История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2 - Луи Адольф Тьер Страница 50

ими он доверил генерал Буксгевдену, тому самому, который выказал свою некомпетентность в Аустерлице и еще более разительным образом – в войне со Швецией. Ему дали превосходные войска и хороших помощников, а именно героического и неутомимого Багратиона, который по окончании одной войны захотел поучаствовать в другой. Наполеон торопил их начать зимой, в морозы, дабы они могли без труда пересекать по льду озера, которыми усеяна Финляндия. Этот край защищал доблестный шведский офицер генерал Клингспорр, с 15 тысячами человек крепких регулярных войск и 4–5 тысячами ополченцев. Если бы шведское правительство, проявив больше внимания к полученным предупреждениям, приняло меры предосторожности и направило туда все свои силы, оно смогло бы с преимуществом побороться за эту ценную провинцию. Но Швеция оставила там слишком мало войск, и притом войск слишком неподготовленных, чтобы они могли оказать действенное сопротивление. Русские, в свою очередь, атаковали в соответствии с весьма дурно задуманным планом, который свидетельствовал о глубочайшей некомпетентности их главнокомандующего.

От Выборга до Або и от Або до Улеаборга Финляндия образует треугольник, две стороны которого омываются Финским и Ботническим заливами, а третья сторона образует русскую границу. Здравый смысл подсказывал, что действовать нужно со стороны русской границы, то есть через Савонию, потому что это была самая короткая и наименее защищенная линия. Шведы располагались на побережье Финского и Ботнического заливов и были рассредоточены в портах. Если бы вместо того, чтобы двигаться вдоль побережья, отбивая его у шведов, русские выдвинули колонну в 15 тысяч человек между Выборгом и Улеаборгом, послав к побережью другую колонну в 10 тысяч человек, чтобы по мере отхода шведов занимать его и блокировать крепости, они прибыли бы к Улеаборгу раньше шведов и захватили бы не только Финляндию, но и самого генерала Клингспорра с его маленькой армией. Но они двигались вдоль побережья тремя колоннами под командованием генералов Горчакова, Тучкова и Багратиона, тесня перед собой шведов, которые защищались с такой же силой, с какой их атаковали. В то время как две колонны двигались на Тавастехус, левая колонна, дойдя до Свеаборга, предприняла блокаду этой крупной морской крепости, которая состояла из нескольких укрепленных островов и которую оборонял старый адмирал Кронстедт с 7 тысячами человек. Центральная и правая колонны двинулись от Тавастехуса к Або, пройдя вдоль Финского залива. Генерал Багратион был оставлен в Або, а генерал Тучков выдвинулся к Ботническому заливу. Одна слабая колонна была направлена на главную линию, идущую от Выборга до Улеаборга. Захватив, но не покорив страну, русские предприняли осаду крепостей побережья, в том числе и Свеаборга, чрезвычайно облегчаемую морозом.

Почти месяц понадобился на этот поход, который был лишь началом войны с Финляндией, месяц, употребленный русскими дипломатами на обсуждение раздела Востока. Узнав о вторжении, шведский король позволил себе поступок, который уже был не в ходу даже в Турции: он приказал арестовать русского посла Алопеуса, вместо того чтобы ограничиться его высылкой, что возбудило негодование всего дипломатического корпуса, присутствовавшего в Стокгольме. Александр с достоинством ответил на этот странный поступок: он с бесконечными знаками почтения отпустил Стединга, посла Швеции в Санкт-Петербурге, уважаемого всеми старика, но отомстил иначе и более искусно. Воспользовавшись случаем, он провозгласил присоединение Финляндии к Российской империи. Это завоевание стало единственным результатом великих планов Тильзита, но и его одного хватило для оправдания политики, которой следовал в ту минуту император Александр: оно доказало, что Россия может побеждать лишь при содействии Франции.

Несмотря на показное пренебрежение русских к завоеванию Финляндии, сам факт, казавшийся свершившимся, хотя оставалось пролить еще немало крови, произвел в Санкт-Петербурге глубокое впечатление. Было отмечено, что тогда как на службе у Англии терпели лишь поражения, после нескольких месяцев дружбы с Францией приобрели важную провинцию, правда, невозделанную и малонаселенную, но замечательно расположенную; начали надеяться, что политика французского альянса сможет стать весьма плодотворной. Император и его министр сияли. Их обычные оппоненты Чарторижский и Новосильцев выказывали уже меньше пренебрежения и горечи в своей критике. Столичное общество засвидетельствовало свое удовлетворение Коленкуру новыми знаками уважения, адресованными не только его особе, но и его правительству.

Узнав о вторжении в Этрурию и Португалию и о движении войск к Риму и Мадриду, император и Румянцев не усомнились, что причины этих движений весьма серьезны, но говорили о них со странным легкомыслием и без видимой озабоченности. Коленкур, в точности сообщавший своему господину о настроениях русского двора, доложил об этом Наполеону с присущей ему правдивостью. Излагая пожелания России, он выражал уверенность, что в настоящем она вполне удовлетворена и можно заставить ее пожить некоторое время надеждами.

Наполеон же полагал, что его согласие на открытое обсуждение раздела Турецкой империи и вторжение в Финляндию предоставят воображению русской нации и ее государя достаточно пищи на многие месяцы и что в этот промежуток времени он сможет приступить к осуществлению своих планов на Западе.

Мы уже знаем, каковы были эти планы. Они состояли в постепенном запугивании испанского двора с целью принудить его к бегству по примеру дома Браганса. Войска были готовы. Генерал Дюпон с 25 тысячами человек находился на дороге Вальядолида, а одна из его дивизий в Сеговии направилась на Мадрид. Маршал Монсей с 30 тысячами находился между Бургосом и Арандой, прямо на пути к Мадриду. Генерал Дюэм с 7–8 тысячами человек двигался на Барселону. Дивизия в три тысячи человек двигалась через Сен-Жан-Пье-де-Пор на Памплону. Другая дивизия, состоявшая из четвертых батальонов пяти резервных легионов, должна была подкрепить первую. Пехотный резерв составлялся в Орлеане, кавалерийский – в Пуатье. Эти силы включали примерно 80 тысяч молодых солдат, никогда не бывавших в бою, но исполненных боевого духа, воодушевлявшего в те времена французские войска.

Армии требовался главнокомандующий. И Наполеон выбрал для столь важной политической миссии весьма нескромного главнокомандующего, но поставил его в положение, делавшее всякую нескромность невозможной. Главнокомандующим стал Мюрат, по-прежнему недовольный тем, что он всего лишь великий герцог, и сгоравший от нетерпения стать где-нибудь королем. Он принимал участие в итальянской, австрийской, прусской и польской кампаниях и способствовал возведению тронов в Неаполе, Флоренции, Милане, Гааге, Касселе и Варшаве, но не получил ни одного из этих тронов для себя. Более всего сожалея о польском троне, теперь он был жаден до любой войны, которая предоставила бы ему новые шансы на царствование. Иберийский полуостров, где опустел португальский трон и зашатался трон испанский, стал для него страной грез, как некогда Мексика и Перу – для испанских авантюристов. И если нужно было ускорить падение несчастного Карла IV каким-нибудь окольным и неблаговидным способом, Мюрат в его стремлении к