Александр Косарев - Клады Отечественной войны Страница 47

Весьма вероятно, что именно это небольшое по военным меркам происшествие значительно изменило расстановку сил и предопределило весь дальнейший ход сражения у города Красный. Отступающая от Смоленска группировка, причём самая ответственная её часть (авангард), была усилена крупным кавалерийским отрядом в самый неподходящий момент. Если бы вестфальцы (практически все безлошадные) не получили помощь польской кавалерии, то весьма вероятно, что вся армия Наполеона, и так вынужденно растянувшаяся почти на 50 километров, была бы успешно разрезана Кутузовым на две части. В том случае, если бы русские войска смогли надёжно заблокировать переправу на Лосминке, то последствия были бы куда как более серьёзные, нежели потеря нескольких повозок и какого-то количества пленных.

Давайте вернёмся в своих рассуждениях несколько назад и рассмотрим данную ситуацию более подробно. Как следует из приведённых мною выше выдержек из воспоминаний всевозможных участников тех событий, основная масса вывозимых из страны ценностей распределялась между двумя основными обозами. Первый обоз уже покинул Красный и двигался к Орше. Второй, составной обоз, охраняемый «молодой» гвардией, тащился из Корытни. Взять первый обоз было, в общем-то, нетрудно. Войска, его охранявшие, были хотя и отборны, но малочисленны. Но нападать на него было просто некому, поскольку все боеспособные части Кутузова, Платова, Давыдова, Орлова-Денисова были нацелены на основную армейскую группировку французов, в которой двигался и сам император, и второй обоз с трофеями. И конечно, для них было гораздо важнее остановить и столкнуть с дороги именно эту самую многочисленную и боеспособную группировку. Ведь в случае успеха всей затеи появлялась реальная возможность заставить армию захватчиков свернуть вправо, в сторону Маньково, а затем прижать к Днепру, причём в том месте, где не было мостов вообще, и принудить к сдаче. «Первый золотой» обоз, вестфальцев, польскую дивизию и ещё кое-какие части можно было догнать и добить впоследствии.

Но... военное счастье вообще переменчиво, и совсем небольшое запоздание наших сил не позволило осуществить сей гениальный план в полном объёме. Вот как об этом пишет сержант Бургонь, непосредственный участник сражения.

«В тот день (14 ноября) император ночевал в Корытне, а мы (“молодая” гвардия) немного позади в лесу. На другой день мы выступили раненько (понимали, что надо торопиться) направляясь в Красное, но, прежде чем войти в город, голова императорской колонны была остановлена двадцатью пятью тысячами русских, заграждавших путь. Но гренадеры и егеря сгруппировались тесными колоннами и русские отступили. Два часа спустя после стычки с русскими, в Красное прибыл император с первыми полками гвардии, нашим полком и фузилерами-егерями».

Такому успеху французов способствовало то, что Красный был недавно занят их подразделениями. Там был польский гарнизон (сильно потрепанный впоследствии), подходили вестфальцы с артиллерией, туда же прибыла и польская кавалерия, вынужденно свернувшая с окружной дороги на дорогу основную. Вымотанные длительным переходом, не выстроившиеся толком в боевой порядок русские силы были хотя и многочисленны, но совершенно небоеспособны. Количество наших войск, противодействующих французам, сильно разнится от автора к автору но, разумеется, численность их была невелика. О 25 тысячах (упомянутых Бургонем) речь, разумеется, не шла.

Решительная атака французов одновременно и с фронта и с фланга русской группировки позволила им расчистить себе путь, но не способствовала ускорению продвижения обозных колонн.

Вспоминает месье Булар, командовавший в тот период артиллерией в основной колонне. «Прибыв сюда (к Лосминскому оврагу) вечером, я тот час увидел полную невозможность перейти овраг сейчас же и поэтому отдал приказ остановиться и покормить людей и лошадей. Генерал Киржене, гвардейского инженерного корпуса, командовал моим конвоем. После трёхчасового отдыха мне донесли, что движение экипажей приостановлено, и переход через мост прекращён, так как невозможно проникнуть через скопившиеся здесь экипажи. Зная критическое положение, в котором я находился благодаря близости казаков к моему левому флангу, я решился двинуться вперёд и проложить себе дорогу силой сквозь эту беспорядочную кучу экипажей».

Естественно, ведь лёд на озерце был уже взломан утром (там три подводы утонули, помните?), а до дальней плотины добраться было совершенно невозможно. Фактически для переправь, на левый берег действительно оставался лишь один узкий мостик.

«Я отдал приказ, чтобы все мои повозки следовали бы друг за другом на самом близком расстоянии, без перерыва, чтобы не быть разъединёнными, и сам встал во главе колонны. Мои люди убирали с дороги экипажи, мешавшие нашему проходу, и опрокидывали их, медленно продвигаясь вперёд. Наконец голова колонны достигла моста, который пришлось также очистить, и пробилась через бывшее здесь заграждение. Путь был свободен, но здесь дорога шла круто вверх и земля вся обледенела. Я велел колоть лёд, взять земли с придорожных боковых рвов и набросать её на середину дороги. За час до рассвета вся моя артиллерия была уже на вершине».

Господи, как почитаешь этот отрывок, так кажется, что французы поднимались как минимум на пик Коммунизма. Но в действительности от моста (сейчас, разумеется, от него почти ничего не осталось, только огрызки сгнивших свай) до относительно ровного поля, то есть то расстояние, которое следовало пройти французским артиллеристам в гору, не превышает 250-300 метров.

Вышеупомянутый эпизод косвенным образом подтверждает нашу гипотезу. Если движение через пруд было парализовано после инцидента с одновременным затоплением трёх повозок, то, естественно, что все те экипажи, I что выдвинулись к «старой» плотине в первой половине дня, попали в своеобразную пробку. Вперёд они продвинуться не могли (взломан лёд), а развернуться и переправиться через мост тоже не было возможности, ибо со стороны Корытни прибывали всё новые и новые обозы, артиллерийские батареи, зарядные ящики, войсковые кухни и толпы пехотинцев. Неудивительно, что переправа основной колонны растянулась на двое суток.

Но посмотрите, как известие об утоплении столь весомого по значению раритета, как крест с Ивана Великого, распространялось в массе наших войск. В книге «Русская старина» за 1910 год генерал Адамович пишет, что крест, снятый с кремлёвской колокольни, потоплен в пределах Могилёвской или Минской губернии по дороге от города Орши до города Борисова. В 1862 году он, проезжая по этой дороге, заметил, что запруды на реках спущены. От своего спутника помещика Гурко он узнал причину этих масштабных работ. Тот ответил, что когда он некоторое время жил в Париже, то познакомился с бывшим министром Гино, который сообщил ему, что он был в 1812 году поручиком в армии вторжения. Гино упомянул, что на первом или втором переходе от Орши по приказу Наполеона знаменитый крест был потоплен в озере вправо от дороги. Розысками креста занялся родственник Гурко, некий Лярский. Несмотря на трату больших средств, крест не был найден.

Бывший поручик Гино был не так уж и далёк от истины. Хотя описываемое им событие произошло на втором переходе вовсе не от Орши, а от Смоленска, но слухи об утоплении креста могли распространиться по сильно растянутой французской армии, как раз ближе к Орше или прямо за ней. Причём он правильно указывает на то, что затопление произошло именно справа от дороги, и неправильно на то, что приказ исходил от Наполеона. Последняя ошибка, впрочем, вполне естественна, поскольку приказы по армии издавал именно он, а никто иной.

Значит, основные поиски сокровища велись именно там, где известие об утрате мистического церковного раритета широко распространилось от тех, кто мог быть истинным свидетелем данного эпизода. Ведь от Красного до Орши французские войска практически бежали без остановки, и болтать по дороге было просто некогда. Кстати, ведь именно тогда сведения о данном эпизоде в устном виде дошли и до М.И. Кутузова. Ведь и нашим войскам, едва поспевающим за удирающим противником, тоже было не до праздной болтовни. Следовательно, можно обоснованно предположить, что поиски на лосминской плотине даже не велись. И перекопана данная плотина была только в конце позапрошлого века, после отмены крепостного права (в 1870-1890 годах). К тому времени обломки телег и повозок наверняка были занесены плотным слоем речного ила.

Вроде бы все исследования и свидетельства убеждают нас в том, что крест (или кусок от него) был утоплен именно в речке Лосминка. Кажется, никаких сомнений быть уже не может. Масса косвенных доказательств однозначно указывает на это место. Все остальные потенциальные переправы, озерца и прудики отброшены по разным причинам. Останавливаться на них мы не будем, но поверьте, они были проверены все, и даже совершенно невероятные варианты тоже. Но как же тогда расценивать строки из мемуаров графа Хохберг-Баденского? Смотрите, что он пишет.