Юрий Эскин - День народного единства: биография праздника Страница 65

В дальнейшей истории ополчения можно увидеть еще и то, что Кузьма Минин был прежде всего занят своим делом и не особо заботился о том, какое место он занимает (и занимает ли вообще) в перечнях лиц, подписывавших грамоты от имени руководителей земского ополчения. Когда первые грамоты рассылались из Нижнего Новгорода в Вологду, Вычегду, Казань, Курмыш и другие города, то в них назывались воеводы стольник князь Дмитрий Пожарский, Иван Биркин и дьяк Василий Юдин. Потом, во время движения ополчения из Нижнего Новгорода в Ярославль, рядом с князем Дмитрием Пожарским окажутся другие воеводы и более умелые приказные дельцы.

Верстанного в дьяки из нижегородских посадских людей Василия Юдина [27, 20–21] сменил настоящий московский дьяк Семейка Самсонов, которому и была поручена переписка с городами [29, 290–291].

Знаменитую грамоту земского ополчения 7 апреля 1612 г. из Ярославля в Сольвычегодск «именитым людям» Строгановым с просьбой о присылке денег ратным вместо Кузьмы Минина подписал князь Дмитрий Пожарский: «В выборново человека всею землею, в Козмино место Минино князь Дмитрей Пожарской руку приложил [1, 356].[128] В ней говорилось и о начале движения в Нижнем Новгороде, правда, без упоминания о роли призывов Кузьмы Минина:

«…в Нижнем Новегороде гости и все земьские посадские люди, ревнуя по Бозе, по православной християнской вере, не пощадя своего именья, дворян и детей боярских смольнян и иных многих городов сподобили неоскудным денежным жалованьем, и тем Московскому государьству и всему православному християнству великую неизреченную помочь учинили» [1, 356].

Впрочем, и без того авторитет Кузьмы Минина, распоряжавшегося сбором казны на нужды ополчения, оставался высок. «Пискаревский летописец» упоминает о том, что Минин не просто собирал деньги для ратных людей, но и принимал у них присягу служить с этого жалованья:

«Из Новагорода из Нижнево пошли вверх воеводы, на Кострому и в Ерославль. И как пришел князь Дмитрей Пожарской в Ярославль, и тут к нему почали и достальные люди съежатца: бояре и дворяне, и дети боярские всяких розных городов. И тот Козьма по тем по всем городом по-вольским и поморским почал казну збирать з гостей и со всяких торговых людей, и жалованье почал давать и поруки имать, что им служба служить и з [с]лужбы не збежать» [21, 124].

Когда в конце августа 1612 г. пополнившее свои силы ополчение пришло под Москву, подмосковные казаки не могли сдержаться при виде хорошо устроенного земского войска. Они говорили про ратных людей, которыми командовали князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин: «богати пришли из Ярославля, и сами одни отстоятся от етмана» [19, 124].

Подвиг и судьба Кузьмы Минина

Под Москвой, в самую критическую минуту борьбы, когда нужно было убеждать выступить «таборы» князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого против общего врага – гетмана Яна Кароля Ходкевича, еще раз сказался талант Кузьмы Минина, умевшего увлекать за собой других людей. Автор «Повести о победах Московского государства» сравнил его речь к казакам, воевавшим под началом боярина князя Дмитрия Трубецкого, с зажженной в темноте «светлой» свечой:

««Ныне бо от единоверных отлучаетеся, – говорил Кузьма Минин свою яркую проповедь, – впредь к кому прибегнете и от кого себе помощи чаете». Он не остановился на этом и сам взял саблю в руки, ходил вместе с дворянскими сотнями воевать против литовских рот «у Крымского двора» за Москвою-рекою» [25, 34].

Такое необычное для посадского человека участие в военных делах не укрылось от осажденного в столице польско-литовского гарнизона. Отвечая на призыв о сдаче, отправленный князем Дмитрием Пожарским после «гетманова отходу», рыцарство давало надменную отповедь «шпыням» и «блинникам», собравшимся под Москву, в свою очередь, указывая Пожарскому: «Кузьмы пусть занимаются своей торговлей» [30, 337].

Кузьма Минин дождался освобождения Москвы, хотя в объединенных полках князей Дмитрия Трубецкого и Дмитрия Пожарского он уже не играл прежней роли. Можно даже думать, что казаки из подмосковных «таборов» продолжали испытывать к нему враждебность, возникшую по приходе ополчения из Ярославля в Москву. Автор «Нового летописца» писал, что когда земское ополчение отказалось объединиться с казацкими «таборами», то «казаки начаша на князь Дмитрея Михайловича Пожарсково и на Кузму и на ратных людей нелюбовь держати» [19, 124]. Раздражение казаков должно было вызвать и то, что московские бояре договаривались о своем выходе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым, чтобы те «пожаловали их, приняли без позору» [20, 125]. При освобождении Москвы казаки из полков Трубецкого и Пожарского разграбили двор временщика при польско-литовских управителях дьяка Федора Андронова. Сидевший в осаде в Москве дьяк Марк (Марко) Поздеев свидетельствовал, что он был в это время «с Кузмою Мининым и казаки им ничего имать не давали» [2, 78].

После освобождения столицы Минин продолжал оставаться в Москве и исполнял финансовые поручения. Возможно, ему было поручено наблюдать за имуществом, конфискованным в Москве у разных лиц. Известно, что к нему обращались за заступничеством ограбленные казаками выходцы из Москвы и родственники тех, кто служил королю Сигизмунду III. Минин не отказал в помощи даже сестре сидевшего в тюрьме одиозного дьяка Федора Андронова, вспоминавшей потом, как она «после Московского разоренья при Кузьме Минине пришла в Чюдов монастырь в полату, где всякие поклажея лежали» и про «платьишко, что дал ей Кузьма Минин в те поры, как она вышла из Москвы» [2, 75]. Еще одна черта характера или обычное распоряжение чиновника, которому было поручено конфискованное имущество? Почему-то верится, что в этом малозаметном деле отразилась именно «милость к падшим».

Когда началась подготовка избирательного Земского собора, Кузьма Минин был все еще заметен в московском управлении. Плененный после боя с передовыми отрядами короля Сигизмунда III под Москвой «смольнянин» Иван Философов показывал в своих расспросных речах в ноябре 1612 г., что московских бояр не пускали заседать в Думу, «а делает всякия дела князь Дмитрий Трубецкой, да князь Дмитрий Пожарской, да Куземка Минин» [23, 152]. Затем оба главных воеводы ополчения князь Дмитрий Трубецкой и князь Дмитрий Пожарский, по сообщению «Повести о Земском соборе 1613 года», сами включились в «избирательный процесс», а в Москве стали преобладать казаки [24]. Тогда, видимо, влияние Кузьмы Минина на дела управления стало уменьшаться. Например, его, как известно, не оказалось среди членов посольства Земского собора в Кострому к Михаилу Федоровичу. Не упоминается его имя в переписке с Боярской думой, снова взявшей власть в свои руки после избрания на царство Михаила Романова 21 февраля 1613 г. Но роль Кузьмы Минина в освобождении Москвы признавалась всеми. Не случайно, что он удостоился упоминания в «Утвержденной грамоте» об избрании на царство Михаила Федоровича. Правда, о призыве Кузьмы Минина к нижегородцам о сборе казны на устроенье ополчения в ее тексте ничего не было сказано. Составителям «Утвержденной грамоты» 1613 г. важнее было написать о том, что происходило под Москвой, и как действия воевод соответствовали местническим представлениям.

В грамоте говорилось, что «Московского государства столник и воевода» князь Дмитрий Михайлович Пожарский «собрався» вместе со всеми чинами и «ратными людьми», «пришол под Москву в сход к боярину и воеводе» князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому. И уж только потом в ней вспоминались «служба и раденье ко всей земле» князей Трубецкого и Пожарского, «да выборного человека ото всего Московскаго государства Кузмы Минина» [34, 41, 90–92]. Напомним, что в ополчении Кузьму Минина называли все-таки «выборным человеком ото всей земли». Замена в «Утвержденной грамоте» слов «всей земли» на «Московское государство» не была случайной редакционной правкой. Новое «звание» Кузьмы Минина отражало перемены, произошедшие после передачи власти от земского ополчения царю Михаилу Романову и его Боярской думе. После такого упоминания Кузьме Минину можно было не заботиться о наличии своей подписи на экземпляре «Утвержденной грамоты», да там и нет его рукоприкладства. Нижний Новгород представляли на Земском соборе 1613 г. совсем другие лица: протопоп Савва, дворянин Мисюрь Соловцов, посадский человек Самышка Богомолов, стрелец Якунька Ульянов.

Отдали должное Кузьме Минину и в дни венчания на царство Михаила Федоровича. 12 июля 1613 г. в день Михаила Малеина «на государев ангел» Кузьму Минича (так уважительно стали называть его со времен освобождения Москвы) пожаловали из земских старост в думные дворяне [8]. Совершенно небывалое для Московского государства дело! На языке приказной практики той эпохи это называлось «пожалован выше своея меры». Согласно своему новому чину, Кузьма Минич получил денежный оклад в «200 рублев» [3, 139] и вотчину «за московское ачищенье» – село Богородское с деревнями «в Закудемском стану Нижегородского уезда» 20 января 1615 г.[129]