Тверская улица в домах и лицах - Александр Анатольевич Васькин Страница 69

Тверская улица, дом 16 и храм Димитрия Солунского. 1900‑е гг.

Храм Димитрия Солунского

Страстная площадь. В правом нижнем углу храм Димитрия Солунского. 1920‑е гг.

Стояла здесь и колокольня, сохранившаяся с XVII в., в которой был ярко представлен переход от звонницы: в поперечной стене четверика было только два пролета, в продольной – три. Четверик покоился на более широком основании, что вместе с сильным наклоном шатровой башни придавало всей небольшой постройке своеобразный характер глубокой старины.

Уникальность колокольни должна была послужить своеобразной охранной грамотой, способной защитить ее от сноса, – так считали советские архитекторы и искусствоведы (Барановский и другие). Но их доводы оказались Моссовету недостаточно вескими, и в 1934 г. церковь с колокольней снесли, для того чтобы в 1939 г. на этом месте по проекту архитектора Мордвинова появился вполне заурядный дом.

Таких домов на Тверской немало – Мордвинов являлся одним из организаторов застройки улицы Горького поточно‑скоростным методом. Чтобы это здание отличалось от своих тяжеловесных собратьев, Мордвинов взгромоздил на крышу дома гипсовую скульптуру стройной девушки в развевающемся легком платье с серпом и молотом в руках (скульптор Г.И. Мотовилов). «Живу под юбкой», – шутили обитатели этого дома, которых никак нельзя было отнести к «простым советским людям». Некоторые внимательные граждане, пока в 1958 г. девушку из‑за ветхости не убрали, узнавали в скульптуре балерину Ольгу Лепешинскую.

«Дом под юбкой». Тверская улица, дом 17

Заглянем в путеводитель по сталинской Москве 1949 г., где этому дому уделено особое место:

«У впадения Тверского бульвара в площадь, как и раньше, стоит памятник Пушкину, но против него, на углу бульвара и улицы Горького, прохожий не увидит уже ветхой церквушки – на ее месте вырос громадный дом с магазинами в нижнем этаже и с квартирами в верхних. Многоэтажный дом украшает женская скульптурная фигура.

Широким жестом она как бы приветствует всенародных героев или почетных гостей, прибывающих в столицу с Белорусского вокзала или с аэродрома и направляющихся по улице Горького в центр, к Красной площади, к Кремлю. Мимо нее в дни празднеств и торжеств шествуют и колонны демонстрантов, могучим потоком вливающиеся в улицу Горького.

В дни таких празднеств ключом бьет жизнь на Пушкинской площади. Против дома газеты «Известия» – высокого темно‑серого здания с широкими окнами – по праздникам обычно устраивается гулянье для детей. Вырастают причудливые домики, появляются карусели, в центре зимой красуется елка, – площадь наполняется детским гомоном, возгласами радости, счастливым смехом. На Пушкинской площади предстоят большие реконструктивные работы – возведение новых монументальных зданий, разбивка большого сквера. Будет озеленена и вся улица Горького. Далее по улице Горького – площадь Маяковского, где воздвигнуто здание с великолепным концертным залом имени Чайковского и где строится обширное здание новой гостиницы. На этой площади будет установлен памятник Владимиру Маяковскому – «лучшему, талантливейшему поэту нашей Советской эпохи».

Только москвичи‑старожилы помнят, что некогда сталинские дома в начале улицы Горького были отмечены скульптурами, изображающими (в натуральную величину) советских людей разных профессий и возрастов. Тот же Мордвинов, спроектировавший дома 4–8 в начале улицы, украсил две башни, отмечающие вход в Георгиевский переулок, парными изваяниями советских юноши и девушки (архитекторы Д.П. Шварц и др.). В дальнейшем их постигла та же участь, что и балерину на доме 17.

Все эти недосягаемые произведения пластического искусства на крышах сталинских домов возникли не случайно и не просто так. Они должны были составлять общий дружный хоровод вокруг главной и самой большой скульптуры – Ленина на Дворце Советов. Сегодня от этой воздушной процессии остались скульптуры на здании Библиотеки имени Ленина.

Пушкин и балерина

Следующим ориентиром, позволяющим не спутать этот дом с другими, стал магазин «Армения» (с 1952 г.). Уже знакомый нам скульптор Коненков, вернувшийся из‑за границы после Великой Отечественной войны и имевший здесь мастерскую, жаловался на имущественные притязания директора магазина «Армения» – он никак не мог найти с ним общий язык.

После 1917 г. Коненков активно участвовал в претворении в жизнь ленинского плана монументальной пропаганды, в соответствии с которым в молодой Советской России должны были появиться новые памятники выдающимся революционерам и борцам за народное счастье. В частности, скульптор стал автором памятника Степану Разину, установленному на Красной площади. Но памятники эти простояли недолго. Недолго прожил в СССР и сам автор, выехав за границу в середине 1920‑х гг., когда еще можно было. Жаль только, что не увидел Сергей Тимофеевич разгара этой самой борьбы за народное счастье, а точнее, ее результата, пришедшегося, как известно, на 1937‑й и последующие годы.

В это время скульптор был в Соединенных Штатах Америки, где плодотворно работал. Широко известен он стал особенно после своего кресла «Удав». Оно много выставлялось на его выставках. Однажды две американки, пришедшие посмотреть творения Коненкова, все ходили вокруг кресла и долго его рассматривали. Ведь сделано оно было из натуральных деревянных корней толщиной сантиметров в двадцать.

– Как же это он их так скрутил! – восхитилась одна дама.

– Он же русский! – пояснила другая.

Когда Коненков жил в Нью‑Йорке, к нему приходил позировать физиолог И.П. Павлов, причем всегда точно в указанное время.

– Только не нравится мне ездить к вам в мастерскую на автомобиле, – признался он как‑то скульптору. – Не люблю это механическое чудовище. Вот на лошади бы.

– Завтра вы приедете к нам на лошади, – заверила физиолога жена Коненкова.

Она отправилась в Центральный парк и договорилась с извозчиком, который там обычно катал отдыхающих. Тот должен был подъехать к отелю, где остановился Павлов, и, завидев пожилого джентльмена в сопровождении сына, везти его по указанному адресу – в мастерскую.

На следующий день Павлов явился с опозданием на полчаса. Он был в ярости.

– Я ждал вашу лошадь, а она так и не явилась! – сказал он обиженно. – А теперь я позировать не могу, у меня весь день дальше распланирован.

Жена Коненкова пошла в парк выяснять отношения. Извозчик признался, что не смог заставить лошадь выехать из парка – всю жизнь она прокатала только там. Едва Павлов об этом узнал, как сразу простил скульптора.

– Ага! Вот видите, – радостно заявил он, – моя теория условных рефлексов подтверждается!