Олег Гордиевский - КГБ Страница 5

«Дорогой коллега Олег.

Не верьте ничему обо мне, что увидите в печати!

Ким Филби»

Взгляды Гордиевского на Филби сильно отличались от того славного образа, который КГБ настойчиво насаждал в печати. Приехав в 1977 году в отпуск в Москву, Гордиевский прослушал первое публичное выступление Филби в Центре перед аудиторией человек в триста. Филби говорил по-английски и начал свою речь так: «Этот год особенный. Мы не только отмечаем шестидесятую годовщину Великой Октябрьской революции, но и пятидесятую годовщину Советской федерации футбола.» В ответ раздались два взрыва смеха, сначала от тех, кто понимал по-английски, а потом от остальных, слушавших перевод. Разоружив таким образом аудиторию, Филби принялся за тонкую, но очень язвительную критику КГБ, который нечутко обошелся с ним в Москве, где он находился уже 14 лет. «За годы работы мне приходилось бывать в штаб-квартирах нескольких крупнейших разведок мира. И вот, после четырнадцати лет пребывания в Москве, я наконец сегодня посетил и вашу.»

Во время своих эпизодических встреч с западными журналистами Филби изредка сетовал на КГБ за невнимание к его способностям, но никогда по-настоящему не раскрывал того, как больно его это пренебрежение ранит. Напротив, ему хотелось создать впечатление, что он крупная фигура в КГБ и имеет солидное звание. За несколько месяцев до смерти, в своем последнем интервью Филлипу Найтли, он подтвердил слух о том, что ко времени своего приезда в Москву он уже имел звание полковника. Однако когда Найтли чуть позже спросил его, дослужился ли он с тех пор до генерала, Филби дал уклончивый ответ. «Строго говоря, — сказал он, — в КГБ военных званий нет, но я пользуюсь генеральскими привилегиями.» Филби прекрасно знал, что военные звания в КГБ есть (Гордиевский, к примеру, был полковником к моменту своего побега), да и генералов там тоже хватает. Но к глубокому своему огорчению, и до конца жизни Филби не поднялся выше ранга «агента», хотя и был вполне обеспечен. Когда в январе 1963 года он появился в Москве, то был уверен, что получит высокое назначение в Центре, но скоро с горечью убедился, что, несмотря ни на какие заслуги, западным агентам никогда не присваивали офицерского звания КГБ. Как и Филби, все они оставались просто агентами. Так что до самой смерти, которая наступила в 1988 году, званием Филби оставалось лишь его кодовое имя — агент Том.

Слишком поздно Филби понял, что КГБ никогда до конца не доверяет западным агентам. Когда он приехал в Москву, то его близкий друг Гай Берджесс, на чью эксцентричную личную жизнь так досадовал и КГБ и, чуть раньше, британский МИД, совсем спился. Несмотря на свои настойчивые просьбы, Филби так и не разрешили повидаться с другом при жизни. Берджесс умер в августе 1963 года. Берджесс завещал Филби свою библиотеку, зимние пальто, кое-какую мебель да две тысячи фунтов. За самим Филби очень внимательно приглядывали во время его поездок в соцстраны. Когда он собрался на Кубу, то его отправили морем специально для того, чтобы исключить малейшую возможность побега через транзитный зал в аэропорту. В первые годы своего пребывания в Москве Филби удавалось забыть о разочаровании в череде постоянных допросов, подробных описаний каждого работника британской разведслужбы, с которыми Филби общался, или любой операции, с которой тот соприкасался, хотя бы косвенно. Все это накладывалось на постоянную текучку. Кроме того, Филби предложили помочь в написании мемуаров лучшего из советских нелегалов в послевоенной Великобритании, Конона Молодыя (он же Гордон Лонсдейл), вышедших на Западе в 1965 году, и подготовить собственные пропагандистские мемуары, которые после долгих раздумий Центр все же решился опубликовать в 1969 году. Чтобы хоть как-то утешить Филби за отсутствие звездочек на погонах, ему россыпью отвалили разных значков и наград от спецслужб стран советского блока, начав с ордена Ленина в 1965 году. Как он потом похвастался Найтли, это соответствовало присвоению рыцарства в советском варианте. «Конечно, и рыцарства бывают разные, но орден Ленина соответствует одному из лучших,» — заметил Филби.

Все же, когда период его допросов и интервью подошел к концу в 1967 году, Филби впал в глубокую депрессию, считая, что КГБ не оценил его колоссального потенциала и способностей. С личной жизнью у него тоже не ладилось. Приехав в Москву, он завязал дружбу с Дональдом Маклином, которого после Кембриджа видел всего пару раз и раньше почти не знал. Дружба эта кончилась в 1965 году, когда Филби оставила третья жена, а ее место заняла Мелинда Маклин. Все же через год и эта семейная лодка дала сильную течь. У Филби начались запои, во время которых он шатался по всей России и полностью терял представление о времени и пространстве. В отличие от Маклина, который пьянством загнал себя в могилу (хотя и не так быстро, как Берджесс), Филби спасла от неизбежного конца Руфа, «женщина, которую я ждал всю жизнь». Они поженились в 1971 году.

Контакты с Филби лишь убедили Гордиевского в принятом решении работать на Запад. Филби тщетно пытался убедить самого себя, что, глядя из окон своей московской квартиры, он может разглядеть прочный фундамент будущего, краешек которого он увидал в Кембридже, как он позже писал в своих мемуарах. Для Гордиевского же, напротив, пропасть между мифом о справедливом советском общественном устройстве, который так вдохновил выпускника Кембриджа Филби, и мрачной застойной реальностью брежневской России перейти было невозможно. Да и сам Филби иногда ощущал глубину этой пропасти. Когда он метал стрелы в советскую систему, офицеры КГБ обычно отвечали: «Ну а я-то тут при чем?», чем вызывали взрыв негодования. «Не при чем? Каждый советский человек при чем! Вы все тут при чем!» — кипятился Филби.

Хотя Центр и стремился к рекламе карьеры Филби на Западе, он неодобрительно отнесся к разглашению в 1979 году имени четвертого члена «великолепной пятерки» — Энтони Бланта. В восьмидесятые годы КГБ с большой опаской следил за шумной охотой на пятого члена группы по целой веренице ложных следов. Целые стопки бестселлеров повествовали о вымышленных и истинных советских агентах. Жертвами ложного обвинения в шпионаже стали Фрэнк Берч, Сефтон Делмер, Эндрю Гау, сэр Роджер Холлис, Гай Лидделл, Грэм Митчелл и Артур Пигу — все они к тому времени скончались. Обвинения коснулись и сэра Рудольфа Пейерлса, который, как думали, тоже скончался. Однако он был жив и достаточно бодр, чтобы подать в суд и выиграть дело о клевете. Не обошли вниманием и лорда Ротшильда, но прямых обвинений против него не выдвигали, опасаясь еще одного судебного дела. Так и умер он в 1990 году, пав жертвой колких намеков и сплетен. Д-р Уилфред Манн в суд на клеветников не подал, но ему пришлось опубликовать убедительное объяснение, чтобы смыть с себя пятно подозрения. К концу 80-х гг. охота на пятого члена группы стала напоминать тщетные поиски чаши Грааля Монти Питоном.

Если бы КГБ не был так привержен своей теории заговоров, он, может быть, с радостью наблюдал бы сумятицу, которую вызвала газетная кампания по поискам пятого члена «пятерки», и тот ущерб, который она нанесла репутации МИ5. Увы, службу безопасности Великобритании быстро окрестили заграничным филиалом КГБ. В самом же КГБ шумихе не радовались и считали ее каким-то дьявольским планом британской разведки. В 1981 году Гордиевский только перешел в Британский сектор Третьего отдела, когда на страницах английской прессы замелькали аршинные заголовки о разоблачении Чэпмэном Пинчером «пятого». Это был не кто иной, утверждал Пинчер, как сэр Роджер Холлис, генеральный директор МИ5 с 1956 по 1965 год.

К тому времени Гордиевский уже знал настоящего пятого члена группы, покопавшись в материалах для официальной истории ПГУ 1980 года. Тем не менее после обвинения в шпионаже Холлиса он много часов беседовал о нем с Иваном Александровичем Шишкиным, начальником факультета № 2 (контрразведка) в учебном центре ПГУ института им. Андропова. Шишкин был одним из лучших специалистов по Великобритании в ПГУ, служил в Лондоне заместителем резидента и там же руководил линией КР (контрразведка) с 1966 по 1970 г.

Шишкин упорно утверждал, что в обвинениях против Холлиса нет ни слова правды. Один из друзей Гордиевского в Центре, начальник сектора в Третьем отделе Альберт Козлов, также занимался делом Холлиса и назвал все обвинения против него чушью. В 1984 году пресса снова вытащила дело Холлиса, когда в телевизионном интервью против него выступил Питер Райт, отставной сотрудник МИ5, помешанный на заговорах, который тремя годами ранее и дал Чэпмэну Пинчеру основной материал для своих заявлений. В то время Гордиевский приехал в Москву в отпуск из Лондона и прочитал телеграмму КГБ о заявлении Райта во время своей встречи с начальником Британского сектора Игорем Викторовичем Титовым, который ранее занимался политической разведкой в Лондоне и был там заместителем резидента, пока год назад его не выставили из Великобритании. «Сущий бред, — сказал тогда Титов. — Но за всем этим кроется какая-то внутренняя интрига.» Дмитрий Андреевич Светанко, консультант и заместитель начальника Третьего отдела ПГУ, сказал то же самое.