Николай Яковлев - Маршал Жуков Страница 56

- Ваше решение? - прерывает маршал.

- Обработать авиацией...

- Не обработать, а стереть с лица земли этот Кичель. Пусть авиация на глазах наших бойцов уничтожит его. Люди лучше будут идти вперед!

А в гвардейской дивизии уже через час после благодарности Жукова выпущена я доставлена в передовые роты листовка. "Маршал Жуков доволен нашими успехами, - говорилось в ней. - Командующий фронтом благодарит каждого бойца, каждого офицера за геройское и мастерское поведение в наступлении. Вперед, товарищи!"

В войсках благодарность маршала - большая награда.

Но уже в 13 часов Жуков понял, что рубежи врага на Зееловских высотах не прорвать. Крутые скаты высот зловещей стеной встали на пути атакующих. Гитлеровцы назвали их "замком Берлина", и не случайно: Зееловские высоты ощетинились укреплениями самых различных типов. Подавить немецкие огневые точки было очень трудно, они не просматривались с земли.

В Москве напряженно ожидали известий о ходе боя. Жуков знал и понимал это. Чем вызвано такое ожесточенное сопротивление? В два часа дня он посылает сообщение начальнику Генерального штаба Антонову и просит доложить Сталину выдержку из протокола допроса рядовою 712-й немецкой пехотной дивизии. Пленный показал: "Мы должны удержать фронт на Одере при всех обстоятельствах, за любую цепу, сражаясь до последнего. Мы должны не пускать русских к Берлину, даже когда американские танки будут у нас за спиной".

Жуков принимает смелое решение - ввести в сражение обе танковые армии. Они нарастили силу удара, но, пробивая глубокоэшелонированную оборону, несли очень чувствительные потери. Потом, после войны, Георгий Константинович признал, что вариант наступления в лоб через Зееловские высоты был не из лучших. Несмотря на все усилия, оборона врага не была до конца разведана. Жуков сказал по телефону Сталину в самый разгар боев за высоты: "Чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе".

Только к утру 18 апреля Зееловские высоты были взяты, и лишь 19 апреля враг начал уползать на внешний обвод укрепленного района самого Берлина. 20 апреля наша дальнобойная артиллерия открыла огонь по городу, а 21 апреля войска.1-го Белорусского фронта ворвались на окраины Берлина. Сталин распорядился повернуть танковые армии 1-го Украинского фронта также на Берлин. 25 апреля оба фронта сомкнули кольцо окружения вокруг Берлина.

А в самом городе бушевал бой, трудный и кровопролитный.

Приказ Гитлера об обороне Берлина гласил: "Жилые дома превратить в крепости, железобетонные сооружения - в опорные пункты... Противнику не давать ни минуты спокойствия, он должен быть обескровлен и изойти кровью в борьбе за опорные пункты... Предпосылкой успешной обороны Берлина должна быть оборона до последнего жилого блока, каждого дома, каждого окна... Нет нужды в том, чтобы каждый обороняющий столицу империи знал детально военное дело, гораздо важнее, чтобы каждый был воодушевлен фанатическим желанием и волей к борьбе, знал: весь мир с затаенным дыханием следит за этой борьбой и что борьба за Берлин решит судьбу войны".

Приказ не остался на бумаге, нацистские злодеи дрались до последнего. Их можно было сломить только высшей организацией боя, подавить огневой мощью Красной Армии, штурмовавшей Берлин "Частям и подразделениям, - вспоминал Жуков, - давались конкретные улицы, площади, объекты. За кажущимся хаосом городских боев стояла стройная, тщательно продуманная система Под уничтожающий огонь были взяты основные объекты города". Чтобы деморализовать врага, через определенные промежутки одновременно открывали огонь по городу 11 тысяч орудий Всего с 21 апреля по 2 мая на Берлин было обрушено 800 тысяч снарядов.

Жуков определил главную задачу уличных боев - не допустить, чтобы враг собрал свои силы в кулак, дробить гитлеровские войска и быстро уничтожать их по частям. В Берлине успешно применялась тактика, рожденная в Сталинграде, стремительное продвижение штурмовых отрядов и групп, составленных из всех родов войск. Герои из героев сражались в них, взвод или рота с несколькими орудиями и танками мужественно пробивались в городском лабиринте. Гитлеровцы держали многие улицы под многослойным огнем, первый шаг по ним означал верную смерть. Штурмовые группы нашли выход, саперы закладывали тол в стены домов. Еще не рассеивался дым от очередного взрыва, как в пролом бросались бойцы штурмовых групп и часто в рукопашной схватке одолевали врага. Сражение не прекращалось ни на час: днем наступали первые эшелоны армий, ночью вторые.

И круглосуточно в самых различных местах в наших войсках появлялся зеленый "додж" командующего фронтом. Обычно, где случалась заминка, Жуков разбирался в обстановке на месте, говорил с солдатами и офицерами. Нередко на самой передовой.

По мере приближения к центру города, где в бункере под имперской канцелярией забились Гитлер с Геббельсом, сопротивление возрастало. Наши войска несли большие потери. Так чем же руководствовались гитлеровцы, ведшие безнадежную борьбу?

Из бункера гарнизону города внушалось: на помощь спешат целые армии, например, под командованием Венка. Эти "армии" существовали только в горячечном воображении обезумевшего фюрера. Входившие в них части уже были разбиты при окружении Берлина. Но беспочвенные надежды на выручку извне все же играли некоторую роль. Куда более действенным был массовый террор "летучих полевых судов". Эсэсовцы хватали направо и налево солдат, заподозренных в дезертирстве. Их вешали на фонарных столбах с табличками на груди: "Я дезертир", "Я повешен) ибо не верил в фюрера", "Все предатели гибнут, как я".

Выдержки из дневника офицера немецкой танковой дивизии проливают яркий свет на причины бешеного сопротивления берлинского гарнизона:

"24 апреля. Русская артиллерия бьет без перерыва. Русские прожигают себе путь через дома огнеметами. Три часа дня, у нас дюжина танков и около тридцати бронетранспортеров. Это все оставшееся для защиты правительственного сектора. Отходим.

25 апреля, 530 утра. Новые массированные танковые атаки. Снова отходим под страшной бомбардировкой русских С воздуха. На стенах домов надписи:

"Самый темный час перед рассветом", "Отступаем, но побеждаем". Дезертиров вешают или расстреливают.

26 апреля. Багровое ночное небо. Ужасающий артиллерийский обстрел. Мы спрашиваем: где Венк? Говорят, что авангард Венка в тридцати пяти километрах юго-западнее Берлина. Коммюнике министерства пропаганды: все войска с фронта на Эльбе идут к Берлину. Около 11 утра из министерства пропаганды приходит сияющий Л. Завершились переговоры с западными державами. Нам придется еще принести некоторые жертвы, но западные державы не позволят русским взять Берлин. Мы воспрянули духом, нужно продержаться 24, максимум 48 часов. Получили номер газеты Геббельса "Ангрифф". Статья в ней подтверждает сказанное Л.: "Тактика большевиков показывает: они понимают, что скоро западные войска будут в Берлине. Эта битва решит нашу судьбу и судьбу Европы. Если мы продержимся, в войне произойдет поворот".

Американские танковые дивизии на пути к Берлину. Говорят, что в имперской канцелярии, как никогда, уверены в конечной победе. Ночью пытаемся связаться с министерством пропаганды и узнать о Венке и американских дивизиях. Центр города под страшным огнем Мы больше не можем держаться. В четыре утра уходим через туннель метро, а в соседнем туннеле продвигаются русские, захватывающие наши передние позиции".

Бред! Но в сумраке бункера Гитлер истово верил, что вот-вот Запад придет ему на помощь. 25 апреля он получил ложное известие - будто при встрече на Эльбе произошли столкновения между американскими и советскими войсками. "Вот, - вскричал Гитлер, - новое поразительное доказательство отсутствия единства между нашими врагами. Каждый день, нет, час вспыхнет война между большевиками и англосаксами... Если я нанесу удар большевистскому колоссу, наступит поворотный пункт. Это убедит всех - только я один могу сдержать большевистский колосс", и т. д.. Сколько же собирались держаться гитлеровцы? Геббельс, ведавший обороной Берлина, считал: "Мы могли бы выдержать осаду столицы от 10 до 12 недель". Записано в его дневнике, и это не пропагандистский вздор, а внутреннее убеждение.

Под грохот орудий Красная Армия выходила в район имперской канцелярии. 24 апреля был назначен советский комендант Берлина - командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин. 29 апреля, писал Жуков, "в центре города развернулись наиболее ожесточенные сражения". Комсорг 1-го батальона 1008-го стрелкового полка младший лейтенант К. Г. Громов в этот день водрузил над ратушей Красное знамя. За этот подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза. На следующий день, в ночь на 1 мая. Красное знамя взвилось над рейхстагом.