Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина Страница 56

Ежов захромал в диспетчерскую давать указания относительно поимки Паукера.

Сталин устало:

— Иди, Берия, ты нам больше не нужен. Даю один день. С плохими новостями не приходи.

Молотов презрительно:

— И. В., почему товарищ Берия позволяет в нашем присутствии хамские выходки?

Сталин не ответил. Взорвался Ворошилов:

— Предлагаю немедленно арестовать гражданина Берия!

Маленков твердо:

— Товарищ Микоян в 1928 г. оказал содействие в приобретении любопытнейшего архива. В одной из папок собраны материалы о далеко не безупречной деятельности Лаврентия Павловича Берия. Пожалуйста, взгляните на копию его заявления о согласии работать на мусаватистскую разведку, бумага написана рукой Берия.

Сталин твердо:

— Товарищ Берия искупил свою вину перед партией. Кто из нас в молодости не заблуждался?! У нас есть время проверить его на практической работе. — Он испытующе посмотрел на Маленкова: — Г. М., против нас вы тоже собираете компрометирующие материалы?

— И. В., я уже сказал, что готов в любую минуту уйти из аппарата ЦК. Вы знаете, что мы с товарищем Поскребышевым работаем не за страх, а за совесть.

— Какой горячий! С тобой уж пошутить нельзя, сразу лезешь в бутылку!

— У меня имеется несколько вопросов! — обратился Хрущев к Сталину.

— Весь вечер сидел, словно воды в рот набрал, а теперь, когда мы устали, хочешь разрешиться от тяжелого бремени. Никита Сергеевич, сколько тебе годков исполнилось?

— Сорок три.

— Зачем пузо отращиваешь! Смотри, яйца жиром обрастут, девки перестанут любить! Мне говорили, что ты с Калининым из-за какой-то секретарши-потаскушки переругался. Ну ладно, говори, что тебе нужно.

— Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади. Покойный В. И. Ленин нас бы за это поблагодарил.

Сталин рассмеялся:

— А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь, как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном.

Глотая слюну, почти задыхаясь от бешенства, Хрущев ответил:

— Для истинного большевика-ленинца любое задание советского правительства и коммунистической партии — священно.

— Какой еще у тебя вопрос?

— Вячеслав Михайлович умышленно тормозит развитие промышленности и сельского хозяйства.

— Где конкретные доказательства?

— Я готовлю на ваше имя развернутую докладную записку.

— Мы поняли вас, товарищ Хрущев, вы готовы сразу схватить два портфеля — палача и председателя Совнаркома? Мы подумаем, какой из этих постов вам отдать!

Поздно ночью Сталин вошел в спальню.

— Верочка, вы не уснули?

— И. В., миленький, не понимаю, как вы можете выдерживать такой словесный натиск?

— Их болтовню чаще всего пропускаю мимо ушей. Сейчас тихая, спокойная ночь, пойдемте к морю, перед сном полезно освежиться.

Мы гуляли около часа. И. В. снова заговорил:

— Верочка, вы убедились, что среди окружающих меня людей нет ни одного порядочного человека. Каждый готов слопать другого вместе с костями.

— И. В., точно такая же атмосфера царит в нашем Большом театре. Из-за пустяковой роли солисты оперы и балета подставляют друг другу ножку, а чаще всего пишут жалобы и заявления в партком и местком.

— Почему не рассказываешь, что за тобой продолжают ухаживать наркомы и работники ЦК ВКП(б)? Мне на них наплевать. Пока я жив, никого не бойся.

Сталин меня обнял. Мы зашли в пляжный домик, где были все удобства. Зажмуривая глаза, он сказал:

— Как хорошо быть с тобой вдвоем, Верочка!

Ежов утром сообщил, что Паукера поймали.

— Маленький, да удаленький! Вот это работа! Завтра вручим тебе орден Ленина. Тебе присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности. Ты знаешь, что Указ был опубликован 28 января этого года, но вступает в силу сегодня ночью. Доложите нам обстановку! Как вам удалось задержать опасного преступника?

— Мерзавец скрывался в Сухуми у своего родственника, директора винного завода. Арестованный дал интересные показания. Как мы выяснили, на работу в органы его рекомендовал товарищ Менжинский. Пау-кер назвал всех своих сообщников: начальник транспортного отдела НКВД Шанин, начальник спецотдела Гай, начальник иностранного отдела Слуцкий, его заместители Берман и Шпигельдляс, следователь Черток. Я дал задание всех арестовать.

— Николай Иванович, ты честно заслужил орден и высокое звание чекиста.

— Спасибо, И. В., — Ежов осклабился, — верой и правдой мы служим стране Советов.

Без энтузиазма репетировала партию Груни в скучной опере Чишко «Броненосец Потемкин».

В магазине случайно встретила Зинаиду Николаевну Райх, мы стояли в очереди за колбасой. Я ее окликнула, спросила, почему она такая грустная.

— Злые силы сводят счеты с Мейерхольдом.

Я пошла ее провожать, по дороге она рассказала:

— В «Правде» должна появиться разгромная статья о нашем театре, это гораздо хуже, чем физическая смерть.

— Я буду говорить со Сталиным!

— Наивная глупышка! Где он и где вы! Я не приглашаю вас — в квартире жуткий хаос. Всеволод Эмильевич никого не хочет видеть. Я уговариваю его уничтожить архив [3]. Каждый день к нам приходит Саша Гладков. Какой он милый и честный человек! Саша обожает Мейерхольда.

Александр Константинович Гладков родился в 1912 г. в Муроме. Печататься начал в 1929 г. как газетный репортер. Потом работал в театре Вс. Мейерхольда. Гладков — автор многих пьес и сценариев. Был репрессирован, сидел в тюрьмах и лагерях по ст. 58–10 УК РСФСР. Реабилитирован. Его перу принадлежат «Воспоминания о Мейерхольде», «Тарусские страницы», «Встречи с Пастернаком». Гладков умер в 1976 г. В 1980 г. изд-во «Искусство» посмертно выпустило его книгу «Театр. Воспоминания и размышления».

Ко мне на ужин приехал Маленков, он принес хрустальную вазу. Стол я накрыла в столовой, сама за ним ухаживала, это доставило Г. М. большую радость. За чаем он сказал:

— Я против того, что И. В. умышленно втягивает вас в нашу закулисную жизнь. Старайтесь на все смотреть, как на приключенческий фильм.

Я спросила:

— Г. М., вы когда-нибудь были в театре им. Всеволода Мейерхольда?

— Видел «Ревизора» Гоголя и «Лес» Островского. Его искусство мне не по душе, хотя многие считают его талантливым и способным режиссером. Он делает все наоборот. Его театр подлежит ликвидации.

— Г. М., сегодня в мире нет режиссера, равного Мейерхольду. Я его хорошо знаю, он умный, талантливый. Все надо сделать, чтобы он продолжал творить.

— Хлопотать за него бесполезно, ничто не поможет! — жестко ответил Маленков. — Да на что он вам сдался?

— Станиславский, Немирович-Данченко, Вахтангов, Крэг, Рейнгардт, Пикассо, Сергей Лифарь его очень высоко ценили. Он мой добрый товарищ.

— Я этого не знал, почему вы раньше об этом не сказали? Статья Керженцева «Чужой театр» набрана, идет в печать с одобрения И. В., она прошла через руки Жданова. Насколько мне известно, 14 июня Мейерхольд в выступлении признает свои ошибки, мы постараемся предоставить ему работу в другом театре.

— Всеволод Эмильевич без театра все равно что птица без крыльев. Этого человека боготворит весь мир, я сама видела, как при упоминании его имени режиссеры, актеры, критики, писатели почтительно склоняли головы. За границей его знают больше, чем Станиславского и Вахтангова. У меня заболела голова, Г. М., вы не обидитесь, если я прилягу?

— Верочка, мне уйти или посидеть около вас?

Я села на кушетку. Маленков заботливо укрыл меня одеялом, затем опустился в кресло. Минут через пять раздался его размеренный, сопящий храп. Он потушил свет и, жалея меня, всю ночь просидел в кресле.

В Большой театр приехал наместник советского искусства Керженцев. Три часа он говорил «О формализме и натуралистических выкрутасах» Вс. Мейерхольда. Партийная организация его поддержала. Хорист Глеб Вердилин, заместитель секретаря партийной организации, громовым басом прочитал заранее подготовленную резолюцию. На другой день Керженцев вызвал меня для личной беседы в Комитет по делам искусств.

— Товарищ Давыдова, не знаю, что нам с вами делать. Производственница вы хорошая, норму спектаклей выполняете, ведете общественную работу, вы заслуженная артистка РСФСР, а наутро у вас, прямо скажем, поганенькое, набитое гнильем.

Резко возразила:

— Почему вы со мной так разговариваете?

— В. А., почетное звание и орден не дают вам права задирать нос! Не выйдет! Не позволим! С врагами народа якшаетесь! Пишите объяснение, что вам известно о расстрелянном шпионе Пильняке и его сожительнице, проститутке Андронниковой? В Абхазии вы встречались с троцкистом Лакобой, бывали у него в доме! Даже в том случае, если все кончится благополучно, нам все равно придется на годик-другой перевести вас в один из республиканских оперных театров.