Тверская улица в домах и лицах - Александр Анатольевич Васькин Страница 68

Тверская улица, дом 16. 1900‑е гг.

Леонид Утесов рассказывал: «Вспоминаю Бороду – так мы называли незабвенного Я.Д. Розенталя. Мы говорили: идем к Бороде, потому что чувствовали себя желанными гостями этого хлебосольного хозяина. Он не только знал весь театральный мир, но и вкусы каждого, умел внушить, что здесь именно отдыхают, а не работают на реализацию плана по винам и закускам. Это – начиная с конца двадцатых годов. Но и в шестидесятых элегантная фигура Бороды была знакома посетителям ВТО: в последние годы жизни он работал там и был доброй душой дома».

Ресторан «У Бороды» увековечен и в литературе – в романе Юрия Трифонова «Время и место» и повести Виктора Драгунского «Сегодня и ежедневно»:

«В назначенный день встретились на бульваре, обнялись, расцеловались, смотрели друг на друга полумертвыми глазами, увидели несчастья, болезни, старость, какая‑то сила бросила их через дорогу в театральный ресторан, к знаменитому Бороде, который обхватил Мишу за плечи, затрясся, заплакал; много пили, ели, курили, пили кофе, снова водку; подсаживались разные люди, мешали разговору, но и помогали, помогали вынести невыносимое вместе с салатом, окурками, болтовней о футболе, ужасными новостями о тех, кто погиб на войне, кто кого бросил, к кому ушел, было важно, что сидят вместе, их видят вместе, обнимаются пьяно, чокаются со всеми подряд; мелькали удивленные взгляды, один не подал руки, а с Мишей расцеловался, можно было не замечать» (Юрий Трифонов. «Время и место»).

Михаил Булгаков познакомился с Бородой еще до открытия Дома актера, когда «организатор ресторанного дела» трудился директором ресторана Дома Герцена на Тверском бульваре, дом 25 (в романе «Мастер и Маргарита» – Дом Грибоедова). Яков Розенталь послужил одним из прототипов Арчибальда Арчибальдовича, директора ресторана Дома Грибоедова, покинувшего его перед самым пожаром и стащившего с собой два ворованных балыка.

Знавшие Розенталя лично подтверждают, что его портрет совпадает с образом Арчибальда Арчибальдовича: «Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения. Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, из‑за которого торчали рукоятки пистолетов, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Карибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой». Последнее предложение скорее относится к бурной биографии Бороды, служившего в Первую мировую войну интендантом.

Ресторан ВТО привлекал деятелей советского искусства и в 1960–1970‑х гг., когда он стал просто‑таки меккой отечественной культуры. А некоторые деятели, впервые посетив Москву, и вовсе стремились попасть не в Мавзолей, а в ресторан ВТО, где собирались не только актеры, но и поэты, музыканты, писатели, художники и люди прочих творческих профессий. Иногда встречи в ресторане не заканчивались после его закрытия, а плавно перемещались в другие злачные места, например в ресторан аэропорта Шереметьево, работавший круглые сутки, что говорит о том, что некоторые мастера культуры в деньгах особо не нуждались.

Александр Эскин. Художник Б. Ефимов

Вспоминая свою бурную молодость, Василий Аксенов писал, как, выходя поздним вечером из ресторана ВТО, его друг Евгений Евтушенко был способен часами бегать по улице Горького и мучить случайных прохожих одним вопросом: «Кто в России первый поэт?», надеясь при этом на то, что назовут именно его фамилию. Но прохожие почему‑то называли совсем других поэтов. Как‑то в ресторане Дома актера к ним с Евтушенко подошел незнакомый человек и спросил: «Вы Евтушенко?» – «Да», – ответил тот. «Тогда, может, вы что‑нибудь споете?»

Завсегдатай Дома актера журналист Анатолий Макаров в книге «Московская богема» отмечал: «Большое шестиэтажное здание, образовавшее угол Пушкинской площади и улицы Горького, было несомненным памятником краткого российского капитализма и отражением всех его излишеств и несуразностей. В нем была масса лестниц, запутанных коридоров, роскошных гостиных и темных тупиков. В какой‑то мере само устройство Дома актера могло служить метафорой существования артиста в СССР, а может, и во всем мире. И уж, конечно, ничуть не метафорическим, а самым что ни на есть реальным приютом бродяжьей актерской души был, быть может, самый знаменитый московский ресторан на первом этаже Дома актера».

14 февраля 1991 г. Дом актера сгорел, ровно в пятьдесят четвертый день своего рождения. Внутренние помещения выгорели полностью, а вместе с ними погиб и бесценный архив, не говоря уже о ресторане. В середине 1990‑х гг. здание восстановили (о том, что слово это употреблено здесь условно, объяснять, наверное, не нужно), но Дом актера находился к тому времени уже в другом месте – на Арбате.

На тему случившегося пожара написал стихи Константин Ваншенкин:

Полыхнувшие в разные годы

ВТО и «Славянский базар».

Хорошо, что свободны проходы, –

Впрочем, ночью случился пожар.

Ресторана соседство со сценой.

Совпаденье? Возможно, и так.

Эта близость казалась бесценной

И сулила взаимный аншлаг.

…Видеть пламя в оконных проемах

И железных конструкций прогиб

В бедных зданиях, с детства знакомых!..

Слава богу, никто не погиб.

Сегодня от ресторана остались лишь одни воспоминания, воплощенные в названиях подаваемых здесь когда‑то изысканных блюд: судак «Орли», «Бризоль», котлеты «Адмирал» и, конечно, сельдь по‑бородински – ароматное филе селедочки в густом орехово‑томатном соусе, автором рецепта которого и был Яков Данилович Розенталь, так называемый Борода.

И последнее – никто не обратил внимания ни тогда, ни сейчас на удивительное соседство – ресторан «У Бороды» стоял напротив «Дома под юбкой»! Юбка износилась раньше Бороды.

Тверская ул., дом 17

«Дом под юбкой» вместо храма 

На месте нынешнего дома номер 17 стояла раньше церковь Димитрия Солунского, что у Тверских ворот. Первоначально, в XIV–XV вв., храм принадлежал подворью Киево‑Печерской лавры. Затем, в 1644 г., церковь стала приходской и была отстроена из камня.

В очередной раз церковь перестраивалась в 1791 г., после чего она приобрела вид характерного памятника екатерининского классицизма. Главный ее престол был освящен во имя Святой Троицы, а придел – в честь Святого Димитрия Солунского. На апсиде храма был помещен образ Иисуса Христа,