Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Александр Иванович Борозняк Страница 48

о превентивной войне, Фёрстер опубликовал обнаруженный им архивный документ — директиву Верховного командования вермахта от 21 июня, предназначенную отделу военной пропаганды, которому предписывалось исходить из того, что «русские наступают, изготовившись к прыжку», и поэтому-де немецкое нападение является «абсолютной военной необходимостью». Именно из этого источника, по мнению ученого, и «ведут свое происхождение все установки о превентивной войне Германии против Советского Союза»[675].

Но почему же в современной России малодостоверные и малооригинальные версии Суворова пользовались успехом? Почему «Ледокол», обвиняющий Сталина и фактически оправдывающий Гитлера, разошелся многомиллионным тиражом? Причины, видимо, состоят в том, что в обстановке глубокого кризиса российского исторического сознания мифы и схемы сталинского и постсталинского времени сравнительно легко замещаются антимифами и антисхемами. Это знак беды, беды сегодняшней, подготовленной в далеком и недалеком прошлом. Может быть, чем круче поворот от официозных версий, тем больше доверия вызывает он?

* * *

В 1980-е гг. наметился прорыв в западногерманском массовом сознании: общественность начала открывать для себя и приводить в порядок заброшенные «русские кладбища» — места успокоения советских пленных и остарбайтеров.

…Земля Северный Рейн-Вестфалия, федеральный автобан 68, на полпути между Билефельдом и Падерборном справа по ходу движения не очень заметный указатель «Военное захоронение». Здесь, в малонаселенной местности среди лесной пустоши, рядом с полигоном вермахта, с июля 1941 г. и до 2 апреля 1945 г. находился лагерь советских военнопленных шталаг-326. Близ небольшого селения Штукенброк действовал один из его филиалов, теперь же здесь находится «русское кладбище». Таких скорбных мест в Германии сотни, но слово «Штукенброк» стало не просто известным, а знаменитым, притом в необычном сочетании: «Цветы для Штукенброка». Именно такое название носит общественное движение памяти и примирения.

Готовясь к поездке в Штукенброк, я прочитал, кажется, почти все, что оказалось возможным, об этом лагере военнопленных. На десятках фотографий были воспроизведены памятники и места захоронений. Но ни я, ни сопровождавший меня немецкий друг не могли представить себе масштабов гигантского кладбища, на котором покоятся 65 тысяч наших соотечественников. Где я видел такие поля погребений? Может быть, только в Пискаревском некрополе жертв ленинградской блокады?..

Шталаг-326 был одним из самых страшных лагерей для пленных солдат и офицеров Красной армии. Осенью 1941 г. на соседнюю железнодорожную станцию день за днем прибывали эшелоны с пленными красноармейцами, Из вагонов выбрасывали тела умерших в пути, а живых пешком гнали около 10 км. Больных и раненых пристреливали. Колонну сопровождали конные повозки для погрузки трупов. На территории лагеря, окруженной пулеметными вышками, пленных регистрировали, отбирали для немедленного уничтожения евреев и политруков. Кого-то из пленных оставляли в лагере, других направляли для каторжной работы на шахтах и военных предприятиях близлежащей Рурской области. Через лагерь прошло, согласно эсэсовской статистике, почти 2 млн пленных.

Часть узников Штукенброка ютилась в переполненных бараках, а подавляющее большинство — под открытым небом или в вырытых голыми руками землянках. Вплоть до лета 1942 г. водопровод действовал только в поселке охранников лагеря. Голод, дизентерия, туберкулез и тиф буквально косили людей, ежедневно умирали 30–40 заключенных[676].

Военнопленные, измученные голодом и болезнями, совершили настоящий подвиг во имя будущего — они навек сохранили память о погибших соотечественниках. В течение 23 дней, с 7 апреля по 2 мая 1945 г., кладбище было приведено в идеальный порядок, обнесено прочной каменной оградой, обсажено березами, кленами и соснами. А главное: по проекту, разработанному квалифицированными инженерами, техниками и художниками из числа заключенных, был сооружен 10-метровый гранитный обелиск, увенчанный пятиконечной звездой и надписями на русском, английском и немецком языках: «Здесь покоятся русские солдаты, замученные в фашистском плену. Вечная память товарищам! 1941–1945». Одновременно был открыт еще один, более скромный монумент, посвященный памяти сорока двух командиров Красной армии, расстрелянных осенью 1941 г. 28 июля 1945 г. последний транспорт советских узников шталага-326 отбыл на Родину[677].

О «русском кладбище» знали только местные жители, знали и не хотели вспоминать. Ни у кого не нашлось возражений, когда в разгар холодной войны был снесен памятник пленным командирам РККА (характерно: в полном соответствии с духом холодной войны на его месте был установлен знак, напоминавший об «изгнании немцев с Востока» в 1944–1945 гг.). Но через два десятилетия после окончания войны в городах Восточной Вестфалии сформировалась группа стремившихся к познанию прошлого совестливых людей, которые представляли разные поколения и разные политические партии. Во главе этого кружка встал Генрих Дистельмайер, бывший солдат вермахта, после возвращения из американского плена ставший протестантским пастором.

Дистельмайер вспоминал: «У нас не было мандатов церковной администрации, не говоря уже о поручениях местных властей. Мы пришли сюда по собственной инициативе — небольшая группа, на которую поначалу никто не обращал внимания. Когда мы начинали расспрашивать местных жителей, нам обычно говорили: “К чему ворошить то, о чем никто уже не помнит? Оставьте мертвых в покое…” Но мы не были согласны с такой позицией, мы хотели узнать о прошлом и не дать прорасти траве забвенья… Мы хотели рассказать о том, что скрывалось за молчанием поросшей лесом пустоши»[678].

В группе Дистельмайера активно сотрудничали социал-демократы и коммунисты, католики и протестанты, либералы и профсоюзные активисты; рядом с участниками войны — представители молодого поколения. На территории «русского кладбища» были проведены реставрационные работы, установлены и зафиксированы (по-русски и по-немецки) на надгробьях имена 666 пленных, погибших в Штукенброке. Побывав здесь в 1981 г., Карл-Хайнц Янсен писал в своем репортаже: «В пересохшей пустоши поднялись обелиски с надписями на кириллице. Дмитрий, Василий, Константин, Владимир, Михаил, Максим, Павел, Петр, Игорь, Иван — имена, как будто пришедшие из романов Достоевского и Толстого. И иногда просто: Неизвестный…»[679].

Поначалу благородная акция Дистельмайера и его единомышленников не находила никакой поддержки. В первых поездках в Штукенброк, сопровождавшихся поминальной молитвой и возложением венков, участвовало всего 15–20 человек. Правительство земли Северный Рейн-Вестфалия, возглавляемое тогда ХДС, пыталось обвинить группу сторонников Дистельмайера в «антиконституционной деятельности». Но постепенно ситуация изменилась. О Штукенброке заговорила локальная и федеральная пресса.

Сформировалось общественное движение. Были установлены контакты с советскими узниками шталага-326, выпущен обстоятельный сборник их воспоминаний[680]. На территории, прилегающей к кладбищу, в первое воскресенье сентября стали проводиться массовые митинги, приуроченные к Международному антивоенному дню. В 1970 г., сразу после подписания договора об отношениях между нашими странами, в митинге впервые участвовали представители посольства СССР в Федеративной Республике и Советского комитета ветеранов войны.

В 1980 г. главной фигурой мероприятий, проведенных движением «Цветы для Штукенброка» был популярный в