Даниил Мельников - Империя смерти Страница 8

В своих «владениях» Гиммлер решил представить себя противником «эксцессов», творившихся в концентрационных лагерях СА. Так, например, он отдал приказ, согласно которому арест лиц духовного звания мог производиться только с особого разрешения баварской политической полиции. Одновременно будущий рейхсфюрер СС «систематизировал» террор против основных врагов нацистского рейха — немецких коммунистов. Сотни и тысячи коммунистов и других противников режима были арестованы и помещены в «официальные» концлагеря. Главным концлагерем в Мюнхене стал концлагерь в Дахау, который разместился в корпусах бывшей фабрики по изготовлению пороха. Собственно говоря, именно с этих времен и началась «эра» концлагерей.

Дахау — первый гиммлеровский «легальный» концлагерь сразу стал символом жестокости и террора.

На Нюрнбергском процессе главных военных преступников был зачитан «дисциплинарный устав» этого концлагеря от 1 октября 1933 г. В четвертом абзаце предисловия к уставу говорилось: «Терпимость означает слабость. В свете этого понятия надо беспощадно наказывать всякого, когда интересы родины этого требуют… Пусть это будет предупреждением для политических деятелей, агитаторов и провокаторов, независимо от сорта. Будь начеку, чтобы тебя не захватили врасплох. Иначе твоя шея пострадает и тебя застрелят, в соответствии с методами, которые ты сам используешь». На том же заседании в Нюрнберге рассказывалось о чудовищных нравах, царивших в Дахау сразу после его создания, то есть тогда, когда там непосредственно хозяйничали Гиммлер и Гейдрих.

Вспоминая баварский период, Гиммлер позже говорил: «Под давлением министерства я отпустил в 1933 г. большое число «охранных заключенных» в Пруссии и в других землях. Только в Баварии я не уступил нажиму и не освободил ни одного заключенного». Напрасно на Гиммлера жаловался фон Эпп, наместник имперского правительства в Баварии. Уже на этом этапе ему пришлось замолкнуть. Садисты Гиммлера оказались сильнее фон Эппа.

Однако политические амбиции Гиммлера выходили далеко за пределы Баварии. «Я твердо намерен, — говорил он, — создать, наконец, из существующих ныне 16 различных земельных полиций настоящую имперскую полицию, ибо только имперская полиция может стать самой важной объединительной силой в государстве». А тогдашнему руководителю полиции в гессенском министерстве внутренних дел Вернеру Бесту он откровенно разъяснил, что «немецкая полиция должна быть изъята из ведения князей-гаулейтеров».

В ноябре 1933 г. Гиммлер стал начальником политической полиции Гамбурга и Мекленбург-Шверина. В декабре того же года он был назначен начальником политической полиции в провинциях Ангальт, Баден, Бремен, Гессен, Тюрингия и Вюртемберг. В январе 1934 г. последовало его назначение начальником политической полиции Брауншвейга, Ольденбурга и Саксонии.

Таким образом, только Пруссия еще оставалась в руках Геринга, хотя уже 31 марта 1934 г. был издан первый закон об «унификации» земель, которые тем самым лишались своей автономии. А 7 апреля Гитлер разразился новым законом об «унификации», за которым последовал указ о введении «штатхальтеров» — наместников рейха в отдельных провинциях.

2 мая были фактически ликвидированы профсоюзы, захвачена их собственность.

С 27 июня по 5 июля произошел самороспуск буржуазных партий, их лидеры сложили оружие, боясь, что иначе им придется сложить голову[16]. Таким образом, за пять месяцев на глазах у всего мира Германия превратилась в политическую пустыню, в огромную тюрьму.

Однако в этой коричневой тюрьме оказалось довольно много хозяев. В первый год карательные аппараты создавались действительно стихийно и каждый из них пытался урвать как можно больше.

Главным претендентом на всевластие стали, безусловно, штурмовые отряды. В их рядах находились хулиганы со стажем, так называемые «старые бойцы», которые привели Гитлера к власти. Штурмовиков по одним данным числилось 4 млн, по другим — четыре с половиной. Сейчас считается, что активных членов СА было три с половиной миллиона. Цифра достаточно внушительная. Начальником штаба СА был Эрнст Рем, как считалось, ближайший друг самого фюрера, фигура характерная для разнузданной вольницы первого года правления нацистов. Штурмовикам нужны были жертвы, деньги, власть, почет. Они стали господами улицы, организовали первые «дикие» концлагеря, они расправлялись с коммунистами, социал-демократами, интеллигенцией, а заодно и со всеми, кто попадался под руку.

В Пруссии, крупнейшей земле Германии, «царствовал» Геринг и его гестапа. И эти чинили расправу, и эти терроризировали население.

Однако и «обычный» буржуазный аппарат насилия, а именно общеимперское министерство внутренних дел, «трудился» в Германии не покладая рук. Им руководил старый нацист Вильгельм Фрик. Он очень быстро «нацифицировал» министерство. Кроме того, чрезвычайные законы здорово помогли Фрику. В его распоряжении оказались не только «специальные» суды, но и чрезвычайные меры наказания. Мы уже писали, что Гитлер ввел смертную казнь. Немного позднее — смертную казнь через повешение, еще позже — смертную казнь через гильотинирование. В недрах министерства внутренних дел действовал такой страшный тип, как Роланд Фрейслер[17]. Став председателем так называемого Народного трибунала, он приговорил к смерти тысячи людей. Имя Фрейслера, превратившего судебную процедуру в пропагандистское шоу, выносившего бессмысленно жестокие приговоры, наводило ужас на всю Германию. О том, как действовал Фрик и его министерство, мы еще расскажем. Сейчас приведем лишь циничное изречение одного из высокопоставленных чиновников этого министерства — Вернера Беста[18]. «Полиция никогда не поступает «незаконно» или «противозаконно», поскольку она всегда следует директивам начальников, включая высшее руководство. До тех пор, пока она выполняет волю фюреров, она поступает законно…»

Четвертый кандидат на должность обер-палача Германии был, безусловно, Генрих Гиммлер. И в его руках находилась вполне реальная власть — «охранные отряды». Конечно, по численности они не могли сравниться с СА. Но в «охранных отрядах» собрались самые отчаянные головорезы, к тому же они отличались дисциплинированностью и преданностью фюреру. Многочисленные песни насчет «верности фюреру», «знамен» и «стягов», которые горланили штурмовики после 1933 г., подошли бы скорее эсэсовцам.

Эсэсовцы уже в ту пору были серьезными претендентами на надгосударственную, неконтролируемую власть в Германии, на руководство всем террористическим аппаратом. Но их час еще не пробил.

Как же выглядел разгул террора на практике? И тут мы предоставим слово лицам, имевшим к нему отношение. Они много врали в своих послевоенных мемуарах и показаниях на различных процессах, но в отдельных случаях им было выгодно говорить правду или хотя бы полуправду.

В книге воспоминаний «Lucifer ante portas» («Люцифер перед дверью»), изданной в 1949 г., Рудольф Дильс — первый начальник гестапа, а следовательно, человек Геринга, враждовавшего в ту пору не только с Ремом, но и с Гиммлером, описал несколько «диких» концлагерей. «Дикие» лагеря штурмовиков и эсэсовцев были ликвидированы сравнительно скоро, и жертвы их, запуганные нацистами, так и не «заговорили». Часть из них была уничтожена, немногих выживших передали в «нормальные» концлагеря и там умертвили. Таким образом, свидетельство Дильса — одно из немногих, дошедших до нас.

В основном Дильс (разумеется, ярый противник «диких» лагерей, где распоряжались его личные враги) описывает «пещеры пыток» в Берлине, но приблизительно то же самое происходило в десятках других городов Германии. Особо печальную известность получили лагеря в Вуппертале, Крефельде, Штеттине и Бреславле (Вроцлаве). Мы уже не говорим о лагерях СС в Ораниенбурге, Эстервальде, Папенбурге.

Итак, вот что рассказывает Дильс о «пещере пыток» на четвертом этаже «Дома НСДАП» в Берлине, куда вошли его молодчики в мундирах полицейских.

«Полы в нескольких пустых комнатах, где орудовали палачи, были покрыты соломой. Найденные нами жертвы умирали голодной смертью. Много дней подряд они провели запертые в узких шкафах — так у них добивались «признаний». При этом дюжина парней каждые несколько часов избивала свои жертвы железными палками, резиновыми дубинками и кнутами. Доказательством их мучений были выбитые зубы и переломанные кости. Когда мы вошли, эти живые скелеты лежали рядами на гнилой соломе. Мы не увидели ни одного человека, на теле которого не было бы синих, желтых и зеленых полос — следов жесточайших избиений. У многих совершенно заплыли глаза, под носом были кровавые струпья. Не слышно было ни стонов, ни жалоб — все безмолвно ждали смерти или новых мучений». И далее: