Олег Смыслов - Асы против асов. В борьбе за господство Страница 51

6

Глядя на молодое пополнение летчиков, А. И. Покрышкин был уверен, что, несмотря на трудное положение в полку, пускать их в бой нельзя. «Нужна специальная предварительная подготовка. Иначе это равносильно тому, чтобы бросить в воду не умеющего плавать. Надо научить каждого молодого летчика пилотировать так, чтобы он психологически сжился со своим самолетом, уверенно чувствовал себя в бою. Важно также освоить тактику ведения боя с наземным и воздушным противником, передать им приобретенный нами боевой опыт», — думал он. Но о какой подготовке летчиков могла идти речь, когда в 1941 г. авиашколы и училища перебазировались на расстояния в тысячи километров, бросая на местах налаженную с годами учебно-материальную базу. На новых местах их ожидали чаще бараки, палатки и землянки. Кроме того, курсанты после или вместо напряженной учебы нередко занимались строительством и ремонтом зданий, аэродромов, заготовкой и доставкой дров и т.д. От этого потери драгоценного учебного времени достигали 15 %. Второй трудностью в первый год войны стал некомплект постоянного состава, и самое главное — инструкторов. Так, на базе учебных заведений ВВС были созданы 142 авиаполка и 21 эскадрилья, на укомплектование которых было передано 3452 летчика-инструктора, 1757 техников, 1980 других специалистов. По этой причине некомплект инструкторов и преподавателей в вузах ВВС достигал 30 %.

Следующей трудностью для них стало изъятие почти всех исправных самолетов осенью и зимой 1941 г. Взамен не было дано ничего. Только в 1943 г. благодаря росту количества самолетного парка учебно-материальная база летных вузов ВВС стала значительно пополняться и подходить к уровню, вскоре обеспечившему беспрерывную подготовку летных кадров. И еще одна трудность была связана с нерегулярной подачей топлива даже не в полном объеме. Тем не менее система подготовки летных кадров была перестроена на полное подчинение нуждам армии. В феврале 1942 г. Управление военно-учебными заведениями было объединено с Управлением формирования, комплектования и боевой подготовки ВВС Красной армии.

В самом начале войны были осуществлены досрочные выпуски из учебных заведений слушателей и курсантов, и тут же началась ускоренная подготовка летных кадров с переходом на сокращенные сроки обучения. Качество было заменено количеством, но зато за первые полтора года войны вузы подготовили 41 224 человека летного состава. Только в 1943–1944 гг. вузы возвратились к прежним срокам обучения.

В годы войны сокращалось и количество летных вузов. Так, в 1942 г. из 83 осталось — 49, а в 1943–1944 гг. — 41. Оптимизация численности учебных заведений ВВС способствовала улучшению их технической оснащенности, а также повышению научного и методического потенциала. Однако в самом начале войны из-за все увеличивающейся потребности фронта в летных кадрах, отсутствия необходимого количества учебных и учебно-боевых самолетов и недостатка в снабжении горючим летные школы перешли на поточную систему обучения, производя ежемесячные выпуски небольших групп вместо одновременного выпуска всего набора курсантов. При такой системе в первую очередь готовились наиболее способные курсанты, быстрее других усваивающие необходимый минимум летных знаний и навыков. По мнению специалистов, считается, что поточная система подготовки летных кадров, «являясь вынужденной, все-таки в особых условиях войны в целом себя оправдала и для конкретной обстановки была даже рациональной».

Следует сказать и том, что в 1941 г. в вузах был значительно увеличен контингент переменного состава. Например, штатная численность курсантов военных училищ и школ ВВС была увеличена с 96 745 до 108 530 (на 11 %). Тогда же была создана широкая сеть курсов усовершенствования, а для ускоренного переучивания летного и инженерно-технического состава, поступающего из военных школ и с фронта, на самолеты новых типов, формирования маршевых авиачастей и подразделений были созданы запасные авиационные полки (ЗАПы). С обновлением же самолетного парка вузов и увеличением поступления в них авиатоплива (1942–1943) налет и количество полетов на боевое применение на одного летчика значительно выросли. Если в 1941 -м летчик-истребитель на боевом самолете налетывал в ЗАПе к моменту выпуска 4–6 ч, то в 1944-м — 20 часов. Если в 1941 г. летчик-истребитель выполнял на боевое применение 6 полетов, то в 1944 г. — 34 полета.

Таким образом, благодаря проведению комплекса мер в системе вузов ВВС в течение всей войны количество летного состава не только не снизилось, а значительно увеличилось. За это время было подготовлено 164 019 летчиков и штурманов, что значительно превысило величину боевых и не боевых потерь летного состава.

7

Примечательно, что, несмотря на провалившийся блицкриг на Востоке, германская пропаганда, ничуть не замолкая, набирала все новые и новые обороты. Трудно сказать, верили ли сами немцы в то, что говорили, или же их фанатизм просто затмевал человеческий разум. Важно другое. Еще недавно прошедшие парадным маршем по Европе, они не собирались так просто останавливаться на достигнутом. И в 1942-м и в 1943-м немецкие войска дрались отчаянно. Упорный характер боев за господство в воздухе, особенно в период наступления наших войск под Сталинградом и в Курской битве, а также в воздушных сражениях на Кубани в апреле — мае 1943 г., принес огромные потери в летном составе Военно-воздушных сил. В 1943 г. эти потери были наибольшими по сравнению со всеми другими годами войны. Если в 1942 г. ВВС КА потеряли 6178 летчиков-пилотов, а в 1944 г. — 6751, то в 1943 г. безвозвратные боевые потери летного состава составили 8255 человек. Видимо, в такой борьбе не на жизнь, а на смерть пропаганда Третьго рейха должна была работать более продуктивно, чем раньше. Черная ложь, раскрашенная во все цвета радуги, обожествление германского солдата и высмеивание солдата противной стороны — это именно те рамки, в которых она не просто отрабатывала свой хлеб, но и созидала нечто экстравагантное. Примерно в таком ключе написана статья немецкого военного корреспондента Фрица Детманна («Советский летчик») 31 января 1942 г. Советского летчика он называет «летчиком без кругозора» и поясняет: «Перед войной не было ни одного государства, кроме СССР, которое бы видело опасность для своих молодых летчиков в развитии у них широкого кругозора. Среди 12 пленных офицеров-резервистов советского Военно-воздушного флота, которые до армии были летчиками гражданского воздушного флота, не нашлось ни одного, когда-либо покидавшего границы своей страны. Они могут обладать блестящими летными качествами, быть хорошо подготовленными, но их личная, профессиональная и политическая жизнь никогда не перерастала рамок большевизма. В этой клетке они превращались в людей с примитивным кругозором, соответствующим как образу жизни солдата и офицера, так и рабочего, служащего и крестьянина. Кадровый солдат и офицер жил, как и всякий другой, в узко очерченном кругу, преимуществом которого было лишь то, что он мог использовать те материальные выгоды, которых не имел в такой мере рабочий и, прежде всего, крестьянин. Как солдат и офицер, он изучал лишь один вид оружия, совершенно не будучи знакомым с остальными. Только одного не смеет кадровый солдат, обладающий в остальном всеми преимуществами, — думать о чем-нибудь, выходящем за рамки его деятельности, связано ли то с географией, культурой или даже политикой».

Пофилософствовав на тему русской ограниченности, «образованный» немецкий журналист переходит к комиссару. В частности, он пишет: «Холопы высшего комсостава ВВС начинались с комиссара. Хотя он придавался ему в качестве политического надзирателя за частью, в большинстве случаев комиссар приобретал решающее влияние на командование и значительно сужал и без того узкий объем личной ответственности командира.

То обстоятельство, что даже старшие командиры летных соединений обязаны сами руководить проводимыми операциями, облегчало комиссарам приобретение большого влияния на подразделение, и не только в политическом отношении. Их жизнь сохранялась дольше, чем жизнь командиров. Известны лишь отдельные случаи, когда комиссары ВВС сами непосредственно принимали участие в боевых полетах. Их деятельность заключалась главным образом в том, чтобы путем расспроса экипажей контролировать, добросовестно ли командир выполнил свою задачу, использован ли весь боекомплект...

Характерны показания одного пленного летчика в звании лейтенанта. На вопрос о комиссаре он ответил: «Лишь иногда случается, что комиссары принимают участие в боевых вылетах. Наш комиссар ни разу не был с нами. Он отговаривается болезнью сердца». Далее Фриц плавно переходит к вопросу «Что они знают о Германии». «В воздушном флоте, — констатирует он,  — советская власть работала теми же методами агитации, что и в наземных войсках. Существовало общее мнение, что попасть в плен к немцам равносильно смерти. Находясь в таком духовном угнетении, большинство советских летчиков предпочитают продать свою жизнь как можно дороже. Вступив однажды в бой, они часто дерутся, как и пехотинцы, с животным и бессмысленным ожесточением, что в воздушных боях часто приводит к применению тактики тарана. Они идут на это, даже сознавая всю бесцельность этого, ибо для них нет другого выхода. Показания младшего лейтенанта К. служат ярким подтверждением сказанного: «Нам было сказано, что немцы особенно зверски обращаются с пленными летчиками».