Екатерина Монусова - История Крестовых походов Страница 64

А впереди маячила столица графства – Тулуза. Чтобы блокировать этот огромный город, требовались очень крупные силы. Именно поэтому, когда, взяв Лавор, Монфор двинулся на Тулузу, осада была прекращена менее чем через две недели. На помощь городу пришел и король арагонский Петр, для которого сохранение южного графства было вопросом жизни и смерти, – эта широкая «нейтральная» полоса отделяла его земли от владений французского короля. Увы, Петр Арагонский был вскоре убит в сражении при Мюре. Это случилось в 1213-м, а два года спустя крепость сдалась крестоносцам. Вскоре Иннокентий III созвал Латеранский вселенский собор. Тщетно молили на соборе о пощаде тайно явившиеся на него старый граф Тулузский и его сын Раймунд-младший. Высокое собрание лишило мятежное семейство всех его владений, передав их графу Монфору и его приближенным. Но военная фортуна переменчива, и щедрый подарок, увы, не принесет Симону счастья. Три года спустя при очередной осаде восставшей Тулузы он будет убит пущенным из пращи камнем, а его сына Амори отпрыски Раймунда принудят возвратить завоеванную землю…

Костер Монсегюра

За годы кровавых сражений из жизни успеют уйти многое герои этой драмы. Перед Всевышним предстанет папа Иннокентий, освободив место на Святом престоле для Гонория III. В 1222 году умрет Раймунд VI – он отправится в мир иной без покаяния, и церковники наотрез откажутся его хоронить… Лишь в 1227 году Амори де Монфор, призвав на помощь нового французского монарха Людовика IX, вынудит Раймунда VII капитулировать. Его дочь, провозглашенная единственной наследницей, станет женой брата короля. Оказался ли этот брак счастливым, история умалчивает, но в одном королевский двор выиграл точно – в результате сделки земли Лангедока перешли к французской короне, а сама область навсегда утратила прежнюю независимость.

А что же катары? Ответ прост: они продолжали бороться. Против них выступала могущественная армия, созданная папой Григорием, – инквизиция. Этот средневековый «орган государственной безопасности», во главе которого встали все те же непримиримые доминиканцы, был обличен одной-единственной функцией – бороться со всеми и всяческими ересями. Главным оружием в этой борьбе стал костер. Ну а те, против кого разгоралось священное пламя, укрылись в неприступных крепостях.

…В день весеннего солнцестояния десятки людей поднялись на крепостные стены. От подножия осаждавшие хорошо видели, как один за другим они преклоняли колени перед высоким человеком в черном одеянии. Он, возлагая на них руки, что-то шептал – или говорил? – но слова таяли в вышине, не достигая слуха крестоносцев.

– Пусть Святой дух сойдет на тебя, и душа твоя будет спасена…

То было таинство «утешения», возводившее катаров в ранг «совершенных» – единственный обряд, признаваемый еретиками. Любить женщин отныне им навсегда запрещено, как, впрочем, и мужчин, ведь таинство свершалось в тот ясный мартовский день и над представительницами слабого пола. Впрочем, повернется ли язык назвать слабыми духом нескольких дам и девиц, которые вместе с рыцарями томились в осажденной крепости? И что были для них все мирские запреты? Из всех привилегий теперь имела значение лишь одна – возможность прямиком попасть в Царствие Небесное. Слова «утешения» нередко произносились у смертного одра – разве не таковым стал для осажденных истерзанный Монсегюр?..

Гора была невысока, но крута – подобные на юге Франции зовутся поги. Фенуйед, Перепертюз, Керибю, Пюивер… Словно орлиные гнезда, венчали монастыри альбигойцев серо-коричневые скалы. Все они были давно разорены дотла – стояла лишь эта крепость. В домах, что лепились к почти отвесным склонам, вот уже год никто не зажигал огней. Увидев приближающееся крестоносное войско, все жители попрятались за крепостные стены. Тех, кому позволялось брать в руки оружие, было среди них около 100. Остальные три сотни не имели права лишать жизни не только человека, но и зверя. Единственным исключением являлась змея – но вряд ли, пронзая рогатиной ядовитую гадину, кто-либо из них воображал себя Георгием Победоносцем – христианских святых они не признавали. А еще еретики в рот не брали мяса – заповедь «не убий» и в трапезной оставалась для них священной.

Крепость Монсегюр

Впрочем, для французского сенешаля Гуго де Арси они были скорее нечестивцами. В мае 1243 года, по личному настоянию королевы Франции Бланки Кастильской, с десятитысячным войском он направился к замку и окружил его. Горстка кое-как вооруженных еретиков должна была стать для его рыцарей легкой добычей. Но шел месяц за месяцем, а осажденные все жили – на крошечном пятачке, под палящим зноем и пронизывающим ветром. Мощная камнеметная машина, которую установили у подошвы королевские инженеры, осыпала их градом огромных камней – а они жили. Дожди давали им воду, местные крестьяне тайными тропами подносили продукты. Как они ухитрялись миновать расставленные повсюду посты, никто не ведал. Поговаривали, правда, что часовые, среди которых было немало выходцев из Лангедока, не слишком ревностно несли свою службу, однако и Монсегюр стоял неприступной цитаделью – Mount Segur, «спасительная гора», «надежная гора», «неприступная гора»…

Когда-то, на языке иберов, огромный холм звался Muno Egu – Гора Солнца. Замок, окруженный пиренейским кольцом, словно нимбом, был и впрямь почти всегда освещен солнечными лучами…

Свое художественное воплощение он получит благодаря несколько болезненной фантазии Рихарда Вагнера, сделавшего именно Монсегюр местом действия мрачной оперы о Парцифале. Впрочем, еще задолго до Вагнера баварский рыцарь Вольфрам фон Эшенбах, автор «Парцифаля» литературного, поселил своего героя в некий таинственный замок, владельцами которого оказалось легендарное семейство Грааль. Многие исследователи, правда, полагают, что название «книжной» крепости – Мунсальвеш – не что иное, как германизированная форма названия Монсальва. Подобно Монсегюру, долгие годы этот замок был оплотом катаров, и его постигла та же судьба…

…Уже почти год крестоносцы стояли у подножия Монсегюра. Когда-то в этих краях уже обитали еретики – их предводителю, испанскому епископу Присциллиану по приказу римского императора Максима в 385 году отрубили голову. Его ученики, изгнанные в Пиренеи, обосновались в горах, обратив в свою веру местных друидов.

Лес подле Монсегюра и сейчас зовется Присциллиан – говорят, в его деревьях обитают души тех, кто потерпел жестокую расправу от первых христиан. От древнего храма следов не осталось – по преданию, его уничтожила одна из молний, которые нередко бьют в эту вершину. Не сохранилось и крепости, что возвели на месте храма вестготы. Во всяком случае, протокол допроса инквизиторов свидетельствует: Раймунд де Перэйе, по настоянию Раймунда де Белиссена, Раймунда де Бласко и прочих еретиков, выстроил новый замок на вершине Монсегюра, ибо прежний до основания разрушился. Дело было поручено архитектору по имени Арно де Бакаллариа, сеньору де Виллар. Почти на 30 лет замок стал главной цитаделью катаров. Раймунд де Перэйе и его знаменитая сестра Экслармонда, могиле которой еретики станут поклоняться, как святыне, держали ворота открытыми для всех, кому претила католическая вера. Возвращаясь из опасных и нелегких поездок по Лангедоку, «совершенные» всегда находили в Монсегюре тихое пристанище. Пока он стоял, дело их не было проиграно; и в минуты отчаяния измученные многолетней борьбой южане направлялись именно сюда.

Чему же был обязан Монсегюр такой славой? Разве что расположению – но подобных неприступных замков в Пиренеях было немало, скажем, тот же Керибюс, стоящий на еще более отвесной скале. В остальном же знаменитую крепость и вовсе можно считать архитектурной ошибкой. Ширина ее ворот составляла почти 2 м, а высота более трех – такого огромного входа не найти ни в одном из близлежащих укреплений. Располагались они в самой уязвимой точке и даже не были закрыты подъемной решеткой. Ни машикулей, ни барбакана, ни надвратных башен – ничего. Более того, в противоположной стене имелись вторые ворота, столь же монументальные, как и первые. Сами стены возвышались всего на 3,5 м, причем три из них вообще лишены зубцов. Донжон – главная башня – был чересчур низок и мал, для того чтобы, в случае необходимости, стать последним оплотом защитников. При этом он так нелепо выступал над стеной, что камнеметной машине не составило никакого труда его поразить. Внутренние лестницы были столь узки и отвесны, что передвигаться по ним во время боя было практически невозможно. На небольшой выточенной ветрами и дождями площадке на восточной оконечности вполне можно было бы установить грозный камнемет – но ничего подобного проделано не было. Если учесть, что архитектор Монсегюра был учеником знаменитого военного инженера Эко де Линара, все эти недочеты выглядят более чем странно.