Ева Кюри - Мария Кюри Страница 64

МИР. КАНИКУЛЫ В ЛАРКУЕСТЕ

Мир снова обрел покой. Мари все с меньшим доверием следит издали за теми, кто налаживает мир.

Мари - участница мировой войны - не стала ни милитаристкой, ни сектанткой. Это чистейшей воды ученая, и в 1919 году мы снова видим ее во главе своей лаборатории.

Она с горячим нетерпением ждала минуты, когда здание на улице Пьера Кюри наполнится рабочим гулом. Первая ее забота - не ослаблять дела исключительной важности, начатого во время войны. Снабжение эманацией, распределение "активных" пробирок по госпиталям продолжается под руководством доктора Рего, который, демобилизовавшись, снова вступил во владение зданием биологического отделения. В здании физического отделения мадам Кюри и ее сотрудники занимаются опытами, прерванными в 1914 году, и приступают к новым.

Более правильный образ жизни позволяет Мари заняться будущим Ирен и Евы, двух крепких девушек, таких же стройных, как она сама. Старшая, студентка двадцати одного года, спокойная, удивительно уравновешенная, ни на минуту не сомневается в своем призвании. Она намерена быть физиком, она намерена, и это уже точно, изучать радий. Удивительно просто и естественно Ирен Кюри вступает на путь, по которому следовали Пьер и Мари Кюри. Она не задается вопросом, займет ли она в науке такое же большое место, какое заняла ее мать, и не чувствует тяготеющего над ней слишком громкого имени. Ее искренняя любовь к науке, ее дарование внушают ей только одно честолюбивое желание: работать всю жизнь в лаборатории, которая строилась на ее глазах и где в 1918 году она значится "прикомандированной лаборанткой".

Благодаря удачному примеру Ирен у Мари создается уверенность, что молодым существам просто найти дорогу в лабиринте жизни. Ее озадачивают какое-то томление и резкие перемены настроения у Евы. Благородное, но чрезмерное уважение к личности детей, переоценка их благоразумия не позволяют ей самой воздействовать на подростка. Она хотела бы, чтобы Ева стала врачом и изучала применение радия в лечебных целях. Однако Мари не навязывает ей этот путь. С неослабным сочувствием поддерживает она любой из капризно изменчивых проектов дочери. Радуется ее занятиям музыкой, предоставляя ей выбор преподавателей и метода занятий... Она дает полную свободу существу, раздираемому сомнениями и нуждавшемуся в подчинении строгим предписаниям. Как было заметить свою ошибку этой женщине, которую все время направлял безошибочный инстинкт таланта и, наконец, довел до ее предназначения, несмотря на все препятствия?

До конца своих дней она будет окружать неусыпной нежностью своих дочерей, совершенно различных от рождения, ни одной из них не выказывая предпочтения. При всяких обстоятельствах их жизни Ирен и Ева находили в ней защитницу и горячую союзницу. Когда впоследствии Ирен тоже станет матерью, Мари посвятит свои заботы и тревоги обоим поколениям.

Мари - Ирен и Фредерику Жолио-Кюри, 29 декабря 1928 года:

Дорогие дети, шлю вам свои наилучшие пожелания к Новому году - желаю вам доброго здоровья, хорошего настроения, плодотворной работы, желаю вам в этом году чувствовать каждый день удовольствие от жизни, не искать в них приятное потом, когда они уже пройдут, и не рассчитывать на приятное только в будущем. Чем больше стареешь, тем сильнее чувствуешь, что умение наслаждаться настоящим - драгоценная способность.

Я думаю о вашей маленькой Элен и шлю ей мои пожелания счастья. Так трогательно наблюдать за развитием крошечного существа, которое с безграничным доверием ждет от вас всего лучшего и твердо верит, что вы можете его избавить от любого страдания. Настанет день, когда она узнает, что ваша власть не простирается так далеко, а как бы хотелось иметь такую власть ради своих детей! Надо по крайней мере приложить все усилия, чтобы дать малышам здоровье, мирное, ясное детство в атмосфере любви, среди которой их чудесное доверие продлится как можно дольше.

Мари - дочерям, 3 сентября 1929 года:

...Я часто думаю о предстоящем мне годе работы. Думаю и о каждой из вас, о вашей нежности ко мне, о тех радостях и попечениях, какими вы награждаете меня. Вы - мое настоящее богатство, и я прошу у жизни оставить мне еще несколько хороших лет совместного существования с вами.

* * *

То ли после изнурительных лет войны с наступлением мира улучшилось ее здоровье и наступил покой старости, но мадам Кюри становится умиротворенной. Тиски траура и болезни разжались, время притупило страдания...

Мари - Броне, 1 августа 1921 года:

...Я столько страдала в своей жизни, что дошла до предела: только настоящая катастрофа еще могла бы на меня подействовать. Я научилась смирению и стараюсь найти хоть какие-то маленькие радости в серых буднях.

Скажи себе, что ты можешь строить дома, сажать деревья, цветы, любоваться их ростом и ни о чем не думать. Жить осталось недолго, зачем же нам еще мучить себя?

Ирен и Ева выросли рядом с женщиной, боровшейся с горем, а теперь находят в ней новую подругу, постаревшую лицом, но помолодевшую душой и телом. Ирен, неутомимая спортсменка, подстрекает мать следовать ее примеру, совершает с ней долгие прогулки пешком, берет ее с собой кататься на коньках, ездить верхом и даже понемногу ходить на лыжах.

Летом Мари приезжает к дочерям в Бретань. В Ларкуесте, восхитительном крае, не наводненном пошлой толпой, три подруги проводят отпуск.

Население этой деревушки, расположенной на берегу Ла-Манша, возле города Пемполь, состоит исключительно из моряков, земледельцев и... профессоров Сорбонны. "Открытие" Ларкуесты в 1895 году историком Шарлем Сеньобосом и биологом Луи Лапиком получило в университетских кругах значение открытия Америки Христофором Колумбом. Мадам Кюри, явившаяся с опозданием в эту колонию ученых, которую один остроумный журналист окрестил: "Форт Наука", сперва ютилась в доме у местного жителя, затем сняла дачу, а потом ее купила. На возвышенном песчаном побережье, над безмятежным морем, усеянным бесчисленными большими и маленькими островами, которые не дают морским валам набегать прямо на берег, Мари выбрала место наиболее безлюдное, наиболее защищенное от ветров. Она любит такие дома-маяки. Все летние дачи, какие она снимала, да и те, какие она впоследствии строила сама, похожи друг на друга: на большом участке - скромный домик. Неудобно расположенные комнаты, запущенные, бедно обставленные, а вид из окон превосходный.

Редкие прохожие, которых Мари встречает по утрам, - сгорбленные старухи, медлительные крестьяне, улыбающиеся дети - все звучно приветствуют: "Добрый день, мадам Кю-ю-юри!" - по бретонски растягивая гласный звук. Мари не избегает этих встреч и с улыбкой отвечает в тон: "Добрый день, мадам Ле Гофф... Добрый день, месье Кентэн" - или просто: "Добрый день", если к стыду своему, не узнает приветствующего. Деревенские жители вполне сознательно обращаются к ней с простыми, спокойными приветствиями, как равные к равной, без назойливости или любопытства, а выражающими только дружбу. Не радий, не тот факт, что "о ней пишут в газетах", снискали ей такое уважение. Ее сочли достойной женщиной лишь после двух или трех летних сезонов, когда бретонки, прячущие волосы под белыми остроконечными чепцами, признали в ней свою, крестьянку.

Дом мадам Кюри ничем не отличается от десятка других. Центром же колонии, великосветским дворцом в Ларкуесте считается низкая хижина, доверху увитая диким виноградом, пассифлорой, вьющейся фуксией. Хижина эта зовется по бретонски: "Taschen-Vihan" - "Маленький виноградник". При нем на склоне разбит садик, где яркие цветы, посажанные без всяких затей, растут на длинных клумбах. Дверь домика всегда растворена настежь, кроме дней, когда дует восточный ветер. Здесь живет юный чародей семидесяти лет Шарль Сеньобос, профессор истории в Сорбонне. Это очень маленький, очень подвижной старичок, чуть горбатый, одетый в неизменный костюм из белой фланели в черную полоску, залатанный и пожелтелый. Местные жители зовут его месье Сеньо, а друзья - Капитаном. Словами не выразить того восторженного поклонения, каким он окружен, а тем более не объяснить, какими чертами своего характера он заслужил всеобщее обожание и нежность.

По извилистой и крутой тропинке Мари спускается к "Винограднику". Человек пятнадцать приверженцев уже сидят и расхаживают перед домом в ожидании поездки на острова. Появление мадам Кюри не вызывает никаких эмоций у собравшихся, напоминающих группу эмигрантов или цыганский табор. Шарль Сеньобос, посматривая своими чудесными, но скрытыми за очками близорукими глазами, приветствует Мари любезно ворчливой фразой: "А! Вот и мадам Кюри! Здравствуйте!" - "Здравствуйте!" - раздается эхом еще несколько приветствий, и Мари присоединяется к кругу людей, сидящих на земле.

На Мари выгоревшая полотняная шляпа, старая юбка и не знающая износа матросская блуза из черного мольтона; такую блузу, одного покроя для мужчин и женщин, для ученых и рыбаков, мастерит за несколько франков деревенская портниха Элиза Лефф. Мари носит сандалии на босу ногу. Свой мешок, раздувшийся от впихнутых в него купального костюма и халата, она кладет перед собой на траву, где валяется еще пятнадцать точно таких же мешков.