Джавад Тарджеманов - Серебряная подкова Страница 5

В середине февраля меньшому, Алеше, исполнилось семь лет. Чтобы осуществить наказ покойного Сергея Степановича, Прасковья Александровна решила отправиться в Казань и устроить сыновей в гимназию. Для детей разночинцев добиться приема в гимназию, единственную тогда на весь огромный край от Поволжья до Сибири, было трудно. Сюда приезжали отовсюду, из отдаленных уголков страны, главным образом дети обеспеченных знатных родителей, а детям разночинцев устраивали особо строгие экзамены. Однако она решилась.

...И вот, погруженная в свои воспоминания, приближалась Прасковья Александровна к заветному городу. Резкий удар кнута по лошадиным спинам вернул ее к действительности. Вниз, по склону, тарантас покатился быстрее. Запрыгали узелки, дорожные корзинки с поклажей.

- Доехали! Слава те, господи! - радостно воскликнул кучер.

Лес кончился, и уже хорошо стала видна Казань. Белые дома блестели в ярких лучах солнца, между ними выделялись тонкие высокие минареты мечетей и пузатые купола церквей. Однако до городской заставы оставалось еще несколько верст.

- Маменька, - взмолился Коля, - больше не могу сидеть спиной к городу. Пусти меня туда, на козлы, чтобы лучше видеть. Можно?

- Можно, можно, - разрешила мать. - Но только не свались.

Коля мигом очутился рядом с кучером.

- Эх вы, милые, пошевеливайтесь!.. - крикнул тот на лошадей и, звонко щелкнув кнутом, похвалился: - Эх, махнули! Какие послушные...

Лошади, почуяв близкий отдых и кормежку, сами перешли на легкую рысь. Приказчик не останавливал кучера:

здесь, под самой Казанью, можно было без опасения опередить обоз.

Прасковья Александровна тоже обрадовалась близкому окончанию трудного пути, но сердце ее учащенно забилось:

что ждет ее сыновей в Казани, чем встретит их этот сверкающий под солнцем долгожданный город?

Небольшой дорожный столб возвестил: до Казани осталась одна верста. Впереди на левом прибрежном взгорье Казанки, на самой вершине, уже хорошо видны зубчатые стены кремля с высокими башнями по углам и белокаменные палаты около самой высокой башни Сююмбики... Наполовину скрытые деревьями, окна в предзакатных лучах солнца играли всеми цветами радуги. Город выглядел прекрасным, почти сказочным.

Лошади бежали уже по земляной дамбе, с двух сторон которой стояли коротенькие столбики, словно какой-то волшебник-землемер нарочно понатыкал вехи. Коля следил за их убегающими параллельными рядами; ему казалось, что они ведут его, куда-то указывают путь. Но куда? Конечно же в гимназию, ради которой и проделана вся трудная дорога.

Когда же столбики убежали назад, перед Колей в его воображении опять возникла эта манящая, таинственная гимназия. Вот он входит в большой светлый зал. Там, в глубине, - длинный стол, а за ним - учителя, много учителей, все в черных сюртуках, седобородые. И сразу начинают спрашивать его, экзаменовать по всем предметам.

А что, если выслушают его и скажут: "К сожалению, вас нельзя принять. Вы мало знаете..." Какой позор! Что скажет маменька? И Сергей Степанович, если бы тот был жив?

Он говорил: "Когда поступите в гимназию, передайте ей в дар мои землемерную цепь и эккер. Там есть, конечно, и свои инструменты, но мне приятно думать, что на занятиях вы будете пользоваться моими..." Они везут их, эти завещанные дядей инструменты, в своем багажнике.

Тарантас тем временем уже проехал дамбу, за которой показались дровяные склады, большие кучи соли, шкур, торговые лабазы, а чуть поодаль - грязные улицы.

Кругом стоял тяжелый смрад от смешанных запахов кожи, рыбы, дегтя и мыла. Где-то вблизи, в переулке, по неровному булыжнику грохотала старая телега. Колеса ее так нудно скрипели, что хотелось уши заткнуть. Кто-то протяжно кричал: "Воды кому, воды ка-ба-а-ан-ной". К этому голосу присоединился другой, тонкий и сиплый: "Эй, ребятишки, дам вам по пышке, цена - не индейка, всего полкопейки!" Везде - кучи золы, битые горшки, тряпье.

И здесь, как в Нижнем, весь мусор выкидывали на дорогу.

Миновав заставу, где когда-то, еще до пугачевского пожара, стояла триумфальная арка, построенная в честь приезда Екатерины Второй в Казань, тарантас выехал на Триумфальную улицу. Из-за высоких глухих заборов, откуда слышался басовитый лай цепных собак, показались карнизы домов с красными крутыми крышами. Расторопные приказчики побрякивали связками ключей возле больших лабазов и амбаров с пудовыми замками; толстые купчихи пронзительно кричали, выглядывая из деревянных лавчонок; деловые татары с острыми бородками, в каракулевых шапках и узких бешметах, в кожаных ичигах и калошах живо тараторили посредине улицы. Около большой церкви косматые нищие, тряся лохмотьями, жалобно причитали:

- Подайте на хлеб, христа ради!

Неожиданно из-за угла показалась большая группа этапников. Шли они понурые, под конвоем к главной крепости, чтобы оттуда начать слезный путь в суровые края Сибири. Впереди них рядом с тощей, заморенной клячей семенил ногами татарин-водовоз. Он подгонял свою лошадку вожжами, кнутом и даже кулаком, но та, пробежав с десяток сажен, остановилась.

- Эй! 0-с-свободи дорогу! - заорал хриплым голосом конвойный...

- Вот она, Казань! - проговорил Саша испуганно.

- Это еще не город, а пригород, сыпок. Дворянская Казань вона где! объяснил кучер, указывая рукой на гору, где виднелись великолепные белокаменные особняки. - Там улицы просторные, с торцовыми шашками...

- А это что же на цепях над речкой? Мост, видать? - спросила Прасковья Александровна.

- Это не речка, - включился в разговор приказчик. - Древний канал Булак. Еще при татарском ханстве прорытый в середине города, чтобы соединить озера Кабан с Казанкой. А мост через него подъемный. Днем по нему ходят, а ночью поднимают - суда пропускают с Волги. Мой хозяин его выстроил. Купец-то не простой - оптовую торговлю ведет по всей России. Сапожный товар и холст поставляет всему войску. Амбары тут, видите, каменные? Все жарковские, наши...

Кучер натянул вожжи. Лошади остановились у железных кованых ворот каменного дома, крайнего на левой набережной Булака.

- Вот я и доехал, - весело сказал приказчик. - Степан, довезешь барыню с детьми на Лядскую, куда им требуется.

Прасковья Александровна поблагодарила попутчика и простилась. Тот пожелал ей успеха. Мальчики еле дождались конца их разговора - так не терпелось им отправиться дальше. Усталые лошади неохотно тронулись от знакомых ворот, и путники, переехав деревянный мост через Булак, пересекли нарядную Проломную улицу. По крутому кремлевскому съезду лошади с трудом втащили тяжелый тарантас на главную городскую площадь перед Спасской башней. Здесь когда-то всенародно читались царские указы, вершились над виновными суд и расправа. Но сейчас тут встречались только гуляющие пары.

На углу этой площади, в начале Воскресенской улицы, достраивалось громадное здание - гостиный двор. Напротив него красовался дворец богача Дряблова, известного фабриканта, о котором так много рассказывал покойный Сергей Степанович. В его дворце, говорил он, в 1767 году остановилась Екатерина Вторая. Царице так понравилась Казань, что после она писала: "Сей город, бесспорно, после Москвы в России первый..."

- Смотри! - тихо сказал удивленный Саша, потянув Колю за рукав.

Мимо них пара лихих рысаков мчала карету, блестевшую золотом и лаком. Спины лошадей были покрыты голубой сеткой, их копыта мягко цокали по торцовой мостовой.

Два нарядных лакея стояли на запятках роскошной кареты, держась руками за блестевшие поручни.

- А гимназия ваша - во-он там, - показал кнутом кучер в конец Воскресенской улицы.

Мальчики повернули головы направо, ш там увидели два длинных ряда красивых зданий.

- Такая большая? - спросил удивленный Алеша.

- Потом узнаем, теперь уже скоро, - сообщил Саша. - Кучер, наверно, и сам не знает.

Коля поднялся в тарантасе и, придерживаясь рукой за козлы, молча смотрел на сливающиеся вдали здания.

На Спасской башне кремля часы пробили четыре.

Тарантас проехал через площадь и свернул по узкой улице к Черному озеру, вдоль которого были разбросаны маленькие дощатые лавочки. Это был Житный торг. Тут продавались овощи, мука, печеный хлеб, калачи. Между возами, заполненными фруктами, шныряли босоногие мальчишки в рваной одежде. Они подбирали просыпавшиеся на дороге яблоки, а если подводчик зазевается, прорезали мешки.

Внизу откоса, на берегу озера, стояло несколько ветхих лачужек. В них проворные старухи варили пельмени, пекли горячие блины, готовили студень и прочие кушанья. Тут же под открытым небом, расположившись на скамьях, за дощатыми столами, врытыми в землю, столующиеся уплетали варево из глиняных чашек. Пахло кухонным чадом.

Поодаль бойко торговали кумачом, галантереей, мылом, духами. Цирюльники, щелкая большими ножницами, зазывали народ в свои палатки. Желающего стричься тут же сажали на полено, стоящее торчком, и, надев на голову горшок, подравнивали концы торчавших из-под него волос.