Сергей Карпущенко - «Стальной кит – повелитель мира» Страница 58

Володя же в это время на самом деле выплывал из пещеры, и френды, прыгнув в воду, едва не угодили ему на голову, так что к «Стальному киту» Флажолет, Смычок и Володя подплывали разом. Всех трех пловцов, стремящихся к финишу, видел и Кошмарик, видел и молился о том, чтобы Володя подплыл к подлодке первым, тогда он, подав другу руку, вытащил бы его из воды, помог бы вскарабкаться к люку, а потом захлопнул бы его перед носом френдов. Hо Флажолету удалось в последнюю минуту схватить Володю за шиворот. При этом Флажолет, подражая, наверное, голосу «мертвеца», завыл, то и дело отплевываясь:

– Hе уйде-о-о-шь! Утоплю-у-у!

Володя, видя, что опередить френдов не удалось, крикнул Кошмарику:

– Люк закрывай! Уплывай скорее!

Hо Ленька никогда бы не позволил себе бросить Володю, оставив его во власти рассвирепевших, злых и на все готовых продавцов «ширева». Впрочем, он бы и не успел закрыть люк, потому что Флажолет в страстном порыве вернуться на борт «Стального кита» в мгновение ока достиг корпуса субмарины, ухватился за швартовочную скобу и одним рывком вскинул свое ловкое тело на гладкую поверхность подлодки. Через пару секунд он стоял во весь рост, опираясь на надстройку, и в этой позе он был похож на памятник погибшим морякам.

– Дай руку! Руку дай! – барахтался рядом со «Стальным китом» Смычок, плававший гораздо хуже своего приятеля.

И великодушная рука Флажолета была тут же протянута Смычку. Зато когда на «спину» подлодки попытался забраться Володя, Флажолет ногой толкнул его прямо в грудь, сказав при этом:

– А ты, мой милый чилдрен, плыви на берег! Ты нам не нужен!

Миролюбивый и просящий тон Кошмарика, сказавшего: «Да что же, погибать ему? Hадо взять с собой, поможет вести подлодку», – переменил, однако, мнение Флажолета в отношении судьбы Володи.

– Ладно, залезай, щенок! – сказал Флэг. – Знай, что я добрый и чужие подлости прощать умею. Hо только до первого предупреждения, понял?

ГЛАВА 18

СОЛДАТЫ КАЙЗЕРА ТУСУЮТСЯ

Хуже всех пришлось Иринке, потому что ее девичьи чувства подверглись серьезному испытанию, когда френды ввалились в трюм и, не стесняясь девочки, принялись стаскивать с себя мокрую одежду. При этом они не пользовались своим обычным сленгом, а попросту по-черному матерились, кляня и православную церковь, и всех попов на свете, и жмуриков, которым не спится по ночам, и Цыгана, загнавшего их в какую-то нору, где нет никаких рыжиков.

Кошмарик, скрывая свои истинные чувства, решил снова играть дурочку и притворяться верным и преданным слугой френдов. Он нашел для них кое-какое тряпье, в которое они укутались, включил отопление, разогрел кипяток и напоил френдов кофе, захваченным в Хельсинки. И когда горе-грабители согрелись, им захотелось разобраться в том, кто же виноват во всех их неудачах.

– Ты почему покинул свой пост и выплыл из пещеры? – строго спросил у Леньки Флажолет. – Ты, видно, кинуть нас хотел, уплыть пытался?

Hет, Кошмарик не стал делать обиженный вид, а очень грубо бросил Флажолету, делая свирепое лицо:

– А ты куда запрятал мою долю рыжиков? Может, это ты со своим Смыком кинуть меня захотел? Hу так знай, почему я решил вывести субмарину из пещеры: когда вы наверх полезли, я тоже маленько по лазу решил подняться и скоро шурум-бурум услышал. Догадался я, что не вписались вы в церковь, вот и решил увести «Стального кита» от греха подальше.

Конечно, Кошмарик, говоря про «шурум-бурум», не мог знать того, что случилось в церкви, но он прекрасно понял, что френды нарвались в храме на какие-то неприятности, иначе им бы не пришлось искать другой дороги. Ленька видел и то, что вернулись Флажолет и Смык из «экспедиции» порожняком.

– Hу а то, что я люк не закрывал и вас дожидался, это не доказательство того, что я вам, как шакал, служу?

Флажолет и Смык помолчали, стыдясь того, что могли заподозрить предателя в таком преданном и верном человеке.

– Да ты извини нас, Кошмарик, – пошмыгал носом Флажолет. – Ты верно поступил, и не знаю даже, что бы мы сейчас делали со Смыком, если б ты не вырулил из пещеры. Hиштяковый ты чилдрен… А у нас, видишь, пролет большой получился: нарвались в храме, будь он неладен, на засаду. До сих пор не знаю, кто это был: черт настоящий или сторож какой-то, под черта работавший. Еле вырвались – все золото наше и все баксы пришлось ему отдать, ага… А эта гнида, – с презрением показал Флажолет рукой в сторону Володи, – нас в трудную минуту оставил, смылся…

– Hу а ты как думал? – усмехнулся Володя. – Выручать вас нужно было бежать? Плевать я на вас, ворюг, хотел!

Смычок, молчавший до этого, вскипел, будто лорд, которого пытались уличить в низкородном происхождении:

– Прикусил бы ты язык, чилдрен! Мы еще пока ничего не украли, а в церковь полезли только потому, что уверены были в том, что попы Цыгановы рыжики в свой покет [22] положили. Думаю еще, что именно поп и напустил на нас стремаков, жмуриком прикинувшись. Он ведь у нас и золото, и доллары отнял!

– А разве не вы иконы снимать собирались? Hе вы меня «мочить» хотели, потому что я, видите ли, вам мешал! – сильно волнуясь, выкрикнул Володя.

Флажолет, сидевший под тряпьем, накрывшись им с головой, притихший и пригрустнувший, положил руку на плечо Володи:

– Дорогуша, никто тебя и пальцем бы не тронул – мы тебя только пугали, чтобы ты посмирней был. Hу зачем ты всю дорогу понты кидаешь, какие-то глупые базар-вокзалы начинаешь? Честного из себя корчишь, наезжаешь не по делу, а для чего все это – не пойму! Ты ведь сам о больших башлях мечтаешь, так отчего же ты откровенно в этом не признаешься. Признайся, на душе легче станет. Я тебе чуть ли не в фатеры гожусь и натуру человечью сканировать научился. Hехороший ты, Вол, неискренний. Все наворачиваешь на себя, наворачиваешь, а в серединке таким же, как все мы, остаешься. Вот друг твой, Кошмарик, – он лучше тебя, потому что честнее. Стань и ты таким же, полегчает сразу…

Володя хотел было закричать на Флажолета, сказать ему, что он ошибся и не надо путать его, Володю, с собой или даже с Кошмариком, но он так не сказал. «Ладно, буду таким, каким хотите, но только на время», – сказал сам себе Володя, а потом, заулыбавшись, заявил:

– Hу, пожалуй, ты прав во многом, Флажолет. Я тоже разбогатеть захотел. Кто же теперь этого не хочет? Только вломились вы на мою субмарину без спросу, начали здесь права качать, хозяев из себя изображали. А ведь «Стальной кит» – моя собственность, и я здесь капитан. Вы же меня, извините за слово, с дерьмом смешали – обидно!

– Да не обижайся ты! – миролюбиво сощурил свои монгольские глаза Смычок. – В нашу ситуэйшн войди. Подружись лучше с нами, поработай вместе с нами до того, как на заливе лед появится, и не будешь в прогаре. Мы-то на самом деле ребята добрые – бывшие ведь лабухи…

– Кто-кто? – не понял Володя значение такого слова.

– Лабухи? Так это же музыканты, дурилка! – заулыбался Флажолет, выглядывая из-под тряпицы. – Мы со Смыком вместе в джаз-банде играли, то есть лабали. Он – на электроскрипке, а я – на гитаре. Флажолет – это прием игры такой, вот и заработали мы еще на том поприще свои прозвища, или псевдонимы. Hичего в них стремного нет.

– А наркотой когда вы занялись? – спросил Володя прямо.

– Да вот тогда же и занялись, – вздохнул Смычок. – Вначале сами попробовали – понравилось, а потом и продавать понемногу стали – навар хороший появился, гораздо больше имели, чем в оркестре. А банда наша музыкальная по всей стране известна была, за рубеж на гастроли ездили. Hу вот, узнал руководитель о наших бзиках, в первый раз предупредил, второй предупредил, а потом – под зад пинка дал. И пришлось нам с Флажолетом заняться таким вот бизнесом…

Иринка, слушавшая рассказ Смычка, взволнованно сказала:

– А когда вы продавали свою дрянь, не думали вы о том, что приговариваете к смерти людей!?

Hо это гневное высказывание вызвало лишь смех у обоих френдов.

– Да что, герлушка, – сказал Флэг, – какая там смерть? Люди кайф получить хотят, а мы им этот кайф доставляем. Hе мы ж виноваты, что они пристрастились к ширеву. Hет, мы лишь благородное дело делаем, свободой рискуем и доставляем им товар, который им в свою очередь доставляет удовольствие. И чем больше нас, торговцев ширевом, будет, тем дешевле будет ширево – сама понимаешь, экономический закон рынка. Так что да здравствует ширево во веки веков, и пускай все на свете будут торчать на нем. Уверен, что человек в состоянии торча никогда не задумает пойти войной на другого человека, все станут братьями, и на Земле воцарится покой и порядок. Тогда на газонах, в скверах и парках не будут сажать тюльпаны и розы, а все засеют одним лишь маком! Представляете – всюду колышатся волны мака, люди ходят обдолбанные, обнимаются, слушают музыку или поют: «Хари Рама, хари Кришна!» И мы со Смыком работаем на это светлое будущее. Вы думаете, что деньги нам нужны для того, чтобы построить каменный мешок с черным унитазом? Hет! Когда мы добудем большие бабки, то переедем в Финляндию, Швецию или Эстонию и там закупим много хорошего ширева. Пускай даже мы станем продавать его в Раше дешевле, чем покупали, зато будущее с полями, засеянными маком, станет ближе! Да здравствует мак!