Николай Маркевич - История малой россии - 2 Страница 69

Разскажем подробности этих произшествий со слов летописей.

В Батурин, как мы видели, свезены были снаряды, артиллерия, фураж и провиант. Город был укреплен, и был бы укреплен еще сильнее, если б всегда, когда Мазепа принимался за это дело, Царские полномочные не отклоняли его, уверяя, что государь силен оборонить город и без укреплений. Полковник Чечель и Прусский уроженец, Асаул Кенигсек были над гарнизоном и в городе начальниками. Они поджидали Шведов, Меньшиков убеждал их к сдаче. Они объявили, что станут защищаться. Маркевич и Голицын поехали для переговоров и чуть не были убиты Сердюками. Начался приступ. Осаждающие несколько раз были отбиваемы от городских валов. Рвы наполнились трупами; битва продолжалась повсеместная. Темная ночь развела врагов; Меньшиков отступил от города и перешел за Семь, для похода обратного. Но в городе были многие не согласны с Мазепою, в том числе и Полковник Прилуцкий Нос. Хотя он был под надзором Сердюков, однако ж нашел средство одного из Старшин своих, Соломаху, послать к Меньшикову. Соломаха сказал Князю, что должно напасть на город, пред разсветом, в том месте, где закованный Полковник будет на пушке сидеть, и где козаки, преданные Петру, лягут на валы ниц. Сердюки, отбившиеся накануне, праздновали всю ночь победу свою, перепились и переснули. На разсвете Меньшиков был уже в городе. Сердюки были частью вырезаны, частью связаны в одну толпу веревками. Мстя за вчерашнее, Меньшиков поручил палачам казнить их разнообразными казнями; войско, везде и всегда готовое к грабежу, разсеялось по домам обывательским, и, не разбирая невинных от виновных, истребило мирных граждан, не пощадило ни жен, ни детей. «Самая обыкновенная смерть была живых четвертовать, колесовать и на кол сажать; а дальше выдуманы были новые роды мучений, самое воображение в ужас приводящие. Так объясняется наш летописец; кончилось тем, что весь город, все публичные здания, храмы, присудственные места, архивы, арсеналы, магазины были зажжены со всех сторон; тела избиенных были брошены по площадям и по улицам; спеша отступлением, Меньшиков покинул их для псов и для птиц, — «и не бе погребаяй.» Обремененный безчисленными богатствами, сокровищами народными и городскими, взяв в Батурине триста пятнадцать пушек, Полководец выступил из развалин. Везде на пути он обращал селы в пустыни и «Малороссия долго курилась после пожиравшего ее пламени». Петр не мог ускромить свои войска; он даже не знал о происходящем. А народ уверен был, что то постигла его кара Божия за продажу нехристям молока и мяса по середам и по пятницам.

Мазепа приготовил Новгород-Северский к приему Карла XII. Город был сильно укреплен; в замке были богатые магазейны. Там стояли: один Сердюцкий полк и две сотни Регистровых: Новгородская и Топальская, под командою Сотника Лукьяна Жоравки. Регистровые всегда ненавидели Сердюков. Царь приближался; уж он стоял над Десной, в Погребках, в доме козака Малчича; Жоравка, согласясь с Новгородским протопопом Лисовским и с козацкими Старшинами, послал к Государю Хоружего Худорбая, с известием, что может сдать город, если будут присланы войска с Луговой стороны ночью. Государь отправил значительный отряд, Жоравка провел его и вступил в Водные ворота, что между Кляштором и замком. Сердюки были истреблены, город занят. Посетив город через двадцать четыре часа и поместясь в доме Жоравки, Государь, на страх другим, предал суду несколько десятков граждан за прием Сердюков. Но Шереметев отвратил от них гибель, и вот слова его к Царю:

«Когда, зная более Мазепу, чем сей народ знал его, Ваше Величество могли в нем обмануться, делая ему доверенность почти неограниченную, то как же в нем не обмануться было народу удаленному от всех дел политических и министерских. Притом же Мазепа был верховный их глава, не отдававший им отчета в своем поведении.»

Всегда готовый слушать истину и приверженный к добру, Петр внял боярской речи. Сотник Жоравка пожалован Полковником Стародубским; а протопоп Лисовский Сотником Новогородским; и новый Сотник «И по воскресеньям служил в церкви, в епатрахиле; а в будни заседал в Сотенном правлении, при сабле, с бородой, судя и благословляя тяжущихся.» Случай мелочной, но народ, видя Протоиерея Сотником, говорил: то за верность Царю! И дивился величию и власти Государя. Все это сильно действовало на умы тогдашние.

Карл XII — й строго запретил войскам своим не только грабеж, насилие, но даже требования безденежные. Шведы проходили селения, как путешественники. Они не говорили: «я солдат Короля, я служу Королю, — куры и гуси, молодцы и красавицы, все мое по воле Короля и по приказу «Капитанскому» Это слова летописи. Каждый Швед волею или неволею произносил по-Русски: мы ваши, а вы наши. Но народ был предан Петру; устрашенный католичеством Поляков и бусурманством Шведов, он истреблял их везде, где мог, и представлял Боярам пленников, сперва за рубли, потом за чарку водки и за привет: «спасибо хахлёнок!»

Карл издал манифест.

«Преследуя злобного врага моего, воздвигнувшего на Швецию войну со всех сторон, без всяких причин, а по одной только злобе и по тщеславию, я пришел в землю козацкую, не ради завоевания ее или корысти, по единственно для возстановления прав их и свобод, за которые и предки мои, Короли Шведские, против Польши всегда вступались и к тому обязаны были важными их заслугами козацкими и союзными с ними договорами и трактатами. Ибо мне известно, по соседним слухам и протесту Гетмана Мазепы, что Царь Московский, бывши враг непримиримый всех народов на свете, и жадничая покорять и своему игу,[7] повергши и сих козаков в свое рабство, презирая, отнимая и кассуя все их права, свободы договорами и трактатами утвержденные, забыв притом и безстыдно презрев самую благодарность, всеми народами за святость чтимую, которою одолжена сим козакам и сему народу Русскому сия Московия, доведенная междоусобиями и самозванцами до ничтожества и почти до небытия, но сим народом удержана и усилена. Ибо известно всему свету, что народ Русский, с свои козаками, быв сначала народ самостоятельный, от самого себя зависевший, под правлением Князей своих соединился с Литвою и Польшею, для сопротивления против Татар, их разорявших; но после, за насилие и неистовство Поляков, освободившись от них собственною своею силою храбростию, соединился с Московиею добровольно, по единому единоверству, и сделал ее такою, какова она теперь есть. Но от нее попираем озлобляем ныне безстыдно и безсовестно. И так я обещаю и пред целым светом торжественно клянусь моею честию Королевскою, по низложении неприятеля моего, возстановить землю козацкую или Русскую в первобытное ее состояние самостоятельно, ни от кого в свете не зависящее; о чем с Гетманом Мазепою письменными актами обязался и утвердил, а гарантировали наши условия первые в свете державы.»

Это ясно, что Мазепа говорил устами Королевскими; но в тоже время раздавалось в Украйне слово Петра и участь Мазепы была решена. Вдруг, к его неудачам, пронесся слух, что он ругается над образами, вместе с Шведами топчет чудотворный образ Богородицы в селе Дегтяревке, что этот образ испускает жалобный стон, а он, стоя на нем, отрекается от православия и присягает на веру Шведскую. Начали спорить: иные, что это случилось с иконою Каплуновскою, другие, что с Балыкинскою, никто не спорил только о том, было ли это или не было; но Шведы стали изчезать.

А между тем Рада собралась в Глухове. Ноября третьего прибыл туда с Белозерским Драгунским полком Ближний Стольник, Наместник Ростовский, Князь Григорий Федорович Долгорукий; потом явились Полковники: Стародубский Иван Ильич Скоропадский, Черниговский Павел Леонтьевич Полуботок, Переяславльский Степан Томара и Наказный Нежинский Лукян Яковлевич Жураковский. Шестого Ноября приехал в Глухов сам Государь и велел приступить к избранию. Литургия совершалась в Троицком Соборе; молебен пели в присутствии Полковников, Старшин и козаков. Потом Долгорукий произнес к народу речь на площади; Посольского приказа Дьяк Михайло Родостанов, стал на стол и прочитал Государеву грамоту, подтверждающую права народные. «А Мы, Великий Государь,»— так сказано было в Манифесте, данном Ноября 1-го из обоза при Десне, — «Мы обещаем вам верным нашим подданным: Гетману, Полковникам, Асаулам, Сотникам, Генеральной и Полковой Старшине и всему войску все вольности, права и привилегии, которые вы имели за отца Нашего, — свято, ненарушимо и цело содержать.» Грамота, прочитанная Родостановым, была следствием Манифеста.

Тогда, по древним обычаям, приступили к избранию. Государь сказал о Полуботке, что он слишком хитер и может сравниться с Мазепою; зная Царские слова, чины и народ назвали Ивана Ильича Скоропадского. Скоропадский отказывался и советывал Полуботка; несколько голосов назвали последнего; но принуждены были уступить большинству тех, которые вторично провозгласили Скоропадского. По обычаю, этот назвал себя «недостойным уряда,» — потому же обычаю избиратели трижды провозглашали его достойным; Долгорукий подал ему клейноды и поехал в дом Меньшикова; новый Гетман был предоставлен Царю. От Долгорукого было прислано к Скоропадскому: бочка рейнского вина, пять бочек меду, Десять пива; Гетман дал, обед, и пальба из орудий весь день не умолкала.