Арсен Мартиросян - Заговор маршалов. Британская разведка против СССР Страница 68

Конечно, и Сталин явно мог быть подвержен влиянию инерции традиций. И все же, это беспрецедентное для него упорствование на термине «германский рейхсвер» лишает возможности однозначно списать все только на «инерцию традиций». Из насчитывающихся в тексте стенограммы 22 случаев использования термина «германский рейхсвер» или просто «рейхсвер» 11 фигурируют именно в абзаце, объясняющем суть заговора, а 6 на подступах к нему. Это свидетельствует о том, что Сталин четко показывает, что он прекрасно знает, что именно «реихсверовские» германские генералы являются партнерами заговора Тухачевского, что он отлично понимает то обстоятельство, что это давняя, корнями уходящая еще в догитлеровский период история.

…Небезынтересно в этой связи отметить один явно симптоматичный факт. 11 ноября 1935 г. новый германский военный атташе в Москве Эрнст Кёстринг отправил в Берлин депешу, в которой сообщил, что во время состоявшейся у него в тот же день беседы с заместителем наркома обороны М. Н. Тухачевским последний «живо интересовался судьбой знакомых ему по прежним контактам немецких офицеров» и, по мнению атташе, «проявил интерес и симпатию к рейхсверу».

Сразу же отметим интересную деталь с этом сообщении: Кёстринг прибыл в Москву представлять не рейхсвер, а вермахт Германии, ибо с середины марта 1935 г. вооруженные силы этой страны были переименованы. Естественно, что не знать этого, тем более как военный атташе, он не мог, а потому в его изложении эта деталь приобретает примерно то же значение, каковое двумя годами позже вкладывал Сталин, чрезмерно упорствуя на терминах «германский рейхсвер» и «рейхсвер»…

Именно поэтому он с порога называет заговор термином «военно-политический заговор», более того, совершенно открыто называет его геополитическую суть: блокирование через пораженчество с Германией и Японией. Что и было на самом деле — Тухачевский без какого-либо принуждения собственноручно, подробно, со множеством деталей, выдумать которые костоломы-«интернационалисты», засевшие тогда на Лубянке, не могли, письменно изложил «План поражения». И как бы не хотелось кому-то списать появление этого документа на этих костоломов (типа Рейсса, Кривицкого, Орлова и т. п.), но даже откровенной ложью и подтасовкой фактов им это не удалось.

…Одно время в этих «кругах» было модно глубокомысленно мимоходом замечать, что на одном из протоколов допроса Тухачевского были обнаружены бурые пятна, похожие на пятна крови.

Намек понятен — били. Однако эти пятна были обнаружены на третьем экземпляре машинописного текста показаний Тухачевского. Такой был порядок — перепечатывать собственноручные показания особо важных подследственных, тем более по особо важным делам. Совершенно естественно, что ни одному «реабилитатору» и в голову-то не пришла мысль о необходимости проведения анализа этих пятен на предмет установления, во-первых, что это за пятна конкретно и, во-вторых, кому они принадлежат. Но даже если бы и оказалось, что кровь принадлежит Тухачевскому, то и это не означало бы, что его показания из него выбивали силой. Ведь пятна были обнаружены на третьем экземпляре, а не на собственноручно Тухачевским написанных показаниях, тем более что последние написаны ровным, четким почерком (в этом можно легко убедиться, взглянув на фотокопию первой страницы его показаний), с применением всех знаков препинания русского языка. После битья ровного почерка не бывает, не говоря о четкости и ясности изложения, которое интеллектуально точно соответствует уровню самого Тухачевского. Тем более что это все-таки 143 страницы рукописного текста…

Еще в предыдущей главе обращалось внимание на то, что спустя всего лишь 12 дней после публикации официального сообщения о расстреле Тухачевского и его главных под ельников военный министр гитлеровской Германии фельдмаршал Вернер фон Бломберг подписал «Директиву о единой подготовке вермахта к войне». Однако есть немалые основания для того, чтобы выражение «спустя всего лишь 12 дней» изменить на «и только через 12 дней».

С одной стороны, дело в том, что подобные документы — «Директива о единой подготовке к войне» — по определению не рождаются в одночасье и даже за 12 дней: слишком это сложная и многогранная задача — подготовка вооруженных сил любой страны к войне. И не раз доказывавшие свою фанатичную приверженность военному делу немцы, тем более профессиональные военные, никогда такие вопросы с кондачка не решали. У германских военных по сей день остается в большом почете знаменитый девиз незабвенного фон Мольтке: «Erst wagen, dann wagen», т. е. «Сначала взвесить, потом действовать».

Разработка, например, Директивы № 21 — она же «План Барбаросса» — заняла полгода: прямой приказ о начале ее разработки Гитлер отдал 20 июля 1940 г., а подписал саму директиву только 18 декабря 1940 г.

Более того, ни по возрасту (59 лет), ни по жизненному опыту, ни, тем более, в силу профессионального опыта Бломберг абсолютно не был склонен решать такие задачи за день-два и даже за 12 дней.

…Это ведь только у нас возможно, чтобы начальник Генерального штаба вместе с наркомом обороны за несколько дней, не отдавая себе в полной мере отчета о катастрофических масштабах возможных негативных последствий, создали бы план превентивного удара по Германии, а затем шесть с лишним десятилетий кряду все историки вынуждены доказывать очевидное: что даже письменно изложенные в одном-единственном экземпляре мысли пускай даже высоких должностных лиц — это даже не вынашиваемые намерения, и уж тем более не предназначенные для реализации планы…

Однако же если, с другой стороны, вспомнить, в развитие чего и на каком фоне началась разработка этой директивы, то вопрос о сроках ее подготовки не только приобретет совершенно иную окраску, но и окажется в сфере действия хорошо известного принципа «двойного стандарта».

Во-первых, ее разработка началась на фоне реализации плана экономической подготовки Германии к войне и фактически по итогам командно-штабных учений вермахта в конце 1936-го — начале 1937 г. Причем основополагающий вывод по результатам последних заключался в том, что без создания плацдарма в Восточной Польше нечего и помышлять о каком бы то ни было блицкриге на Востоке. И вот какой удивительный факт — именно этот вывод германских генералов очень плотно смыкается с той частью собственноручных показаний Тухачевского о заговоре и плане поражения, где он расписывает планировавшиеся заговорщиками вредительско-пораженческие действия на западных границах Украины и Белоруссии в целях усиления вероятности разгрома советских войск на этих театрах военных действий. Причем Тухачевский подчеркивает, что проработку плана таких действий заговорщики начали весной 1936 г. на апрельских стратегических военных играх, проводившихся в Генеральном штабе РККА.

…В связи с этим небезынтересно отметить следующее. Во-первых, в начале февраля 1936 г. для участия в траурной церемонии похорон британского короля Георга У в Лондон прибыл маршал Тухачевский. Во время этих мероприятий «стратег» совершенно естественным образом общался с германской военной делегацией, которую возглавлял генерал Герд фон Рунштедт — один из наиболее близких к Гансу фон Секту высших германских офицеров и одновременно близкий друг главнокомандующего сухопутными войсками вермахта генерала Вернера фон Фрича. В состав германской делегации входил и военный атташе Германии в Великобритании полковник Гейр фон Швеппенбург, который поддерживал дружеские отношения с одним из ближайших подельников Тухачевского, военный атташе СССР в Великобритании К. В. Путча. Г. фон Швеппенбург, также как и Рунштедт, принадлежал к кругу германских заговорщиков.

Как собственноручно указывал Тухачевский в своих письменных показаниях следствию, генерал Г. Рунштедт, обратившись к нему, заявил, что ему поручено переговорить с ним по взаимно интересующим вопросам.

А по возвращении в СССР Тухачевский и провел вышеупомянутые стратегические игры. Более того, следует иметь в виду, что и Уборевич тоже к тому времени вернулся из загранкомандировки, в ходе которой напрашивался на приглашение в Германию.

Во-вторых, в период присоединения территорий Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР в 1939 г., советскими органами госбезопасности в одной из лъвовских тюрем было захвачено доверенное лицо главы абвера Канариса, бывший штабс-капитан царской армии, граф Александр Сергеевич Нелидов, угодивший в польскую кутузку по обвинению в шпионаже в пользу Германии (что соответствовало действительности) — он был направлен в Польшу с разведывательным заданием лично от Канариса.