Николай Маркевич - История малой россии - 2 Страница 68

Такова была речь Гетмана, сбереженная нас Архиепископом Конисским, не имеющая ни достоинства коварных писем к Петру и к его Мииистрам, ни прелести универсала Белоцерковского, — речь, исполненная лжи и дерзости.

Когда Хмельницкий читал речь к народу при начале возстания на Поляков, и когда он издал свой знаменитый универсал, — тогда, прямодушно, не скрывая перед народом истины, не льстя, но, как герой, говорил он с Украйною. Когда предложил он Малороссиянам поступить в покровительство Царя Алексия, и поп Гурский шутовским уподоблением отклонил народ от этого покровительства, — Хмельницкий не прекословил народу, его избравшему. Он знал, что, не будучи Гетманом «Божиею милостию», обязан он повиноваться общей воле войска, шляхетства и посполитства. Ои признавал высшую силу над собою — власть народа.

Здесь все было наизворот. Кто дал право Мазепе, не спрося воли войска и народа, привести полки под пули Шведские и здесь, ввиду штыков, объявят, что он отлагается от России?

Горсть храбрых козаков не могла вступить в борьбу с многочисленными врагами; поставленная под огонь, она, волею, неволею, должна была согласиться с Гетманом; в противном случае ему не трудно было употребить меры насильственные.

Мы уже не говорим о том, что он и на Гетманство вступил не по народному призванию, а по интригам Софии и Голицына, с помощию неблагодарности, козней, клеветы. Тварь Голицына, подкупитель Шафирова и Головкина, лицемер перед Петром, ханжа перед Богом, развратитель невинности, завистник Палия, губитель Самуйловича, убийца Искры и Кочубея, ныне он стал предателем Украйны и лжецом пред отчизною.

Я дал заметить читателям поступок его с войском, приведенным под Шведские выстрелы; теперь разсмотрим его речь.

Он говорит о победоносности Карла тогда, когда Лифляндия уже завоевана Петром, когда битвы при Напе и у Лесной ужо увенчали победами Русских. Грозит, что Карл, победив Петра, отдаст Полякам Украйну, а сам же им отдаст ее за удельное Княжество Полоцкое и Витебское. Жалуется, что Петр карает народ по произволению, когда никто из Малороссиян не был казнен иначе, как по воле Гетманской и по клеветам его. Говорит, что Петр не подтвердил прав народных, когда он без его просьбы давно уже их подтвердил. Уверяет, что скрыли под завесою непроницаемою свои намерения, тогда, когда Кочубей и Искра были судимы за донос когда вся Малороссия знала его мысли, когда они только доверчивости и благородству Петр обязан был в том, что его не подозревали в посягательстве на жизнь Царскую, и когда от улики его избавили рабы, изменившие Петру, Судьи подкупленные: Шафиров и Головкин. Он говорит о неутралитете, а неутралитет не существовал: Украйна должна была по условиям с Карлом продовольствовать Шведов. Он говорит о поручительстве Франции и Германии, с которыми не видим мы, чтоб он был в сношениях. Короче, вся эта речь, лишенная силы и краткости, есть сбор коварства и лжи. И потому-то она не подействовала на войско. «По выслушании оной, — говорит летопись, — иные заключили яко ко благу есть? Другие яко ко вреду…. А чтобы отстать от Царя и царства Христианского…. о том и слышать не хотели. И наконец, собравшись все чины и козаки по своим полкам, поднялись одного утра до разсвета из лагеря своего, оставив в Гетмана, с двумя полками Компанейскими, и Старшин Генеральных, со многими чиновниками, к полкам не принадлежащими, кои как бы были под стражею Компанейцев. Намерение сих чинов и козаков состояло в том, чтоб соединиться им с войсками Великороссийскими и донесть Государю о произходившем с Гетманом и что они в замыслах его не участвуют и весьма оным противятся.»

Мазепа привел Карлу от четырех до пяти тысяч козаков, — только полторы тысячи с ним согласились. До двадцать девятого Октября продолжались переговоры о свидании его с Королем; в это время он заставил Старшин присягнуть в верности; а двадцать девятого явился к Королю с Генеральными: Обозным, Судьей, Писарем, Асаулами и несколькими Полковниками. Перед ним несли бунчук и булаву. Он произнес речь на Латинском языке, просил Короля принять козаков под защиту и благодарил Бога за решимость Короля освободить Украйну от ига Московского. Поцеловав руку Короля, он сел, страдая подагрою. Король стоял и продолжал разговаривать. Ум и искусство речей его были пленительны; до полудня толковали они, при Графе Пипере, о важных делах и потом, при знатнейших козаках, о делах посторонних. Мазепа, Карл и Старшина Генеральная обедали за одним столом; за двумя другими обедали урядники; простых козаков угощали Пипер и Рейншильд. После стола Король ушел в свою комнату. Гетман принес туда бунчук, показал его Королю, положил к его ногам, и уехал к себе на квартиру; когда он сел на коня, заиграли на трубах и его свита проводила его до места. Так описывает очевидец произшествия, Адлерфельд.

Вечером двадцать седьмого числа Меньшиков уведомил Петра о поступке Гетмана; Государь узнал о нем в Погребках. Его Министры получили немедленно от него самого все сведения; Манифесты и прокламации загремели по Украйне.

«Хотя противно совести моей, чтоб на добрые от вас вести отвечать вам не добрыми, но необходимость меня заставляет, — писал Государь к Апраксину, — объявить, что учинил новой Иуда Мазепа. Двадцать один год был верным Мне, ныне, при гробе, стал он изменником и предателем своего народа. Однако ж Бог правосуден, который таким злодеям никогда не допускает исполнить намерения. Он перебежал к Шведам, сказав Старшине и козакам, которых только две тысячи, что мой указ идти за Десну; таким образом завел их за Десну, пришел к Шведам, стал фрунтом к бою. Когда же Шведы подошли, он, обратясь к козакам объявил им, что не для битвы, а под протекцию их привел; тогда Шведы окружили козаков и взяли их под честной караул. Здешний народ, услышав о том, жалуется и неописанно против него злобствует; тем более, что жизнь его, как мы слышим, была безбожническая. И так надеюсь на Бога, что зло падет более на него, нежели на того, кому он его готовил, чему пособит и кровь Самуйловича.» — и проч.

Подобное этому письму получил и Князь Василий Владимирович Долгорукий.

А между тем Украйна читала грамоту, писанную от двадцать восьмого; в ней Петр объявлял народу, что Гетман Мазепа, забыв страх Божий и крестное целование, перебежал к Королю Шведскому; постановил в договоре с Лещинским отдать народ под власть Польскую и церкви православные в Унию; а потому, чтоб немедленно вся Старшина съезжалась в Глухов для избрания, по правам своим, вольными голосами, нового Гетмана. — «При сем же объявляем, — заключил Государь свой Манифест, — известно Нам учинилось, что бывший Гетман, хитростию, аренды и многие другие поборы наложил на народ Малороссийский, будто на плату войску, а в самом деле для своего обогащения. Эти тягости повелеваем Мы ныне сложить с народа Малороссийского.» Описывая подробности предательства с тем же повелением насчет съезда на Раду в Глухов и насчет избрания нового Гетмана, Государь из дал Грамоты: одну на Кош, Костю Гордеенку; другую Старшинам и посполитству города Почепа; Меньшикову приказано было взять Батурин.

Петр не был медлителен. Ноября 2-го, из Глуховского Воронежа, писал он к Григорию Федоровичу Долгорукову, что Батурин приступом взят, что Аридрих и Чечель приведены живы «и сказывают, что и Войнаровский тут» От седьмого уведомляет уже Князя Василия Владимировича Долгорукого, Толстого и Апраксина об избрании в Гетманы Ивана Ильича Скоропадского».

Разскажем подробности этих произшествий со слов летописей.

В Батурин, как мы видели, свезены были снаряды, артиллерия, фураж и провиант. Город был укреплен, и был бы укреплен еще сильнее, если б всегда, когда Мазепа принимался за это дело, Царские полномочные не отклоняли его, уверяя, что государь силен оборонить город и без укреплений. Полковник Чечель и Прусский уроженец, Асаул Кенигсек были над гарнизоном и в городе начальниками. Они поджидали Шведов, Меньшиков убеждал их к сдаче. Они объявили, что станут защищаться. Маркевич и Голицын поехали для переговоров и чуть не были убиты Сердюками. Начался приступ. Осаждающие несколько раз были отбиваемы от городских валов. Рвы наполнились трупами; битва продолжалась повсеместная. Темная ночь развела врагов; Меньшиков отступил от города и перешел за Семь, для похода обратного. Но в городе были многие не согласны с Мазепою, в том числе и Полковник Прилуцкий Нос. Хотя он был под надзором Сердюков, однако ж нашел средство одного из Старшин своих, Соломаху, послать к Меньшикову. Соломаха сказал Князю, что должно напасть на город, пред разсветом, в том месте, где закованный Полковник будет на пушке сидеть, и где козаки, преданные Петру, лягут на валы ниц. Сердюки, отбившиеся накануне, праздновали всю ночь победу свою, перепились и переснули. На разсвете Меньшиков был уже в городе. Сердюки были частью вырезаны, частью связаны в одну толпу веревками. Мстя за вчерашнее, Меньшиков поручил палачам казнить их разнообразными казнями; войско, везде и всегда готовое к грабежу, разсеялось по домам обывательским, и, не разбирая невинных от виновных, истребило мирных граждан, не пощадило ни жен, ни детей. «Самая обыкновенная смерть была живых четвертовать, колесовать и на кол сажать; а дальше выдуманы были новые роды мучений, самое воображение в ужас приводящие. Так объясняется наш летописец; кончилось тем, что весь город, все публичные здания, храмы, присудственные места, архивы, арсеналы, магазины были зажжены со всех сторон; тела избиенных были брошены по площадям и по улицам; спеша отступлением, Меньшиков покинул их для псов и для птиц, — «и не бе погребаяй.» Обремененный безчисленными богатствами, сокровищами народными и городскими, взяв в Батурине триста пятнадцать пушек, Полководец выступил из развалин. Везде на пути он обращал селы в пустыни и «Малороссия долго курилась после пожиравшего ее пламени». Петр не мог ускромить свои войска; он даже не знал о происходящем. А народ уверен был, что то постигла его кара Божия за продажу нехристям молока и мяса по середам и по пятницам.