Олег Гордиевский - КГБ Страница 65

Самую значительную роль в вовлечении Бланта в работу на КГБ сыграл Гай Берджесс, ставший студентом Тринити как раз в то время, когда Блант занялся исследовательской работой там же в октябре 1930 года. Не кто иной, как Блант ввел через два года Берджесса в общество «Апостолов». К тому времени Блант был уже избран в научный совет Тринити-колледжа за свои успешные исследования на тему «История теорий живописи и Пуссен.» Новоиспеченного члена научного совета и новоиспеченного «апостола» часто видели вместе. Оба были достаточно известными фигурами, чтобы их не мог не знать неуправляемый Валентин Лоуфорд, студент колледжа Корпус Кристи, который «… из окна, выходящего на корпуса Тринити-колледжа, бросил банан в тех, кто входил после обеда через Большие ворота, абсолютно не задумываясь, в кого из тех трех живых целей попадет: широкоплечего, выглядевшего как гребец оксфордской команды, невысокого, который был мне известен как Гай Берджесс, или длинного и худого Энтони Бланта.»

Частично их связывали сексуальные отношения. Бланта физически страстно влекло к более молодому партнеру. Берджесс, гораздо менее разборчивый в своих связях, возможно, избавил Бланта от того, что его еще как-то сдерживало психологически, и ввел в пролетарский круг гомосексуалистов и тех удовольствий, которые дают «грязные» контакты с ними. Однако, и Бауру, и других членов «гоминтерна», Бланта сильно привлекали интеллектуальные способности, прекрасная речь и широкий кругозор Берджесса. Во время их первой встречи Горонви Риз был просто потрясен способностью Берджесса логически связать в одну цепочку свое увлечение искусством с марксистской интерпретацией истории, а последнюю, в свою очередь, с забастовкой водителей автобусов, которую он помогал организовывать в Кембридже. В 1972 году, за семь лет до того, как было разоблачено его собственное предательство, Блант выступил с публичным протестом против тех, кто пытался умалить замечательные дарования Берджесса, проявленные последним в те годы, которые он провел в Кембридже:

«Мне думается, важно напомнить, что он был не только одним из наиболее интеллектуально развитых людей, с которыми мне когда-либо доводилось общаться, но и удивительно обаятельным и живым человеком; и те, кто сейчас пишет, что их физически воротило от его присутствия, мягко говоря, врут. То, что, может быть, было правдой о нем в его более поздние годы, которые он провел в этой стране, они переносят на его молодость. Его интеллектуальное влияние было просто потрясающим. Он обладал гораздо более широким кругом интересов, нежели (Джон) Корнфорд или (Джеймс) Клагман (два наиболее известных партийных активиста среди студентов Кембриджа). Его интересовало все, и, хотя он был весьма упрям и несговорчив, не было такой темы для разговора, в которой он не высказал бы достаточно интересные и заслуживающие внимания взгляды.»

Берджесс использовал все свое влияние, которое он имел на Бланта, чтобы убедить последнего в том, что его долг — воплотить свои теоретические марксистские взгляды в практической деятельности на благо Коминтерна — в конечном счете КГБ — в международной борьбе с фашизмом. Суть аргументов Берджесса, возможно, точнее всего отражена в сжатом виде в одном из его наиболее любимых отрывков из мемуаров Клода Кокберна: «Наступает момент, когда твои поступки должны каким-то образом соотноситься с твоими словами. Это то, что называется „моментом истины“.

Этот момент наступил в начале академического 1933 года, когда Берджесс, воодушевленный желанием Генри проявить солидарность с антинацистскими «фюнфергруппами», принялся за создание кембриджской «пятерки». Сам Блант в статье, опубликованной им в 1973 году, сделал завуалированную ссылку на этот поворотный в его карьере момент:

«Осенью 1933 года Кембридж совершенно неожиданно оказался зараженным марксизмом. Я прекрасно помню, когда это произошло, потому что я был свободен от лекций в осеннем семестре и находился в отпуске, а когда вернулся в январе (1934 года), обнаружил, что почти что все мои более молодые друзья стали марксистами и вступили в партию. Кембридж буквально за ночь стал другим.»

Блант не мог тогда открыто сказать о том, как повлияла на него эта «трансформация» Кембриджа. Берджесс заявил о том, что «момент истины» наступил и что Блант теперь должен был посвятить свои силы тайной борьбе Коминтерна претив фашизма. В конце осеннего триместра 1933 года Берджесс навестил Бланта в Риме, где тот проводил часть своего отпуска, остановившись у Эллиса Уотерхауза, в то время библиотекаря английской школы в Риме. Уотерхауз не был посвящен в дела Берджесса и Бланта. Тем не менее он отмечал, что до приезда Берджесса они «никогда не говорили на политические темы. Тем не менее это было единственным, о чем хотел говорить Гай. В политике он разбирался превосходно, и Энтони старался от него не отставать. „Возможно, именно в Риме, столице фашистской Италии, Берджесс и завербовал Бланта в свою тайную «пятерку“, целью которой было содействие Коминтерну в его тайной войне против международного фашизма.

Помимо Бланта, другим значительным приобретением для «пятерки» Берджесса в ее начальный период действия стал Дональд Маклин, студент Тринити Холл-колледжа, с которым восемнадцать лет спустя ему пришлось бежать в Москву. Отец Маклина, сэр Дональд Маклин, был пресвитерианским адвокатом и либеральным политиком, шотландцем по происхождению, родившимся в Англии. Ко времени своей внезапной смерти в 1932 году он был президентом Совета по образованию в национальном правительстве Рамсея Макдональда. Высокие моральные принципы, что для сэра Дональда было главным в жизни, привели его к мысли направить сына в школу Грешема в Холте, что в Норфолке, чей директор Дж. И. Экклз каждому вновь прибывшему мальчику внушал значимость «правды, откровенности и чести, чистоты помыслов, слов и дел, ценности и значимости упорного и честного труда». Чтобы сохранить непорочность и ограничить сексуальное экспериментирование подростков в дневное время, карманы брюк каждого мальчика зашивались. Один из самых известных учеников школы Грешема эры правления Экклза, поэт У.Х. Оден писал в 1934 году: «Самая веская причина того, что я выступаю против фашизма, это те фашистские порядки, которые царили у нас в школе».

Реакция Маклина на эти порядки была менее выразительной. Нет убедительных оснований утверждать, что он ненавидел (или не очень сильно любил) своего отца или ту публичную школу, в которой пришлось учиться. Он выступал за школу Грешема на турнирах но регби, победил на конкурсе, который давал право поступления в кембриджский Тринити Холл-колледж, что было чуть менее престижно, чем заполучить стипендию для учебы в нем, и вышел из стен школы с абсолютно незапятнанной моральной репутацией. Однако в отличие от Филби и Берджесса он впервые серьезно познакомился с коммунистическими идеями еще в школе. Норман Джон («Джеймс») Клагман, его школьный друг, который впоследствии стал членом политического комитета Коммунистической партии Великобритании и партийным историком, утверждал, что он стал коммунистом в школе Грешема с целью досадить ее руководству. Маклин еще в школе начал вести двойной образ жизни, скрыв от отца одновременно то, что он потерял веру в Бога, и то, что его политические взгляды становились все левее и левее. Если он и не был коммунистом к 1931 году, то есть к тому времени, когда стал студентом Тринити Холла, то уж наверняка стал оным на первом курсе. С Берджессом, возможно, его познакомил его друг «Клюггерс», специалист по иностранным языкам из соседнего Тринити-колледжа. А «хищник» Берджесс, не исключено, стал, первым любовником бисексуального Маклина. Принеся освобождение Маклину от его сексуальных проблем, Берджесс стремительно продвигался вперед к своим другим завоеваниям. Позже он смеялся над тем, что «большое, рыхлое, белое, китообразное тело Маклина» могло вызывать в нем какие-то чувства. На самом деле Маклин был высок, смугл, атлетически сложен и достаточно красив для того, чтобы быть привлекательным, как и Берджесс, для обоих полов.

Берджесс также избавил Маклина и от некоторых его политических комплексов. Возможно, именно в течение того осеннего триместра 1933 года, незадолго до поездки в Рим для встречи с Блантом, Берджессу и удалось завербовать его в свою тайную группу, которой предстояло присоединиться к тайной войне Коминтерна против международного фашизма. В ноябре 1933 года Маклин дал интервью основному студенческому журналу Кембриджа «Гранта», в котором были весьма любопытные намеки на его двойной образ жизни, как в сексуальном, так и политическом плане. Маклин начал интервью с того, что заявил, что личность его тройственна. После чего по очереди выступил в каждой из этих трех ролей. Сначала в роли показного эстетствующего гомосексуалиста по имени Сесилы «Как раз влезал в свои вельветовые штаны, когда ты позвонил… Ты обязательно должен быть у меня на нашей следующей вечеринке. Будет море чудесных цветов, и все будут одеты, как в сказке…» . Затем в роли здоровяка Джека, мужика спортивного вида: «Как раз приступил к бифштексу в „Поросенке и свистке“, когда услышал твой вопль. Собралась отличная компашка, и вдобавок здесь чертовски красивые официанточки (подмигивает)». И, наконец, самое сокровенное в Маклине, ужасно серьезный студент, увлекающийся марксизмом, по имени Фред: «Чрезвычайно занят сейчас. Пытаюсь выяснить, был ли Мидлтон Мюррей (!) материалистом или всего лишь диалектиком… Дело вот в чем. Каждый должен работать. Именно поэтому я здесь.»