Александр Снисаренко - Эвпатриды удачи. Трагедия античных морей. Страница 69

Сидонское торговое судно II века до н. э. Барельеф.

 По обломкам судов из Альбенги и Гран-Конглуэ удалось восстановить некоторые их характеристики. Судно из Альбенги имело тридцать метров в длину, восемь в ширину и водоизмещение сто тридцать пять тонн; из Гран-Конглуэ - соответственно двадцать три, семь и двести при грузоподъемности восемьдесят тонн (иногда его длину указывают тоже тридцать метров). Высота борта, как правило, равнялась ширине судна, и эти два «утопленника» не представляли исключения. Свинцовая обшивка их корпусов состояла из плотно пригнанных миллиметровых листов размерами до 60х50 сантиметров. На обшивку судна из Гран-Конглуэ пошло двадцать тонн свинца - по курсу того времени это было эквивалентно почти девяти килограммам серебра или одному - золота. Чтобы удержать такое судно, требовался якорь весом до четырехсот пятидесяти килограммов. Как видно, суда обходились недешево их владельцам.

 Наиболее выдающейся можно считать находку 1446 года в озере Неми (двадцать пять километров от Рима), где когда-то красовалась излюбленная вилла Цезаря. Это две либурны, называемые почему-то Светонием декерами. Первая попытка их извлечения на свет Божий была предпринята уже в следующем году по приказу кардинала Колонна. Работать приходилось в тяжелых условиях: озеро лежит в Альбанских горах, возникали трудности с доставкой снаряжения, с защитой ныряльщиков от ледяной воды. Кардинальских «эпроновцев» постигла неудача. Не принесли успеха и следующие попытки - в 1535 году, когда в озеро спускался водолаз в деревянном шлеме, и в 1827-м, после того как шлем заменили водолазным колоколом. Лишь в 1930 году, когда удалось снизить уровень воды в озере, галеры оказались на суше. Это были увеселительные плавучие дворцы Калигулы, созданные, словно в насмешку, на озере, где еще витала тень Цезаря - автора законов против роскоши. Мраморные залы с фресками и колоннами, термы, златотканые драпировки, мозаичные полы (слово «палуба» здесь неуместно), панели из ценных пород дерева, скульптура, конюшни - все это было рассчитано лишь на один летний сезон. Корабли, по словам Светония, были «с жемчужной кормой, с разноцветными парусами, с огромными купальнями, портиками, пиршественными покоями, даже с виноградниками и плодовыми садами всякого рода; пируя в них средь бела дня, он под музыку и пенье плавал вдоль побережья Кампании». С легкостью нажитые богатства скользили меж пальцев императора. Когда ему наскучили берега Неми, он велел затопить галеры...

 В 1930 году для них на берегу озера был выстроен специальный музей. Весной 1944 года его сожгли вместе со всем содержимым отступавшие немцы по приказу своего офицера - искусствоведа по специальности и достойного ученика Калигулы по своей натуре. После войны построили новый музей, и в него поместили четырнадцатиметровые модели галер. Либурны ли это или декеры, как утверждает Светоний, судить сложно: либурны имели два ряда весел, и это возможно только в том случае, если вместо deceris (декеры) читать de cedris (из кедра). Светоний мог обратить внимание на эту важную деталь как на отступление от традиции. Корабли Калигулы, как полагают, и в самом деле были двухпалубными: нижняя находилась на уровне ватерлинии (кстати, римляне уже рисовали ее на бортах). Один был шириной двадцать метров и длиной немного больше семидесяти, другой - около двадцати пяти шириной и семьдесят три длиной, то есть близко к 1:3, насколько можно судить по сохранившимся зарисовкам (по ним же изготовлены и модели). Корабли имели якоря с подвижным штоком, сделанные из железа, обшитого деревом. На одной из галер обнаружено нечто вроде помпы - водоотливной механизм непрерывного действия. Их конструкция с точки зрения судостроения ничем не отличалась от общепринятой в императорском Риме, вплоть до наличия тарана, казалось бы никчемного на прогулочном судне да еще на озере. Возможно, он служил успокоителем килевой качки.

Якорь с барки Калигулы.

 Не менее интересны находки в наше время. Так, в 1971 году английский археолог Онэр Фрост обнаружила у западных берегов Сицилии близ Марсалы полуразрушенный карфагенский парусник времен 1-й Пунической войны; его реставрацией занялись специалисты лондонского музея. Среди обломков найдены оружие и кедровый якорь, чья форма не имеет пока аналогий в морской истории. А в 80-х годах, тоже у Сицилии, но на этот раз у северных ее берегов, итальянские аквалангисты наткнулись на остатки римского флота; из сорока кораблей, покоящихся на дне, несколько намечено поднять и после реставрации разместить в музеях. Продолжаются работы по подъему судов Антония, лежащих на дне у Акция. Извлечено судно, вероятно римское, при раскопках Массалии. Эти и множество подобных находок (около сотни - только у берегов Франции) дополняют и уточняют «показания» рельефов, вазовых рисунков и скудных обмолвок манускриптов.

 В отличие от греков и других древних народов, римляне не использовали чисто гребные и чисто парусные суда или использовали крайне редко, как правило, это корабли покоренных народов. Они предпочитали двойной движитель, дающий практически неограниченные возможности для плавания, и если мы видим на рисунке римский парусник, можно не сомневаться, что где-нибудь в трюме или на палубе имеются наготове весла. Наличие или отсутствие палубы имело, по-видимому, важное значение и постоянно подчеркивалось латинскими авторами. Из контекстов можно заключить, что палубные суда были более тяжелые, чем беспалубные. На палубах устанавливалась всевозможная техника, и такие суда в первую очередь предназначались для таранной атаки, если это были корабли военные, и для дальних рейсов - если торговые.

 Как и в случае с военными кораблями, известно много названий типов торговых судов, но часто мы не знаем, что за ними скрывается: например, «будары», упоминаемые Катуллом. Бывает и наоборот: неизвестно, как называли иллирийцы свои корабли, зато более или менее подробное их описание находим у Лука- на - это плот из дубовых бревен, обвязанный цепью и обложенный с бортов пустыми бочками; на таких сооружениях, сообщает поэт, иллирийцы плавали без весел и парусов, полагаясь лишь на течение и закономерность движения волн.

 Длина торговых судов относилась к ширине как 4:1 или как 3:1, днище было закругленное, и из него выступал киль. Доски обшивки соединялись пазами и прикреплялись к дубовым шпангоутам деревянными шипами: разбухнув, они предохраняли корпус от разрушения и от просачивания воды (в процессе эксплуатации корпус быстро расшатывался, и металлические гвозди выпадали). Но поскольку суда часто вытаскивали на сушу, где шипы могли высохнуть и выпасть, в центр каждого из них вколачивали широченный медный гвоздь диаметром до двух сантиметров, чтобы расклинить дерево. Затем обшивку либо конопатили, смолили и окрашивали, либо покрывали сплошным слоем киликия - пропитанной дегтем грубошерстной ткани, широко употреблявшейся для разных целей в армии и на флоте, и свинцовыми листами. Так были построены барки Калигулы и судно из Альбенги. Бимсы делали из кедра и покрывали лаком, если только галера Махдия не представляет в этом смысле исключения. Возможно, лаком покрывались и другие части судового набора - для защиты от влаги и древоточцев.

Римское торговое судно середины I века. Сграффито из Помпей.

 Как и их предшественники на морской арене, римляне не отличали верфь (навале) для постройки, ремонта и высушивания кораблей со всеми их деталями и принадлежностями, включая такелаж, от дока или бассейна (текстрина), где тоже строились и ремонтировались корабли. У греков также существовали для этого разные термины - неон (или неорий, неостик, навстатм) и навпегий. Может быть, единственное их различие в том, что понятие «навале», а возможно и «неон», включало в себя еще и «рейд», где корабли могли, например, переждать бурю.

Римское торговое судно императорской эпохи. Рельеф из Остии.

 Большие корабли имели теперь на палубе эргату - шпиль или ворот для подтягивания к берегу и подъема тяжестей: мачты, грузов и тому подобного. Корма швартовалась толстым канатом - орой, или ретинакулом (тогда как с носа подавался более легкий анкорале), используемым не только как причальный, но и как буксирный, если судно тащили шагающие по берегу животные. Буксирный же канат в нашем понимании, то есть если одно судно буксирует другое, имел собственное название - ремулк. Для причального каната на берегу вгоняли в землю столб с заостренным концом, обитым железом (тонсилла), предшественник нынешних береговых кнехтов.

 Развитие морского дела нашло отражение в новой терминологии, причем некоторые термины заимствованы у других народов. Например, корпус корабля назывался магалией или мапалией: это пунийское слово обозначало разного рода продолговатые предметы с выпуклыми сторонами - шатер, шалаш, сельское жилище конической или круглой формы. Якорный канат - строфий, как у греков. Плата за торговый фрахт или проезд на судне - наулум: это греческое «навлон». Но были и свои термины, исконно римские: модий (степс мачты в виде трубки или отверстия); пальма (лопасть весла, носившая у греков имя «тарс») и уменьшительное от нее - пальмула, лопасть маленького весла; интерскалмий (пространство между двумя соседними уключинами или отверстиями для весел); ремигий (собирательное название набора весел с принадлежностями, переносившееся и на команду гребцов: это калька греческого «эйресия»). Объединив понятия «морской конь» (финикийский корабль в греческом лексиконе) и «деревянные стены» (борта кораблей, тоже у греков), римские поэты вывели новое, чисто свое - «эквус лигнеус» («деревянный конь»), едва ли вспоминая при этом знаменитого Троянского коня.