Юлиан Семенов - Лицом к лицу Страница 54

- Я, кстати, разговаривал с директором франкфуртского "музея кож" Галлом.

Братья Галл, оба музейные работники, родились в семье бывшего "директора управления парков и заповедников Пруссии", - именно в распоряжение их отца, доктора Галла, особая зондеркоманда передала Янтарную комнату, а он уж переадресовал ее в Кенигсбергский замок, профессору Роде.

- Ну и?.. - спросил Пауль.

- Он ответил, что искать следы можно в Карлсхорсте: "Мой отец работал с русским офицером-историком летом сорок пятого, тот должен быть в курсе; впрочем, я слыхал, что русский офицер умер".

- И все?

- И все.

- Франкфурт-на-Майне - город, где можно и нужно искать, старина, там есть следы...

...Пауль Колер был прав: в этом суматошном городе один след оказался очень интересным, и вел он в окружение Мучмана, гитлеровского гауляйтера Саксонии, со штаб-квартирой в Дрездене. А именно Мучман занимался созданием "неприступной крепости" в горах, где, по замыслу Бормана, Геббельса и гауляйтера Восточной Пруссии Коха, фюрер должен был стать главой подземного нацистского царства. Следовательно, Мучман и его люди могли знать все или почти все о тайных складах культурных ценностей в горах Тюрингии и Саксонии.

Дама, с которой я говорил во Франкфурте-на-Майне, посоветовала мне обратиться к некоему Саксе:

- Он был адъютантом самого близкого Мучману человека, постоянно сопровождал своего шефа, дружил с семьей Мучмана... Он, правда, заядлый охотник, мало бывает дома, все время путешествует, но если вы его застанете, он расскажет много интересного...

- А где его нужно искать?

- По-моему, в Кобленце. Да, именно там...

И я нашел телефон Саксе.

Он выслушал меня и попросил прислать ему вопросы в письменном виде. Что я и сделал.

Ответ пришел вскорости; привожу его целиком:

"Господину Юлиану Семенову.

Ссылаться: Ваше письмо без даты, полученное мною 18.6.1980 г.

Уважаемый господин Семенов, в связи с Вашим телефонным разговором, когда Вы сказали, что недостаточно хорошо говорите по-немецки, я прошу Вас ответить на следующие вопросы: 1) Являетесь ли Вы немецким гражданином, или же Вы иностранец? 2) Является ли Лиссем Вашим постоянным местом жительства, или же у Вас есть квартира в другой стране? 3) Кто именно назвал мое имя? Кто сказал Вам о моей прежней деятельности? Я с нетерпением жду Вашего ответа..."

Вот так...

А как подступиться к тайне машин швейцарского Красного Креста?

Просить Жоржа Сименона? Или поднять архивы во Дворце наций - позволят ли только? Сможет ли Штайн помочь чем-то в Швейцарии?

2

Много работаю с прессой. Масса сюжетов. Вот один из них: Вольфганг Кепке слыл красивым и сильным человеком. Он не был кинозвездою, хотя съемки наиболее популярных западногерманских телевизионных сериалов "Таторт" или "Деррик" без его участия были немыслимы - как дублер он выделывал головоломные трюки; риск стал постоянным фактором его жизни. Кинематографисты неплохо оплачивали смертельный риск одного из лучших каскадеров мира, однако п р е с т и ж н о с т ь - в том ужасном, истинно мещанском, понимании, которое часто определяет положение в обществе той или иной звезды на Западе, - требовала от Кепке все больших и больших затрат на жизнь. А тут еще тридцатичетырехлетний спортсмен задумал осуществить самое главное дело своей жизни: создать школу для подготовки каскадеров. Понятно, такая школа стоит огромных денег: аренда помещения, приглашение тренеров, покупка техники - все это невероятные траты. А получить деньги под школу совсем не просто: наивно полагать, что финансировать ее станут министерства или благотворительные общества - школа, она и есть школа, это вам не выгодный бизнес, какой смысл вкладывать в нее деньги?!

Поэтому Вольфганг Кепке решил сделать головоломный трюк, который бы принес ему деньги, достаточные для создания школы.

Трюк был таким жутким, что была необходима консультация психиатра. Один из крупнейших врачей - после длительного и всестороннего исследования спортсмена - пришел к выводу: Кепке понимает, что такое страх.

И Кепке начал серию головоломных представлений: человек-факел, в горящем комбинезоне он прыгал в Гамбургский канал с двадцатиметровой высоты. Каждый сенсационный прыжок такого рода стоил 2500 марок. Однако, чтобы собрать денег на школу, надо было совершить сотни таких прыжков - слишком долго ждать.

Тогда Кепке пригласил мирового рекордсмена Бентлина, и они начали изнурительные тренировки: поскольку суперкаскадеру исполнилось 34 года, подготовка к тому, что он задумал ныне, должна быть абсолютной. А задумал он невероятное: прыжок с моста "Золотые ворота" в Сан-Франциско. Именно этот прыжок, полагал он, позволит ему открыть школу и навсегда привяжет к нему очаровательную "мисс Швейцарию", с которой он незадолго перед тем познакомился.

Высота, которую ему предстояло одолеть в вольном падении, была равна 67 метрам. Надо только представить себе - 67 метров! Такого еще не было ни разу. Прыжок состоялся днем; погода была прекрасной, зрителей - тьма. Кепке нырял в водолазном костюме, плотно облегавшем тело, в ботинках, оборудованных свинцовыми подошвами, - это гарантировало то, что полет будет вертикальным, спортсмена не закрутит в воздухе, не развернет в горизонтальное положение, не будет столь силен удар по ногам.

Он вошел в воду стремительно, отвесно, почти без брызг. Он вошел в воду мертвым.

...Городские власти Сан-Франциско, знавшие о приезде в США замечательного спортсмена и каскадера из ФРГ, не удосужились даже обратиться к докторам с вопросом: а возможен ли прыжок с такой высоты? Под силу ли человеческому организму такая нагрузка? Возможен ли трагический исход? За океаном было продемонстрировано полное равнодушие к судьбе спортсмена - жизнь является его собственностью, он вправе ею распоряжаться по своему усмотрению, ведь контракт на гонорар за уникальный прыжок подписан по всем правилам, с соблюдением необходимых формальностей чего ж еще?

...Ушел из жизни красивый человек, великолепный спортсмен, ушел из жизни там, где отношение к таланту цинично, бессердечно и определяется лишь рыночной стоимостью на зрелище.

3

...Изучение газет стало ныне так же необходимо, как стакан чая - утром; газеты сделались бытом, как, впрочем, и телевизионный выпуск "Время", но если во "Времени" ты магически смотришь все, то в газете у каждого свои привязанности: одни охотятся за спортивными новостями, другие особенно любят внешнеполитические новости, третьи - искусство. Если наши газеты не так уж трудно прочитать от корки до корки, четыре или восемь полос всего лишь, то газеты, которые я каждое утро получаю в боннском Бюро "Литературной газеты", напечатаны на ста сорока восьми страницах, и страницы эти надо просмотреть. Каждый день. Поначалу я тонул в информации. Потом научился отделять злаки от плевел. И постепенно вошло в привычку - после просмотра первой и второй полос сразу же перебрасываться на двадцатую-тридцатую страницы, там, где печатают новости из мира искусств. И вот именно там я прочитал заметку, набранную мельчайшим петитом: "В воскресенье в помещении Франкфуртской ярмарки состоится аукцион персидских ковров, на котором неожиданно появился фаворит: рукотворный портрет, подаренный России в 1916 году персидским шахом. Начальная стоимость 20 000 марок".

Позвонил Фальц-Фейну. Об аукционе он ничего не знал.

- Слушай, - сказал он, переходя на "ты", совершенно как-то естественно и для меня, и для него, - не мог бы ты сделать мне любезность и съездить туда заранее? Посмотри ковер и позвони мне: если это интересно, я стану биться до последнего.

И я выехал во Франкфурт-на-Майне.

С этой громадной территорией, где проходят и книжные и промышленные ярмарки, у меня связано весьма любопытное наблюдение; впервые, впрочем, я стал обращать на это внимание еще в Лиссеме, когда делал пробежки по лесу. В будние дни - бежишь себе, ни одного встречного на аккуратных дорожках. Но в субботу или воскресенье - совсем другое дело. Не гуляющие, а прямо-таки "социально-возрастной слоеный пирог" - молодежь лет до тридцати на одежду не обращает внимания, полная демократия, кто как хочет, кому как удобно, тот так и одет; тем, кому сорок - пятьдесят, гуляют, как правило, в костюмах: ослепительно белые рубашки, цвет пиджака и брюк чаще всего кремов, п р а з д н и ч е н; люди, чья молодость пала на довоенные годы, еще более педантичны: большинство тех, кому за шестьдесят, отправляются на воскресную прогулку в традиционных гольфах, зеленых баварских курточках с отложными воротничками, на которых ярко-зеленая вышивка; грубые шерстяные носки, чаще всего темно-бордовые, и тяжелые башмаки, чуть ли не на шипах, будто вышли в снежные Альпы, а не в лесок, окруженный со всех сторон бетонными трассами и жилыми домами, в которых живет столичный "бомон"; сохранение традиций - в наивном и самом чистом виде. Хорошо это? Отвечать однозначно не берусь, но замечу, что тридцатилетние, в джинсах, смотрят на старичков в курточках с улыбкой, а те, наоборот, каменеют лицами и презрительно фыркают: космополитическая беспочвенность джинсов неприятна им, воспитывались-то, куда ни крути, в ту эпоху, когда джаз был в запрете: "Музыка черных недочеловеков, ритмы, чуждые арийцам"; когда рубашка о б я з а н а быть белой, либо коричневой, или черной - форма СА и СС; иные цвета - нелояльны, вызывающи, а вызывающим мог быть только коммунист, славянин, еврей или цыган, все остальные нормальны, люди как люди, не выдрючиваются. И если эта "слоеность" публики в лесу под Лиссемом повод для наблюдений, то седые, крепенькие старики в синих униформах, охраняющие франкфуртскую мессу, - очевидный повод для вывода: фашизм калечит людей духовно, прививает им нетерпимость и взаимную неприязнь, преклонение перед запретом - символом порядка и авторитарности. Попробуй запарковать машину хоть в десяти сантиметрах от того места, где проведена белая черта стоянки, и старик в синей форме кинется на тебя коршуном, его не остановит ни твой журналистский мандат, ни карточка иностранца, ни мольбы о том, что уходит время, а для журналиста это - смерти подобно. "Нет, - услышишь ты в ответ на все твои мольбы. - Нельзя, мой господин, ничего не могу поделать, мой господин, порядок должен быть один для всех, мой господин". Но если мимо медленно проползет звероподобный автомобилище, старик вытянется во фрунт, схарчит глазами дядю, сидящего на заднем сиденье, и в ответ на твое замечание ответит: "Но у него есть пропуск! Покажите ваш! Тот, у кого есть пропуск, имеет право на все, таков порядок, и не вам его менять..."