Гровер Ферр - Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда Страница 76

Впечатление такое, что кристально чистый коммунист идёт на смерть из-за сфабрикованных против него обвинений. Заявление поистине убийственное! Но поскольку послание полностью было опубликовано в 2002 году, можно теперь легко удостовериться: из-за существенных купюр документ подвергся существенным искажениям.

Отрывок из «письма Эйхе Сталину» от 27 октября 1939 года из доклада Поспелова не во всём совпадает с тем, что Хрущёв процитировал в своём «закрытом» съездовском выступлении. В обоих случаях речь идёт о значительных пропусках из того, что предположительно следует считать полным текстом документа. Слово «предположительно» здесь употреблено из-за оговорки публикаторов, указывающих, что само письмо воспроизведено ими по копии.

Письмо не имеет никаких архивных атрибутов, и только в конце его есть приписка, что подлинник заявления «находится в архивно-следственном деле Эйхе». Но атрибуты самого дела тоже не указаны. Что следует понимать так: российские власти не желают, чтобы исследователи знали, где хранятся материалы по делу Эйхе, – если таковые ещё, конечно, существуют…

Даже составителям и редакторам официозного издания «закрытого доклада» не дозволено было познакомиться как с письмом, так и с архивно-следственным делом Эйхе![634] Причины такого отказа не известны, но изучение фрагментов, «не попавших» в доклады Поспелова и Хрущёва, помогает найти некоторые из возможных объяснений[635].

Письмо Эйхе помещено в приложении к данной главе. Условные обозначения позволяют понять, какие именно части процитированы в «закрытой» речи Хрущёва, какие использованы комиссией Поспелова и какие есть у обоих. Но наибольший интерес представляют, конечно же, выброшенные ими фрагменты текста письма.

Достаточно беглого знакомства с содержанием документа, чтобы уяснить главное: предание широкой огласке целиком всего заявления стало бы губительным для целей «закрытого доклада». И вот почему:

Эйхе ссылается на своё письмо к «народному комиссару Л. П. Берия»; подразумевается, что оно написано после ареста Эйхе 29 апреля 1938 года, но не ранее 25 ноября того же года, когда Берия, сменив Ежова, был назначен наркомом внутренних дел.

Как далее говорится в заявлении, «комиссар Кобулов» высказал сомнения в том, что Эйхе мог выдумать все свои признания, пытаясь таким образом разобраться, как появились показания о его контрреволюционной деятельности. Напомним: Богдан Кобулов – один из шести подсудимых по «делу Берии» (Деканозов, Гоглидзе, Кобулов, Меркулов, Мешик, Влодзимирский), под сенью юридических декораций расстрелянных в декабре 1953 года. Выброшенная фраза с положительной стороны характеризует Кобулова, а, значит, и Берию, и показывает их ответственное отношение к службе в Наркомате внутренних дел, чего Хрущёв не мог допустить ни в каком случае.

Из письма следует, что многие партийные руководители изобличали Эйхе как участника заговора. Оправдываясь, он расценивал такие обвинения как «провокации» и пытался дать им различные объяснения. Тем не менее создаётся впечатление, что арест Эйхе был полностью оправдан, поскольку человек, чьё имя фигурирует в показаниях столь многих участников заговора, может действительно оказаться причастным к преступлению. Вывод напрашивается сам собой: чтобы определить, какая именно вина лежит на Эйхе, требовалось тщательное изучение следственных материалов по его делу. но Хрущёв не мог допустить таких проверок, ибо многие его неправды тогда сразу выплыли бы наружу.

Эйхе возлагает вину на двух следователей НКВД – Ушакова и Николаева – за жестокие пытки (избиения), которые ему довелось испытать. И нам тоже кое-что известно о мучителях Эйхе: оба действовали по указке Ежова, были арестованы, осуждены и расстреляны за фабрикацию лживых показаний и истязания подследственных.

Именно при Берии начались аресты и расследования деятельности многих руководителей НКВД, причастных к пыткам и следовательским фальсификациям. А Хрущёв как никто другой запятнал себя участием в незаконных репрессиях. И именно он сыграл первостепенную роль в судебной расправе над Берией в 1953 году, а в последующем – не упускал случая, чтобы возвести на него любую напраслину. Неудивительно, что в «закрытом докладе» вину за отчаянное положение Эйхе Хрущёв возложил тоже на Берию, приписав ему злоупотребления, к каким тот был непричастен. Вот почему публикация заявления Эйхе никак не отвечала хрущёвским интересам.

Помимо прочего, из письма Эйхе следует, что с отстранением Ежова методы ведения следствия в НКВД стали возвращаться в русло законности. Так, подследственный Эйхе получил право на письменное обращение к наркому внутренних дел СССР Л. П. Берии. Начальник следственной части НКВД Б. З. Кобулов нашёл возможность выслушать Эйхе и пытался разобраться в доводах, которые тот привёл в своё оправдание. И, наконец, дважды ему разрешили написать заявления на имя Сталина, и, как подразумевается, оба послания дошли до адресата.

Сказанное косвенно подтверждает, что именно Берия и, разумеется, Сталин потребовали от НКВД проведения тщательного расследования случаев, аналогичных делу Эйхе, и выяснения, кто прав, кто виноват. Так во всяком случае могли подумать делегаты съезда, слушавшие доклад Хрущёва. но цели самого докладчика были совершенно иными – представить Сталина и Берию безответственными руководителями, которые поощряли самый разнузданный произвол.

Эйхе даёт понять, что сами заговоры существовали в действительности, и в подтверждение своих слов называет ряд членов ЦК, которые либо сами состояли в них, либо дали признательные показания, указав на него как на одного из заговорщиков. Стоит сказать, что основная направленность хрущёвского доклада – утвердить всех во мнении, что заговоров как таковых никогда не существовало.

Эйхе сообщает, что Евдокимов и Фриновский выдвинули против него обвинения в причастности к заговорщической деятельности Ежова. Именно на него, а также на следователя Ушакова Эйхе возлагает вину за выбивание из него ложных признаний. Хотя сам он отрицает наличие каких-либо конспиративных связей с Ежовым, Фриновский утверждает прямо противоположное.

Называя Ежова «арестованным и разоблачённым контрреволюционером», Эйхе затрагивает тем самым вопрос о собственном заговоре бывшего наркома внутренних дел. Сведения, удостоверяющие существование такого заговора, стали известны лишь в 2006 году, когда было опубликовано заявление Фриновского и один из протоколов допроса Ежова.

Нет повода сомневаться, что ежовские следователи действительно выбивали из Эйхе показания, поскольку и Ежов, и Фриновский признались в использовании «физических методов» на допросах подследственных. но только сам этот факт не обязательно свидетельствует о невиновности Эйхе. Как отмечал Фриновский, и он сам, и Ежов фабриковали липовые дела и казнили своих сообщников по заговору, чтобы не допустить вскрытия их злодеяний на допросах у Берии.

Публикация полного текста письма Эйхе (не говоря уж о предании огласке материалов из его дела) могла бы спутать Хрущёву все карты. Была бы поднята проблема организованного Ежовым заговора, что противоречило основной задаче «закрытого доклада» – свалить вину за всё и вся на Сталина и Берию.

При знакомстве с письмом выплыли бы наружу имена многих высокопоставленных партийных деятелей, чьи следственные дела надлежит хорошенько изучить, прежде чем удастся отделить недостоверные показания от правдивых.

Так, среди лиц, упомянутых Эйхе, – Евдокимов. Тот самый, кого и Ежов, и Фриновский назвали своим ближайшим сообщником по заговору. Странно, однако, что в постановлении Президиума ЦК КПСС от 6 марта 1956 года фамилия Евдокимова стоит в одном «реабилитационном» списке вместе с Эйхе!

Среди других названных в письме членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) – В. И. Межлаук, С. В. Косиор, Э. К. Прамнэк, Н. И. Пахомов, причём оба последних выдвинули против Эйхе ложные обвинения.

Опровержения выдвинутых обвинений – такие, как письмо Эйхе на имя Сталина, – заслуживают не бо́льшего доверия, чем признания вины. Тем не менее в доклады Хрущёва и Поспелова ими помещены только те тщательно отсеянные фрагменты заявления, где Эйхе пишет о своей невиновности.

Если неискажённый текст письма рассматривать вместе с другой информацией, где речь идёт о роли Эйхе в массовых репрессиях, мы неизбежно придём к умозаключению, что Поспелов и Хрущёв приложили максимум усилий для сокрытия свидетельств, указывающих на виновность Эйхе. Именно таким образом обоим докладчикам удалось пресечь попытки любого серьёзного исследования как его собственного дела, так и роли Эйхе в заговоре Ежова.