Кристин Бар - Политическая история брюк Страница 7

После свержения Робеспьера обсуждение преимуществ новых костюмов продолжается. В течение лета 1794 года La Décade philosophique[10] проявляет настойчивый интерес к униформе, простоте, естественности. Журнал говорит о мужской красоте, демонстрируя на иллюстрациях обнаженную мускулатуру рук. И по-прежнему сохраняется несимметричность интереса к одежде для разных полов: рекомендации мужчинам намного более развиты по сравнению с советами женщинам{80}.

Мы уже неоднократно упоминали униформизацию гражданского костюма. Что в нем есть от военной униформы? Разве униформа — не самая подходящая для этого революционного момента модель одежды? К такому выводу приходишь при чтении Даниэля Роша и Ричарда Ригли. Начиная с эпохи Людовика XIV офицеры и солдаты одеваются более-менее одинаково, хотя различия в качестве ткани, знаках различия на галунах и погонах сохраняют иерархию видимой. В то же время продолжают существовать элитные войска, которые гордятся своей исключительностью, проявляющейся в одежде. Можно вспомнить, например, яркий облик гусар с их киверами, усами, сапогами из мягкой кожи и «венгерскими кюлотами, длинными как брюки»{81}.

Функции «одевания в униформу» многочисленны: более эффективно вести бой, отличая своих от противника, распознавать представителей разных армий, привлекать рекрутов, одевать тело и держать его прямо, обеспечивать гигиену, улучшать состояние здоровья, отличать гражданского от военного (тоже подверженного моде), повышать престиж парадов. Униформа должна придавать форму телу и духу, способствуя слиянию индивида с определенной социальной ролью, особенно подчеркивая, что он вынужден играть, поскольку речь идет об осуществлении законной жестокости, являющейся продолжением политической власти{82}. Как и о брюках, об униформе говорят, что она проста и функциональна. Но от принципов до реальной жизни далеко, и последняя порой бывает жалкой или более сложной, чем предполагает теория.

Начиная с 1789 года военная одежда пользуется бешеной популярностью. По данным Le Cabinet des modes, «военная одежда — это слишком новая вещь…, чтобы она сама по себе не стала объектом моды. Поэтому наша молодежь с ней практически не расстается; как не расстается она и с ружьями, парадами и учениями… Надо верить достоинству француза; он будет часто и с удовольствием надевать одежду, которая будет напоминать о том, как он завоевал свою свободу»{83}. Отсюда рождается идея, что следует положить конец анархии, позволяющей кому угодно носить униформу, изменяя ее по своей прихоти. Это произойдет в 1791 году.

Во времена Революции солдаты перейдут с белого — королевского цвета, символа справедливости и вечности, — на синий. Гражданское ополчение, Национальная гвардия, созданная в 1789 году, носит синие куртки и белые панталоны (декрет от 23 июля 1790 года). 14 октября 1791 года униформу гвардии начнет носить и регулярная армия. Объединение двух армий («васильков» и «белозадых»), случившееся в феврале 1793 года, должно произойти в том числе и с помощью введения единой униформы. Результат, безусловно, не совсем соответствует ожиданиям: старая униформа и старые знаки различия сохраняются, а униформа сама по себе становится престижной, вызывая зависть у гражданских лиц, причем обоих полов. Цвет нередко символизирует момент трансформации (как в противостоянии «белых» и «синих» на западе Франции). Распространение брюк во всем обществе — за счет привлечения все большего числа мужчин к внешним и внутренним сражениям — важный факт, который придает этому предмету одежды дополнительное значение — мужества военной профессии и геройской славы на поле сражения. Что касается стремления к униформизации, которая коснулась прежде всего армии, то оно будет иметь важные последствия для гражданского общества. Понятие гражданина-солдата конкретизируется в одежде. К примеру, Жан-Франсуа Барийон, 1 июня 1793 года представляя собственный проект конституции, выступает за униформу для детей, «солдат родины», и даже придумывает национальный костюм — небесно-голубого и зеленого цветов, чтобы избежать королевских цветов — синего и белого, которые напоминают о первой фазе Революции{84}. Яркие цвета запрещены — представить розовую форму солдат принца де Линя теперь невозможно.

Кюлоты или брюки?

От Термидора до Империи

Термидор уничтожил одежду санкюлотов, но не брюки. Хотя, если верить песенке под названием «Совет санкюлотам», брюки по-прежнему вызывают споры:

Одевайся, французский народ!Не поддавайтесь излишествамНаших ложных патриотов.Не думайте, что ходить голыми —Это доказательство добродетели.Надевайте свои кюлоты.Умейте отличить хорошего человекаОт лентяя и бездельникаИ ложных патриотов!Честный и трудолюбивый народ,Не одевайся как голодранцы;Надевай снова свои кюлоты{85}.

Брюки не покидают политическую повестку дня. Journal des dames, посвященный моде, с иронией докладывает, что Совет пятисот[11] 19 мая 1797 года провел «крайне важную дискуссию»{86} о том, что должны носить представители французского народа — кюлоты или брюки, сюртуки или карманьолы, стрижку под Марата или под Моисея. Директория придумывает официальные костюмы для представителей политической власти. По мнению некоторых, в результате отмены вестиментарных различий в 1789 году образовалась пустота, вредящая достоинствам дебатов, целостности и внятности представления государства. Поэтому членам Директории предписали носить синий фрак-мантию, тунику и белые брюки. А депутатам следовало носить красную мантию, синий фрак, трехцветный шарф и трехцветный же султан. Соблюдать такую строгую одежную форму еще сложнее, чем следовать вестиментарному коду для судей и администраторов, которые должны одеваться в черное. Даже художники из Французской академии в Риме[12] требуют себе официальный костюм, состоящий из «французского фрака синего национального цвета» с подкладкой из вышитого бархата, жилета, брюк из «казимира канареечного цвета» с разрезом для пуговицы в венгерском стиле и тесьмой небесно-голубого цвета, ботинками с небольшой шишечкой на конце шнуровки и круглой шляпой с шелковым шнуром{87}.

Закон, принятый 24 декабря 1799 года, определяет гражданскую униформу консулов, министров и государственных советников, их курьеров и секретарей. Консулы должны носить белые брюки, вышитые золотом, и короткие черные сапоги. Другие декреты и постановления предписывают носить определенные костюмы префектам и офицерам полиции, чиновникам, советникам префектур, мэрам и их заместителям, секретарям муниципалитетов, судебным служащим, преподавателям университета, школ, лицеев, коллежей, сотрудникам таможен, лесничеств, налоговых органов, государственного учета исполнения бюджета, конной почты, присяжным оценщикам, руководителям торговых компаний во французских владениях в Индии, морякам и членам Института Франции{88}. В этом способе различения функций и званий есть что-то военное.

Такое стремление все упорядочить контрастирует с фейерверком вестиментарной дерзости, оживившей конец столетия. Своим роскошным и невероятным стилем публику шокируют мюскадены{89}, сначала прекрасные, а затем и вовсе невероятные. Они носят кюлоты с клапаном спереди или обтягивающие брюки, заправленные в сапоги. Их англомания проявляется в ношении редингота (от riding coat), фрака и сапог. Фактически это символ контрреволюции; на улицах происходят столкновения между республиканцами и монархистами — между кокардами и черными фраками. С помощью некоторых деталей одежды можно выражать сочувствие монархии: таким четким сигналом служат, например, 17 пуговиц на рединготе (в честь Людовика XVII) и белый цвет. Возможно и второе прочтение: эксцентричность золотой молодежи можно воспринимать и как радость, которую эти молодые мужчины испытывают в связи с возможностью вновь одеваться как угодно и по моде после десятилетия вестиментар-ной цензуры.

Одновременно с превращением Бонапарта в Наполеона происходит переход от брюк к кюлотам. Эта вестиментарная эволюция напрямую связана с возрастающим влиянием будущего императора, но хочется обратить внимание и на политическую подоплеку трансформации. Начиная с 1802 года происходит изменение гражданского костюма по образцу тех, что носили в Версале при Людовике XVI и назывались «французский костюм». Превознося новый порядок, заимствуют старорежимную роскошь. Придворный костюм возвращается с провозглашением империи. Декрет от 18 июля 1804 года кодифицирует одежду сотрудников аппарата императора, императрицы, принцев, высокопоставленных сановников империи, министров, членов четырех ассамблей (сената, государственного совета, трибунала, законодательного корпуса), а также председателей избирательных коллегий, округов и кантональных ассамблей. Независимо от того, идет ли речь о парадной или повседневной одежде, белые кюлоты, вышитые золотом, совершенно обязательны. Требования престижа исключают брюки, считающиеся слишком плебейскими{90}. Наполеону удается восстановить роскошный двор. Он хочет поддержать национальную индустрию роскоши, пострадавшую из-за исчезновения крупных клиентов: это соблазнительный и привлекающий многих аргумент. Начавшаяся в результате гонка тщеславия демонстрирует эффективность его вестимен-тарной политики.