Рафаэло Джованьоли - Спартак Страница 59

Во время этих набегов Спартак собрал столько рабов и гладиаторов, что за два месяца успел сформировать еще два легиона и полностью их вооружить.

Между тем, с одобрения Сената, Публий Вариний набрал среди пиценов много солдат, получил из Рима новые подкрепления и, горя желанием смыть позор понесенных поражений, в конце августа выступил из Аскудума. Во главе восемнадцати тысяч бойцов, большими переходами он надвигался на Спартака. Спартак, дошедший в эти дни до Террацины, услыхав о приближении Вариния, двинулся ему навстречу и нашел его стоящим в лагере у Аквинума. Накануне сентябрьских ид (12 сентября) оба войска сошлись и вступили в решительное сражение.

Длительной и кровопролитной была битва, но к вечеру римляне начали сдавать, колебаться и, наконец, под бешеным натиском гладиаторов, были вынуждены бежать. Последний натиск был так силен, что легионеры пришли в полное расстройство, и победители учинили среди них жестокую резню.

Вариний отчаянно боролся за поддержание чести римского имени и долго сопротивлялся, но, раненный Спартаком, должен был оставить в его руках своего коня и благодарить богов за то, что ему чудом удалось спастись. Свыше четырех тысяч римлян погибло в этом кровопролитном сражении. Гладиаторы овладели оружием, обозами, квартирным инвентарем, знаменами неприятельских легионов и даже взяли в плен ликторов, которые обычно шли впереди претора.

Глава 14

СПАРТАК УСТРАИВАЕТ СМОТР СВОИМ ЛЕГИОНАМ

После поражения при Аквинуме претор Публий Вариний, собрав остатки своих легионов, около десяти тысяч человек, отступил в Норбу и укрепился там, чтобы защищать одновременно и Аппиеву и Латинскую дороги, на случай если ненавистный гладиатор, который перевернул все правила тактики и опрокинул традиции всех наиболее опытных полководцев, несмотря на зимние холода, осмелится двинуться против Рима.

Спартак тем временем поставил свои легионы на отдых в бывших римских квартирах.

Передав Эномаю начальство над четырьмя легионами и заставив его поклясться честью, что он ни в коем случае не двинется из лагеря, пока не получит приказа, Спартак тайно выступил из лагеря во главе трехсот всадников, с определенной целью, известной только ему одному.

Между тем в лагерь под Нолой в течение двухмесячного похода Спартака в Самниум и Лациум рабы и гладиаторы стекались толпами, так что Крикс мог сформировать еще три легиона по пять тысяч в каждом и поручил командование ими Арториксу, Брезовиру и одному старому кимвру. Этот кимвр, по имени Вильмир, несмотря на грубость и дикость характера и на пьянство, пользовался высокой репутацией среди гладиаторов за геркулесовскую силу и за прямоту души.

Легионы, согласно предписанию Спартака, ежедневно выходили упражняться в фехтовании, в тактических приемах, в атаках. Солдаты занимались этим очень охотно и старательно. Надежда добиться свободы и увидеть торжество своего правого дела воодушевляла этих несчастных, насильно оторванных от родины, от семей, от привязанностей; сознание., что они идут под светлым знаменем свободы, подымало попранное чувство собственного достоинства и облагораживало их в собственных глазах. Жажда мести за испытанные оскорбления воспламеняла в сердцах этих людей желание померяться оружием с угнетателями. Энтузиазм этого молодого войска усиливался довернем, которое гладиаторы питали к своему безгранично почитаемому, беспредельно любимому вождю.

Когда в лагерь пришло известие о победе, одержанной Спартаком над легионами Публия Вариния при Аквинуме, радость была единодушной, шумной и пылкой. Всюду раздавались веселые песни, праздничные клики и оживленные разговоры.

Эта суматоха и оглушительный шум удивили Мирцу. Она вышла из палатки, в которой проводила почти целые дни, и спросила у проходивших солдат, чем вызвано это ликование.

- Спартак еще раз победил!

- Он совершенно разбил римлян!

- Где?.. Как? И когда?.. - спросила взволнованно девушка.

- При Аквинуме?

- Три дня тому назад...

- Он разбил претора и захватил его коня, ликторов и знамена! В это время на преторий явился Арторикс. Он шел к Мирце сообщить ей подробности об одержанной ее братом победе, но, подойдя к ней, густо покраснел и смутился так сильно, что не знал как начать речь.

- Так вот.., здравствуй, Мирца, - пробормотал юноша, блуждая глазами по сторонам и теребя перевязь, спадавшую с левого плеча на правый бок, - ты уже знаешь.., это было при Аквинуме... Как твое здоровье ?

И после короткою колебания закончил:

- Так вот, значит, Спартак победил.

Смущенный Арторикс казался самому себе смешным: язык у него точно прилип к гортани, и он был вынужден вытягивать из себя слова. Дело в том, что Арторикс, эта нежная, чистая душа, так привязанная к Спартаку, с некоторого времени испытывал сердечные волнения, каких он никогда не знал раньше. Вид Мирцы его волновал; ее голос вызывал в нем неизъяснимый трепет, а ее речи, казавшиеся сладчайшими звуками сафической арфы, переносили его в неведомые, полные неги миры и заставляли забывать обо всем окружающем.

Сперва он отдавался целиком этим сладостным ощущениям, не стараясь разгадать их характер и источник, давал убаюкивать себя опьянявшей его таинственной гармонии, не понимал и не старался понимать, что происходило в его душе.

С того дня как Спартак отправился в Самниум, молодому гладиатору часто случалось находиться в палатке вождя возле Мирцы, причем он не знал, как и для чего он приходил туда; часто случалось, что он как бы в беспамятстве оказывался посреди поля в нескольких милях от лагеря, не имея возможности объяснить себе, как он попал туда и о чем он думал, пока шел.

Мирца, сперва не замечавшая частых посещений Арторикса, всегда охотно беседовала с ним, нежно отдаваясь искренней дружбе. Но с течением времени и в ее поведении появились странности: она то краснела, то внезапно бледнела, обнаруживала волнение, задумчивость и стеснение.

Тогда юноша принялся внимательно исследовать свою душу и понял, что он отчаянно влюблен в сестру Спартака.

И он решил, что причина этого поведения девушки, столь же странного, как и его собственное, - ее презрение к нему; он не подумал, что и Мирца, подобно ему, могла пройти через все волнения страсти. Арторикс не смел льстить себя надеждой, что девушка питает к нему любовь, равную той, которую он испытывает к ней, и вовсе не предполагал, что ее смущение имеет тот же источник, что и его собственное.

Таким образом, оба юных существа обрекли себя на жизнь, полную тайных страданий и постоянной тревоги. Они (ткались избегать друг друга, желая быть вместе; принуждая себя не видеться часто, встречались, а встречаясь, хотели говорить, но молчали; убежденные в том, что надо расстаться, - стояли без движения, с потупленными взорами, лишь по временам тайком поглядывая друг на друга, словно считая это преступлением.

Поэтому Арторикс с радостью воспользовался вестью о новой победе Спартака, чтобы пойти к палатке фракийца. Он говорил самому себе, что более законного основания пойти к девушке не может быть, и старался убедить себя в том, что из-за глупой щепетильности не сообщить Мирце столь радостную весть было бы не только ребячеством, но прямо дурным поступком.

И он побежал к девушке, с сердцем, трепетавшим радостью и надеждой, с твердым решением победить то волнение. Ту странную робость, которые сковывали его, когда он бывал с нею. Он решил "поговорить с ней откровенно и смело, как подобает мужчине и воину, открыть ей всю свою душу, так как, - думал он, приближаясь к палатке Спартака, - это странное положение вещей должно же когда-нибудь кончиться.

Но когда Арторикс очутился возле Мирцы, все его прекрасные намерения рассеялись как дым, и он стоял перед ней, как мальчик, пойманный на месте преступления учителем; поток красноречия, который должен был излиться из его уст" сразу иссяк; и ему удалось произнести лишь несколько бессвязных и отрывистых слов, в которых не было ни капли здравого смысла.

Пламенный румянец выступил на лице девушки, и после небольшого колебания она сказала Арториксу слегка дрожащим голосом, силясь придать ему твердость:

- Послушай, Арторикс, ну разве так рассказывают сестре о геройских подвигах брата?

При этом упреке юноша покраснел и, черпая в нем мужество, недостававшее ему вначале, подробно рассказал девушке обо всем, что сообщили курьеры о сражении при Аквинуме, - А Спартак не ранен? - спросила Мирца, с тревогой следя за рассказом гладиатора. - Правда, не ранен?.. Верно, что с ним ничего не случилось?..

- Да нет! Как всегда, он вышел невредимым из всех опасностей.

- Ах, именно его мужество, которым он мог бы померяться с богами, воскликнула слабым голосом Мирца, - и заставляет меня дрожать за него каждый час, каждую минуту.

- Не бойся, благородная девушка: пока у Спартака в руке меч, нет оружия, которое нашло бы дорогу к его груди.