Юлиан Семенов - Лицом к лицу Страница 50

- Я беседовал с Вольфом...

- С каким?

- С Карлом Вольфом.

- Ах, это который работал у Гиммлера? Совершенно напрасно он - убежденный нацист, до сей поры уверен, что, если бы не предательство генералов, Гитлер бы выиграл войну. Ни минуты не сомневаюсь, что он вам лгал, даже если и помнит что-либо.

- А Шольц? Такая фамилия вам говорит что-нибудь?

- Конечно. Он руководил изобразительным искусством в министерстве пропаганды у Геббельса. Он жив, вы знаете? Недавно выпустил книгу о живописи третьего рейха. Я могу помочь вам найти его адрес, но не вздумайте выходить с ним на контакт!

- Зачем же мне тогда его адрес, господин Шпеер?

- Нужно найти какого-нибудь бывшего военного, обязательно консерватора, но не национал-социалиста. И пусть бы этот консерватор стал ныне пацифистом, но помалкивал об этом. И пусть бы он писал книгу. Или статью для журнала. С таким человеком Шольц может решиться на разговор. С русским - никогда. И с левым тоже не станет, пусть даже этот левый будет из самой аристократической семьи Мюнхена...

- А с людьми, подобными вам? Будет Шольц говорить? Или откажется?

Шпеер не ответил, снова вышел; вернулся с большим мельхиоровым блюдом. На нем лежали письма и телеграммы:

- Это проклятия, которые мне присылают истинные солдаты фюрера.

Я посмотрел некоторые письма: они были злобны, грубы, хотя в высшей мере грамотны.

- Если вы почитаете документы о подземных штольнях, может быть, вам будет легче вспомнить? Штайна интересует любая мелочь...

- Покажите, - сказал Шпеер.

Он внимательно пролистал документы, покачал головою:

- Нет. Я могу что-то вспомнить, связанное с военным производством... Картинами занимался Розенберг.

Он снова вышел, вернулся с папками, начал перебирать бумаги.

...Документы, которыми начал оперировать Альберт Шпеер, были, бесспорно, интересны. Значительная часть связана с показаниями генерала Утикаля. Но ведь многие его показания заведомо ложны; теперь-то мне совершенно ясно, что ни один из людей Гиммлера и Геринга, не говоря уже о Бормане, не открыл ни единого секрета, связанного с "прерогативой фюрера".

- Но Гитлер, - сказал Шпеер задумчиво, - не мечтал о личной коллекции, как Геринг... Я хочу отметить это справедливости ради.

- Но ради того, чтобы открыть музей в Линце, он грабил Европу, не так ли?

Шпееру, архитектору по образованию, рисовальщику, конечно же трудно отвечать на этот вопрос, я не тороплю его, я - жду.

- Да, с вашей формулировкой нельзя не согласиться, - ответил он наконец. К сожалению, было так, как говорите вы. Я помню кое-какие детали, но ведь это - не документы, так что вряд ли они вам пригодятся...

- Кто знает. Очень может быть, что в крошечной детали и заложен тот микрослед, который может вывести к макрорезультату.

- Довод, - усмехнулся Шпеер. - Имя Поссе вам говорит что-либо?

- Какого вы имеете в виду?

- Директора Дрезденской галереи.

- Говорит о многом.

- Видите ли, сначала ведь Гитлер сам занимался сбором коллекции и для своего музея в Линце и для музеев в Кенигсберге и Берлине. У него была разветвленная цепь "дилеров", то есть перепродавцов картин... Он получал каталоги, исследовал их, а потом задействовал своих фотографов, прежде всего Генриха Хоффмана, инструктировал их лично, отправляя отыскивать картины для Линца... Ханс Ланге, один из ведущих берлинских аукционеров, как-то сказал мне о том, как эмиссары Гитлера бились за одну и ту же картину, "бесстрашно" набавляя цену... Когда Гитлер узнал об этом, он и пригласил профессора Поссе стать его личным "скупщиком". Потом к этому делу подключился принц фон Гессен, но после покушения Штауфенберга или даже раньше, в день ареста Муссолини, фюрер пригласил его к себе в ставку вместе с женою, а оттуда перевел в концлагерь... Такое тоже бывало в ту пору... Кстати, вы спрашивали меня о том, как соблюдалась секретность в вопросах, связанных с вывозом ценностей... Конкретно сказать не могу, но помню, что даже мероприятия по созданию "мемориала победы", задуманного фюрером на площади Адольфа Гитлера в Берлине, были закамуфлированы кодовым обозначением "военная программа по инспекции водного и железнодорожного транспорта"... Теперь вот что может вам пригодиться... В самом начале, когда только Гитлер выдвинул программу создания своего музея, между его дельцами и дельцами Геринга шла прямо-таки необъявленная война. Гитлер издал приказ, вы правы, направленный против Геринга, когда "разложил по полочкам", кому какими картинами и скульптурами надлежало заниматься. И начиная с сорок первого года лишь к Гитлеру, в Оберзальцберг, начали привозить каталоги картин с фотографиями. Эти каталоги были переплетены в мягкую коричневую кожу; если обнаружите коричневую кожаную папку - ищите следы к фюреру... Ну а что касается коллекции Геринга, то это, конечно, был открытый гангстеризм... Его замок Каринхалле был сплошь увешан картинами вывезенными из многих стран Европы. Причем картины были развешаны чуть что не с потолка и до пола... Никто, кроме Геринга, его штабных офицеров и гостей, не мог любоваться шедеврами мастеров Возрождения - вход в замок охраняла личная гвардия рейхсмаршала... Как-то в середине войны Геринг, смеясь, сказал мне: "Я продал свою коллекцию живописи гауляйтерам: они уплатили мне во много раз больше, чем я в свое время истратил на устройство своего домашнего музея..." Как-то после долгого роскошного обеда он поднялся из-за стола, пригласил меня в подземелье Каринхалле и показал невероятные ценности: уникальнейший алтарь из Южного Тироля, вывезенный из музея Муссолини и подаренный "второму человеку рейха"; там, в подвале, он хранил бесценные полотна из музея Неаполя - все экспонаты были вывезены оттуда войсками СС, перед тем как в город вошли американцы... Рядом с картинами великих итальянских художников в его подвале хранились ящики с концентрированными французскими супами, парфюмерией из Парижа, коллекциями бриллиантов...

- А что можно считать следом к сокровищам Геринга? Какие-то особые папки, специальные ящики, портфели?

Шпеер пожал плечами:

- Мне кажется, что коллекция рейхсмаршала была собрана по законам мафии, где главным законом является старая заповедь: "Никаких следов!"

- А когда крах был близок, когда нужно было прятать ценности, неужели и тогда никаких следов не оставляли? Может быть, именно в эти последние месяцы и можно проследить цепь перемещения культурных сокровищ?

Шпеер долго не отвечал на мой вопрос, потом, словно бы взвешивая каждое слово, начал размышлять вслух:

- В нюрнбергской тюрьме Геринг неоднократно говорил нам, что его неминуемо казнят союзники, но что через пятьдесят лет благодарные немцы непременно перенесут его прах в золотой гроб и установят в пантеоне... То есть, следовательно, он мечтал о том, чтобы сохранилась память о нем и его времени... Следовательно, уже накануне краха он должен был озаботить себя проблемой будущего: куда спрятать личные документы, картины, книги, оружие, коллекции... Да, это - версия... Но, с другой стороны, я помню заседание в ставке фюрера, это было, мне кажется, в середине марта сорок пятого года, когда Гитлер продиктовал Кейтелю проект приказа: все немцы, которым угрожает оккупация, должны быть эвакуированы - пусть даже силой. Кто-то из генералов заметил, что для эвакуации нужны вагоны, нужны функционирующие железные дорога, нужен уголь... Гитлер прервал генерала: "Пусть их гонят пешком!" Генерал - я забыл, кто это был тогда, - тем не менее рискнул отстаивать свою точку зрения, ведь надвигался крах, люди стали смелее, не хотели тонуть скопом... Он сказал, что и гнать-то людей нет возможности: их надобно кормить во время этапа, а запасов продовольствия нет в рейхе. Фюрер просто-напросто прервал его, повернулся к фельдмаршалу Кейтелю, начал диктовать ему приказ о насильственном угоне немцев в глубь страны, имея в виду в первую очередь горы Тюрингии... Через несколько дней он пригласил меня к себе, чтобы ответить на мой меморандум: я рискнул - впервые в жизни, работая бок о бок с ним, написать всю правду о крахе нашей экономики... Я ждал самого худшего, но он повел себя очень странно. Он сказал, что я не имею права никому говорить правды о надвигающемся конце, никому... А потом закончил: "Если война проиграна, то нечего думать о будущем страны, а тем более о будущем немецкого народа. Он должен исчезнуть с лица земли... Мы должны помочь процессу, пока это в наших силах..." Думаете ли вы, что Гитлер думал о сохранении экспонатов для "музея фюрера" в Линце? Или военного музея в Кенигсберге или Берлине? Вряд ли... Я помню, как он рассказывал мне о церемонии предстоящего самоубийства, как он намерен застрелить свою собаку, как он сказал, что "фройляйн Браун намерена остаться со мною", как он посмотрел на меня: не примкну ли и я... Нет, он р а з в а л и л с я, он не мог думать о будущем...

- А Борман?

Шпеер ответил без колебаний:

- Этот - мог...