следить. Начиная с 1922‑го и до конца 1926 года большевики проводили масштабную кампанию, направленную против незаконного производства и продажи алкогольных напитков: в итоге этот вид преступления оказался в первых строках городской уголовной статистики и криминологического анализа[239]. Даже в выпуске «Преступного мира Москвы» за 1924 год, в исследовании, посвященном заключенным московских тюрем, помимо иных исследований «городской» преступности появилась и статья о самогонщиках[240]. Поскольку милиция сосредоточилась именно на этом правонарушении, число арестов по этой статье сильно превосходило статистику по всем другим преступлениям. А поскольку в производстве и продаже самогона часто участвовали женщины, кампания против самогонщиков вынудила очень многих из них соприкоснуться с органами поддержания общественного порядка и системой уголовного правосудия. Соответственно, то, как криминологи анализировали правонарушения, связанные с самогоноварением, помогает отследить динамику городской и сельской преступности, равно как и мужской и женской преступности, — из этого можно почерпнуть много сведений касательно отношения специалистов к женщинам, преступности, месту и классу.

В ранние годы НЭПа у советского правительства появилось множество резонов обуздать самогонщиков. Страна оправлялась после сурового голода, продовольствия не хватало, ее руководству не нравилось, что слишком много зерна расходуется на алкоголь. Действительно, по причине низких закупочных цен и высоких затрат на транспортировку крестьянам выгоднее было продавать готовый продукт, чем непереработанное зерно [Литвак 1992: 76]. Кроме того, растущий рынок алкоголя вызывал у большевиков неодобрение: они опасались, что торговля самогоном станет частью коммерческой деятельности, которая — хотя ее и терпели в годы НЭПа — предавалась анафеме в рамках их социалистических убеждений. При этом усилия свои они оправдывали интересами здравоохранения и в конце 1922 года развернули кампанию против производства и продажи алкоголя, каковые, по их мнению, приняли непомерно «большие размеры, нанося ущерб народному здоровью и вызывая бесцельное расточение и порчу хлебных и иных продовольственных продуктов»[241].

В Уголовном кодексе РСФСР от 1922 года преступления, связанные с самогоном, были включены в разряд экономических. Статья 140 гласила:

Приготовление с целью сбыта вин, водок и вообще спиртных напитков и спиртосодержащих веществ без надлежащего разрешения или свыше установленной законом крепости, а равно незаконное хранение с целью сбыта таких напитков и веществ, карается принудительными работами на срок до одного года с конфискацией части имущества[242].

К сентябрю 1922 года советским чиновникам стало ясно, что уголовные статьи, направленные против самогоноварения, не возымели почти никакого эффекта. Охота на торговцев самогоном везется слишком вяло, утверждал народный комиссар юстиции и прокурор РСФСР Д. И. Курский. Суды часто приговаривали нарушителей к условным срокам и небольшим штрафам, не имея при этом никаких основательных причин к столь мягкому наказанию. Курский рекомендовал в полную силу использовать статью 140 против виновных в самогоноварении, а уличенных повторно признавать «общественно-опасными» элементами — эта статья предполагала более строгое наказание, до трех лет высылки[243]. В ноябре 1922 года — с момента введения нового Уголовного кодекса прошло меньше полугода — на четвертом заседании XI съезда ВЦИК была принята видоизмененная редакция статьи 140, в соответствии с тем, что предлагал Курский. Согласно новой редакции, самогонщикам грозил тюремный срок не менее одного года и частичная конфискация имущества, кроме того, был добавлен отдельный параграф касательно «общественно-опасных» рецидивистов[244].

Для большевиков борьба с самогоноварением не сводилась только к конфискации имущества и аресту самогонщиков; речь шла о борьбе за внедрение нового образа жизни взамен старого и об улучшении здоровья населения[245]. Большевики были убеждены, что только неустанная борьба приведет их к победе. Комиссары юстиции (Курский) и здравоохранения (Семашко) объединили усилия и в начале июня 1923 года выпустили совместный циркуляр, согласно которому кампания по борьбе с самогоноварением должна была развернуться прежде всего «в волостях и уездных городах с тем, чтобы эти процессы могли иметь агитационное значение в крестьянской среде, где наиболее развито изготовление самогона». Руководить кампанией должны были специалисты из местных органов здравоохранения, выводя борьбу с самогоном из узких рамок залов суда на более широкую арену здравоохранения, пускай и при содействии и поддержке правосудия[246].

К 1923 году антисамогонная кампания уже была в полном разгаре. По словам Д. Князева, члена особого комитета Московского народного суда, созданного для слушания дел о самогоноварении, за первые два месяца существования комитета было разобрано 1735 дел и конфисковано имущества на 193 073 рубля [Князев 1922: 48]. По словам другого специалиста, только в 1922 году виновными по статье 140 были признаны 15 406 человек, а с 1921 по 1923 год число арестов за преступления, связанные с самогоном, выросло в РСФСР на 535% [Аронович 1924: 175; Шкляр 1923: 125][247]. Если в 1920 году только 5% дел, которые слушались в московских народных судах, были связаны с самогоном, то к 1923 году они уже составляли около 95% всех экономических преступлений [Гернет 1922а: 97; Смирнов 1924: 5]. Число лиц, привлеченных к ответственности за самогоноварение, в начале 1920‑х росло стремительнее, чем число обвиняемых