Мануэль Саркисянц - Английские корни немецкого фашизма Страница 53

Идеолог империализма лорд Альфред Милнер утверждал, что туземцы, перешедшие в христианство, становятся «наглыми, неуправляемыми и ленивыми»[1052]. Из представлений о расе, существовавших в викторианскую эпоху, следовало, что христианское учение является источником «опасных представлений о демократии и всеобщем равенстве», и, естественно, англичане не могли допустить распространения подобных идей среди тех, кого «совершенно заслуженно следовало удерживать в подчиненном положении»[1053]. Таким образом, они предпочитали, чтобы туземцы оставались язычниками, и расценивали деятельность миссионеров как пагубную. Просвещать каннибалов, рассказывая им, что все равны перед Богом — значит портить их и вводить в заблуждение. «Даже священная правда не может сделать черного белым, а белого черным; точно так же, как не может она сделать вас равным... вашему хозяину»[1054]. Принадлежность к высшему или низшему классу определялась в глазах англичан не верой, но цветом кожи. Те же, кто стремился «подняться выше своего статуса», будь то английские рабочие или чиновники-индусы, и подражал людям более высокопоставленным, становились посмешищем в глазах общества. Так, уже в 1916 г. вице-король Индии лорд Челмсфорд запретил индусам организовывать собственные отряды бойскаутов, считая, что это могло «оказать на них опасное влияние». Однако, поскольку главным долгом бойскаутов являлось безоговорочное подчинение вождю, к 1921 г. вице-король лорд Руфус Ридинг стал лидером индийских скаутов[1055].

В самой Великобритании социальная дистанция, которую низы по традиции воспринимали как должное, только увеличилась в результате опыта владычества над Индией. «Вместе с индийскими англичанами, уходящими на пенсию, в Великобританию проникало некое подобие кастового менталитета, дополнительно углублявшего и без того глубокий раздел между классами». Так, в Эдинбурге возникло нечто вроде каст, и в одну из них входили пенсионеры из Британской Индии. Эти люди по большей части не могли похвастаться высоким происхождением, но они «позаимствовали» его в стране каст; в то время слово «брахманы» стало использоваться для обозначения самого высокого происхождения[1056]. Англичане вообще были уверены в собственном превосходстве над всем миром. И в Капской колонии британцы «чувствовали себя аристократическим сословием; в этом случае роль низших классов... играли туземцы», чьими хозяевами они были[1057].

Интересно, что еще в начале 1920-х годов англичане обвиняли большевизм и иудаизм в подстрекательстве индийских националистов к сопротивлению британскому господству. В колониальном романе Флоры Стил «Закон порога» большевистско-иудейские эмиссары «пьют за архибольшевика Бакунина [sic], за уничтожение дисциплины и порядка и полную свободу для зла»[1058]. Ведь еще до Гитлера, уверенного, что за революцией в России стоят евреи, англичане-империалисты мыслили сходным образом: они считали, что за индийским сопротивлением чужеземному британскому господству стоят еврейские силы. Предвосхищая нацистскую пропаганду, в ноябре 1917 г. английская империалистическая пресса уже называла большевистских вождей «крысоподобными обитателями клоак», приписывая большинству из них карикатурные еврейские имена[1059]. «Еврейская олигархия» якобы желает «взрыва в Индии», направленного против Великобритании, а уступки индийским националистам в 1918 г. объяснялись тем, что Эдвин Сэмюэль Монтегю, министр по делам Индии, был евреем и отличался «нежеланием или неспособностью править... сильной рукой»[1060]. «Железным кулаком» фашистского диктатора Бенито Муссолини в 1923 г. восхищался бывший образцовый британский вице-король Индии лорд Керзон. Ведь в конечном счете лозунги фашистов призывали «верить и повиноваться» — а никак не сомневаться, и уж тем более не критиковать[1061]. И те же самые «добродетели» уже в течение нескольких поколений упорно прививали британской «расе господ» ее воинствующие священнослужители вроде Чарлза Кингсли и пророка Томаса Карлейля, тосковавших по вождю. «Верь, повинуйся, сражайся» — вот идеалы, из поколения в поколение вдохновлявшие правящий класс Британской империи.

Глава 10

ОБРАЗЕЦ ДЛЯ ГЕОПОЛИТИКОВ ГИТЛЕРА. КАК НЕ ПОТЕРЯТЬ ВЛАСТЬ: «КАРТХИЛЛ»

У них будут идеалы, которые сделают убийство благодарной деятельностью.

Герберт Дж. Уэллс, 1924

В 1924 г. — через год после того, как лорд Керзон восславил фашистского дуче, общество смогло ознакомиться с самыми настоятельными рекомендациями о том, как сохранить британское господство над Индией. Речь идет о книге «The Lost Dominion» («Утраченная власть»[1062]) Беннета Кристиана Хантингтона Калкрафта Кеннеди (1871 — 1935), уполномоченного по делам юстиции в провинции Синд Британской Индии и члена Верховного суда Бомбея[1063], опубликовавшего книгу под псевдонимом Ал. Картхилл. В своем труде Картхилл (в контексте общепринятой среди британцев практики расистского империализма, а также используя характерные ссылки на «азиатские деспотизмы» и рекомендуя не останавливаться перед массовым истреблением) самым радикальным образом разделывался с либеральным британским гуманизмом и парламентаризмом. Эта книга, с ее иронически-уничижительной «расовой» характеристикой индийских «туземцев», изобличением демократии, пацифизма, принципа самоопределения — всего того, что в соответствующих кругах Германии называлось «слюнявым гуманизмом» — была почти сразу же переложена на немецкий язык (одним «фёлькише» издательством) под названием «Verlorene Herrschafb (1924). Предисловие к немецкому изданию этой книги написал учитель Рудольфа Гесса и наставник Адольфа Гитлера, профессор Карл Хаусхофер, восхищавшийся Британской империей. В предисловии Хаусхофер проводил параллели (в духе Вагнера) между ситуацией, описанной в книге Картхилла, и Валгаллой: «как если бы Вотан, под победными рунами которого некогда выступали англосаксы, в последний час Валгаллы еще вынужден был председательствовать на конгрессе пацифистов... и уже... видел трепетанье первых огоньков мирового пожара»[1064]. Сам Картхилл был сторонником государственного террора и подтверждал его эффективность. Этот колониальный британский авторитет заявлял, что он опроверг мнение, будто «[на штыках]... нельзя сидеть [по крайней мере долго])». Ведь «если штыков достаточно и они так хорошо воткнуты в тело жертвы, что она не будет извиваться, если размещение этих штыков проведено в определенном и искусном плане, то при их помощи можно соорудить... нечто вроде лесов, на которых... можно водрузить довольно устойчивый консульский... трон»742. Успешное «конструктивное подавление», применявшееся в колониальной политике, Картхилл оценивал как «похвальное». Впрочем, он сожалел об отсутствии у англичан необходимого единодушия. Ему казалось, что оно исчезло; он более не видел британской решительности и «могучей убежденности народа, верящего в себя», — «той веры, которая дает людям силы противостоять богам»[1065].

«У немецкого народа отныне будет доступ к одной из самых сильных книг... англосаксов о государстве», — писал в заключении гитлеровский геополитик Карл Хаусхофер. Он также рекомендовал гитлеровской Германии сотрудничать с Британской империей. «Ведь у таких противников можно и нужно учиться»[1066]. «Если... среди народа господ возобладает настроение... отказаться от законного права на насилие, то в отношении Индии... ничто другое не подействует»[1067].

После того как подобные установки — особенно деспотизм восточного типа и всесилие европейской бюрократии — настолько хорошо сработали в Индии, Картхилл пытается внушить мысль, что соответствующие методы следует применить и для искоренения непорядков в самой Британии (как отметила Ханна Арендт[1068]). Однако — согласно мистеру Картхиллу — «британские избиратели, которых каприз Провидения поставил распорядителями судеб человеческого рода», не имеют «надежных руководителей»[1069]. Он явно имел в виду руководителей, которые должны были еще более воинственно отстаивать расовую чистоту и насильственно отделять свет культуры от тьмы. Ведь «несчастна та особь, что появляется на свет в результате физического скрещивания особей двух разнородных племен. Каждая клетка в ней — арена гражданской войны. Едва ли менее несчастен тот, чей интеллект усвоил чужую культуру, тогда как его инстинкты ее отвергают»[1070].

Больше всего огорчало Картхилла то, что из английской культуры, даже из той, которая распространялась в Индии, не удалось исключить либеральные идеи, противоречившие представлениям о расовом превосходстве, деспотизму и бюрократической гегемонии, идеи, «пригодные для гуманистической... и подрывной агитации — под маской демократии и самоопределения»[1071]. Это была опасность, которую англичане «проглядели»: ведь британское «правительство питало известное презрение к образованию». «Британско-индийский деспотизм... не сознавал необходимости... сдерживать распространение таких идей»[1072]. То есть вина за распад империи (в отношении Индии) возлагалась и на английские власти, равнодушно взиравшие на распространение в колониях таких тлетворных европейских представлений, как демократические взгляды.