Радуга - Русское языческое княжество Страница 58

Уже в 1543 году сестрорецкие предприниматели оказались вынуждены платить своим рабочим заметно большие суммы, и все равно тех не хватало. Языческая элита стала требовать от князя как-то исправить ситуацию.

В принципе, язычники могли пережить эту "блокаду", поскольку от неё страдало и московское население. Оставалось только дождаться очередного переворота в Москве.

Но эти события стали "последней каплей".

Другая проблема выявилась на несколько лет ранее. Предпосылки же для неё были заложены еще в четырнадцатом — пятнадцатом веках. Вуокса, служившая язычникам выходом в Балтийское море, меняла свое течение и становилась все более труднопроходимой (к восемнадцатому веку по ней из Ладожского озера в Финский залив могли пройти только лодки без груза). Первоначально сестрорецкие купцы использовали путь по Неве, который контролировала Московская крепость Орешек.

Пока язычники оставались вассалами Москвы, они проходили мимо неё беспошлинно.

Василий Третий не рисковал обострять отношения с своим самым сильным вассалом. А князь Бельский в 1540 году рискнул. И потребовал с воевод в Орешке брать пошлины с языческих судов в полном объеме. Нет, корабли под Сестрорецкими флагами все равно по Неве ходили, но суммы которые они стали отдавать воеводе выросли многократно.

Таким образом языческие элиты потеряли значительную часть своих доходов. И стали требовать от князя изменения ситуации. Характерно, что доходы казны в результате не только не пострадали, но даже выросли (уменьшение доходов было компенсировано прекращением выплаты "московской дани"). Но вот доходы купцов и предпринимателей просели очень заметно. Как оказалось, даже храмы использовали рабочих — христиан в своих хозяйствах. Недовольны оказались все элиты. И тут стало очевидно, что Игорь Молния не в состоянии с ними спорить. Уже в конце 1543 года он отправился в Москву на переговоры.

Как оказалось, этот шаг стал его ошибкой…

Кое-кто в Сестрорецке отговаривал князя от поездки в Москву. Недавние беженцы — Кошкин и Оболенские. Они попросту лучше понимали происходящее в Москве. Да и за свою жизнь, наверное, опасались (открытие границ могли купить и их головами). Но их голоса не были услышаны — слишком многим требовался компромисс с Москвой.

Игорь Седьмой же, предположительно, рассчитывал на влияние Воронцова и Сабуровых в Москве.

Что именно произошло в Москве в конце декабря 1543 года неизвестно. Игорь Сестрорецкий и Андрей Шуйский были убиты, но где и как — непонятно.

Согласно официальной версии князь Игорь Молния Сестрорецкий был убит наемниками Шуйских, защищая Великого Князя Московского Ивана Васильевича (за головой которого и направлялись эти наемники). Своей смертью он сумел выиграть время за которое люди Воронцова подоспели к загородной резиденции и спасли Ивана. Князь Андрей Шуйских был убит той же ночью людьми Глинских. Но эта версия оставляет неясными слишком много вопросов.

Резко заложило уши. Амазонки свиты подали сигнал. Ну все — началось. Охрана вступила в бой. Значит все… Значит они решились. Ну что же, посмотрим как Шуйским понравится мой ответ.

Подготовились они, конечно, великолепно. Переиграли меня (и вообще весь Сестрорецк) вчистую. ТАКОГО варианта не предположили даже Кошкин. Да что он — даже Воронцов ничего не понял. Не заметил, что Шуйские собирают боевиков, не понял зачем его устраняют из резиденции именно на время моего приезда в Москву.

Я проигрывал в любом случае. Шуйские нашли того, кого они объявят убийцей. После приезда в Москву шансов выжить и победить уже не оставалось. Если бросаю все и бегу — мальчишку убивают, а меня объявляют убийцей (доказательством становится мое бегство из Москвы). Если остаюсь — убивают и меня, а затем также объявляют убийцей, которого они пытались остановить и не успели. И в любом случае коронуют себя. А затем… Война. Которую у нас в Сестрорецке никто не хочет начинать. И потому — заранее для нас проигранная.

Они считают, что шансов у меня нет. И это единственный плюс в ситуации. Ведь все очень просто — достаточно не допустить смерти Ивана Московского и убедить его в своей преданности… Сущие пустяки — привлечь на свою сторону мальчика, который никому и ничему не доверяет…

А потому — мои девушки прорвались к покоям Ивана и взяли их под свою охрану. И потому они сейчас умирают — там, за дверью, выигрывая для меня время. И потому я здесь и разговариваю с ним… И потому, когда погибнет последняя из них — мне придется умирать. Умирать в любом случае… Даже если Воронцов успеет собрать людей и привести их — все равно придется умереть. Иначе Московский князь мне попросту не поверит.

Там — дома, многие уже откровенно ждут моей смерти. Ну что ж, значит они дождались. Да, я слабый правитель (особенно на фоне отца), но на то чтобы смертью добиться победы меня хватит. Пусть посмотрят КАК умирает раб Моранны и Сестрорецкий князь.

Он не думал, что умрет так — в московском тереме, вдалеке от храмов. Он не очень-то боялся смерти (Князь Молния достаточно повидал ее на своем веку), он больше всего боялся, что о том, как он умер, так никто и не узнает. В ранней юности ему виделось, что он погибает героем на поле боя, защищая знамя или закрывая собой старшего брата. Красивая смерть, достойная песен.

Конечно же он мог и не жертвовать собой, а просто бежать из Москвы, но смог бы он потом нормально спать, зная, что вместо себя приговорил к смерти многих иных?

Игорь Седьмой до того никогда не обращался к богам со своими мольбами, считая, что богов по пустякам тревожить не стоит. Он потому и был посредственным князем, что берег свою единственную молитву, берег на тот случай, когда стоит воззвать к Моранне. И он воззвал, всей душой прося прекрасную повелительницу смерти даровать ему победу, цену за которую он был готов уплатить.

Князь встал в дверях. Пока за ними погибает последняя четверка амазонок — у него есть несколько мгновений для того, чтобы сосредоточиться.

Оставалось лишь ждать, когда враги явятся по его душу. На какой-то миг сестрорецкий князь пожалел, что на нем всего лишь легкая кольчуга, которую можно было носить под одеждой, а не его полный доспех. Да чего уж теперь жалеть? Ни шлема, ни щита, благодаря которому можно было продержаться очень и очень долго.

Из оружия лишь две молнии.

Дверь резко распахнулась и из-за неё показались враги. Шесть, десять, пятнадцать, семнадцать. Семнадцать уцелевших наемников из той полусотни, что вошла в терем.

Слишком глупых, чтобы понять что в живых их не оставят в любом случае. Свидетели Шуйским не нужны. Шансы выжить имелись только у организатора, набравшего этих боевиков (этот человек был посвящен слишком во многие тайны своих хозяев). Они заметили Молнию, и один из них поднял сжатый кулак. Князь усмехнулся. Луков у них не было.

Эта усмешка решила дело. Враги, не торопясь, начали приближаться. Отчего-то в этот момент Игорю Седьмому вспомнилось детство. В шесть лет он впервые взялся за боевое оружие, но наука фехтования юному княжичу не давалась. Он не мог почувствовать ритм, музыку, пляску меча. Это продолжалось до тех пор, пока старая жрица не догадалась вручить ему легкий кистень на длинной цепи (скорее кнут чем кистень). Кистень, вращаясь издавал резкий свист. Кистень пел. Эта музыка помогла шестилетнему мальчонке почувствовать оружие. Так у него появилось прозвище Молния (так назывались эти легкие кистени). Музыка молний вела его за собой, подсказывала, когда следует ударить, когда сменить стойку или закрыться от удара. Старая Жрица Смерти был довольна младшим сыном своего князя. Шли годы, на её могиле уже давно выросли цветы, но песня молний навсегда осталась в сердце Игоря. Стоило лишь пошевелить кистями рук, спустить цепи вниз, и победная песнь молний просыпалась, пела в его ушах, помогая и в боях и в спорах. Наверное, только благодаря песне молний он в конце концов и мог оставаться Сестрорецким князем.

Вот и сейчас Молнии пели ему, пели в последний раз. Веселая, удалая мелодия подхватила Игоря Седьмого и бросила в бой.

Пой, молния! Пой!

Он встретил первого наемника и, не дожидаясь нападения, ударил первым. Противник, на свою беду, находился в левосторонней стойке, удерживая щит перед собой. Его левая нога оказалась лакомым кусочком, и правая Молния, сверкнув росчерком, стремительно свистнула, разрезая плоть и ломая кость. Враг закричал и дернул щитом. Князь тут же нанес другой рукой быстрый удар в открытое лицо. Граненое, остро заточенное лезвие левой Молнии прошло через глаз и достало до мозга.

Пой, молния! Пой!

Второй враг, несмотря на смерть своего товарища, бросился вперед. "Бросок змеи" правой молнией, наймит закрывается щитом и тут же наносит стремительный ответный удар. Сабля с неприятным шелестом вспарывает воздух и сталкивается с левой молнией. Цепь захлестывает вражеский клинок, уводя его в сторону, а граненый кистень бьет в лицо. Враг отшатывается, спотыкается о труп своего товарища и тут же расстается с правой кистью.