Николай Маркевич - История малой россии - 2 Страница 63

Так прошло двадцать первое Апреля.

Двадцать четвертого Головкин и Шафиров снова занялись изысканием истины. Призвали Сотника Кованька, и спросили его, как выражается подлинник—с пристрастием, то-есть с пристрашкою. Кованько всю вину сложил на Кочубея. Впрочем объявил, что Иезуит Заленский, обедая у Левенца, сказал: «теперь Король Шведский притаился, а как выбухнет, то не скоро затушишь огонь.» Уверял он тут же, что Король идет не на козаков. Все же лишнее писать подучил его Кочубей. А что касается до проповеди в Печерском монастыре, — проповедник жаловался на Государя за раззорение кое-каких построек монастырских, подошедших под план крепости, но заключил величайшею похвалою Государю. За первое Гетман выговаривал ему с гневом, за второе благодарил. «А измены за Гетманом, — заключил Кованько, — никакой я не знаю.»

Апреля 29 разсматривали бумаги и письма доносителей; там нашли и переписку седого Мазепы с молоденькою Кочубеевою, переписку, которую так благородно отправил Головкин к тому, кто ее писал. «Для чего ты вычернивал в доносе иные слова и писал над ними другие?»— спросил Головкин Кочубея. — Для лучшего прикрытия ложного доноса,»—отвечал Кочубей.

Многие из бумаг были писаны рукою Святайла. Кочубей уверял, что старый духовник его писал их по его приказанию; что он знал о доносе, как отец духовный; но в заговоре против Гетмана не участвовал, Не смотря на это, призвали Священника. Он отвечал, что все найденное в бумагах его руки, писано им по просьбе Искры; что он ему говорил и о переписках Гетмана с Ханом, и о содержании у себя знатных Поляков, вместо слуг, и о подговорах Запорожцев против Государя; сам же он, Святайло, за Гетманом измены не знал и не знает.

Искра подтвердил это показание, и прибавил, что к этим лжам и сплетням подвел его Кочубей.

Апреля тридцатого привели снова Кочубея. Его спрашивали: признавался ли он в фальшивости доноса духовному отцу своему Святайлу? «В Великий пост на первой неделе», отвечал Кочубей: «я говорил, что жалею, зачем на старости принял на себя такое трудное дело, как донос на Гетмана.» Священник мне отвечал: молись Богу. — Других разговоров между нами не было.

Святайло подтвердил его слова «Бог вас ведает, что вы будете делать, сказал он, исповедуя Кочубея. Этот отвечал: или успею, или погибну.

Пытка возобновлялась ежедневно до 28-го Мая. Мазепа в это время, не давая отдыха ни Государю, ни Головкину, умолял о присылке клеветников в Малороссию для окончания над ними дела розыскного.

Вот извлечение из его писем к Петру и к Головкину:

«Ваше Величество отяготили, обременили меня неизреченною Вашею милостию, превосходящею силы моего тела болезненного, облегчающею и услаждающею мое многопечальное сердце. Сперва тайно собственноручною грамотою, потом чрез посланного моего Скоропадского, потом чрез Маслова, Вы, Великий Государь, обнадеживаете и утверждаете меня верного Вашего подданного в благосердном Вашем призрении, в непреоборимом клеветами враждебными покровительстве. Вы не преклонили Вашего Богохранимого сердца ко лжам злобных давних врагов моих—Кочубея и Искры. Они старались повергнуть в прах мою честь, помрачить мою непорочную верность. Отягощенный неизглаголанною и неописанною милостию, паду к стопам Вашим победительным, попирающим врагов, ходящим по стезям Божественным правды. Благодарю Вашему Царскому Величеству и до конца жизни моей благодарить не перестану. Защитя премилосердно невинность мою, Вы не попустили о мне возрадоваться моим врагам. Розыск над врагами моими явственно их доказал клевету. Разстилали сеть для меня и ею же уловлены во лжи и в злобе своей. Ныне с земным поклонением умоляю, чтобы лжеклеветников моих всемощно повелели Вы ко мне прислать, для окончания дела розыскного, и чтоб казнь над ними всенародно в войске совершилася; да не дерзают, видя оную, прочие клеветать на меня; если столь беззаконные мятежники дерзнут опять раздувать пламя мятежа в народе и утруждать Величие Ваше, Государь, поборая и помрачая мою непоколебимую к Вам верность, то для службы Вам, для исцеления возложенных на меня обязанностей, для управления внутреннего не станет, Государь, у меня сил в изнеможенной старости и в болезнях непрестанных.»

Граф Головкин получил письмо не хуже написанное:

Всегда имел я твердую надежду на Бога его, единого в напастях Заступника, Царский престол на истине утверждающего. Я знал, что наветы врагов моих, Кочубея и Искры, пред праведною и непорочною моею верностию, как паутина, разрушатся; что клеветники мои сами упадут в сеть, мне уготованную; но после Бога и Государя я несомненно надеялся на Ваше заступление и покровительство, на Вас, моего благодетеля. И надежда моя не постыдила меня; мои враги о мне не возрадовались. Преисполнили Вы меру благодеяний своих! Изследывая благоразумно неправду и беззаконные вымыслы врагов моих, Вы не попустили, чтоб слава моей верной службы омрачилась. Вы меня обязали вечною к Вам благодарностию, которая и по кончине моей в безсмертной душе моей жить будет. Благодарю, что взялись быть ревностным моей невинности заступником и покровителем, Пока живу и движуся, буду отслуживати и награждати. Одно только мне еще необходимо: чтоб Государь указал моих клеветников, главных врагов моих, прислать сюда ко мне в войско; чтоб ложь, клевета и неправда изобличены были на позор всенародный; чтоб всенародно восприняли они достойную казнь. Когда другие не станут утруждать клеветами Государя; помрачать и поборать мою верность непоколебимую и неизменную.

«Правда, что я обрадован грамотою Всемилостивейшею моего Государя; но меня снедает горесть о том, что те враги мои, всенародные возмутители, легко были допрашиваны. Надлежало бы их истязать с большею жестокостию, чтоб узнать корень злодеяния, чтоб уведать, какие надежды имели они в клеветах на меня. Они бы выявили, что когда бы Государь, поверя им, велел меня тогда взять, воздвигнув в Украйне возмущение, они поставили бы Гетмана по своему желанию. Они б и в Смоленск не поехали, если бы не отряд, мною за ними посланный. И потому-то их необходимо здесь допросить, кого и как они, злодеи, хотели сделать Гетманом.»

Почти слово в слово злобный старик писал такое же письмо к Шафирову; с теми же обетами отслуживать и награждать.

Вслед за этим письмом, он отправил другое, общее к обоим Министрам. «Из скитальца нищего, подлого отродия, сына мужицкого Кочубея, — пишет он в этом письме, — я сделал его Генеральным Писарем, потом Генеральным Судьею, обогатил селами, деньгами, честью и славою. Из горшечника сделал Искру Полковником. И вот чем они отблагодарили мне, изверги! Они хотели у благодетеля своего похитить честь и славу. Не только здесь и в России, но и вне государства разнесли слух о моей неверности. Между тем друзья их разглашают, что они привезены с честью в Смоленск, встречены тамошним Воеводою, остановились в его доме, разъезжают свободно, и для большей чести сопровождаемы офицерами.»

Головкин отвечал ему письмом замечателым:. «Зная, что Ваше Сиятельство должны досадовать на нас за привезение сюда Кочубея и Искры мимо Киева, поспешаем оправдать себя. Их нельзя было привезть в Киев, потому что они отправились в Смоленск добровольно и за ними послано было только два офицера. Если б в другом месте и не нами был чинен сей розыск, никто б так дерзновенно и отважно не поступил. Мы приложили неусыпные труды изследовать то зло без дальних околичностей; другие же сего чинить не смели и не могли. Ибо и то к Вашей славе, что сие вершилось без присылки и требования от Вас кого к тому розыску.»

Не было ли это письмо в числе тех, которых подлинники, как мы увидим после, были сожжены умирающим Мазепою? Не подтверждает ли это слов моих насчет подкупа, которым преклонил Мазепа Шафирова и Головкина?

Тогда написали следующий приговор:

Ахтырскому Полковнику Федору Осипову, за оказанную верность, выдать похвальную грамоту, которую обнародовать во всей Украйне и в Слободских полках. Его Писаря, содержащегося в Москве под стражею, освободить и отправить в полк Ахтырский.

Яценка освободить, но с тем, чтоб он не возвращался никогда в Малороссию.

Святайла, сына его и чернеца Никанора сослать в Соловецкий монастырь, никуда оттуда не выпускать, и буде пожелает Святайло принять монашество, постричь его.

Кованька, Колчицкого, Глуховца и слуг Искры и Кочубея отправить в Архангельск и поверстать в солдаты, или куда окажутся годными, по разсмотрению тамошнего Губернатора, Князя Петра Васильевича Голицына.

Апостола и Чарныша, замешанных в доносе, выдать Гетману, и наказание обоих ему предоставитью