Петр Букейханов - Курская битва, которую мы начали Страница 80

Георг Гребен указывает[680], что пехотные дивизии группы армий «Центр», предназначенные для того, чтобы возглавить наступление, имели в своих рядах закаленных ветеранов, которые прошли испытания и показали себя во многих решающих сражениях с самого начала русской кампании. Однако в начале весны эти соединения прошли реорганизацию в тыловых районах, пополнив свои ряды новыми солдатами и, до некоторой степени, получив новое вооружение и снаряжение. Поэтому, несмотря на определенное количество опытных солдат, в организации им совершенно не хватало боевого опыта и, если быть более точным, опыта наступления на сильно укрепленную систему обороны. В связи с этим представлялось крайне необходимым, чтобы личный состав дивизий получил данного рода подготовку до предстоявшей операции. Тщательно спланированная, с хорошим управлением и дисциплиной, такая тренировка требовала по крайней мере четырех недель. Генерал Модель неустанно настаивал на подготовке солдат к наступлению, поскольку 9-я армия должна была иметь в своем распоряжении эффективную ударную силу. Весной 1943 года 9-я и 2-я танковая армии организовали ряд контрпартизанских операций, к проведению которых привлекались отдельные части нескольких дивизий 9-й армии, снятые с фронта, хотя вряд ли их солдаты действительно получили хорошую подготовку за время этой «войны в кустах». Приобретенный ими опыт не являлся достаточным для подготовки к боям, которые предстояло вести на открытой местности, штурмуя хорошо подготовленные позиции русских.

Например, численность боевого состава 18-й танковой дивизии за время подготовки к наступлению была увеличена почти на треть, с 3 906 до 5 432 солдат и офицеров, которые участвовали в контрпартизанской операции «Цыганский барон», но командир дивизии генерал Карл Шлибен (Karl Schlieben) впоследствии отмечал, что при наступлении на Курск целые роты в панике бежали в тыл, услышав шум вражеских танков[681].

С учетом оценки Фангора и приведенных выше сведений о боеготовности 9-й армии группы «Центр», состояние пехотных дивизий северной ударной группировки, по-видимому, было также только «удовлетворительным», причем они остались еще и недоукомплектованы личным составом. Касаясь бронетанковых соединений, каждая из танковых дивизий 9-й армии располагала только одним танковым батальоном, следовательно, по ударной силе эти соединения были эквивалентны моторизованным дивизиям[682]. Таким образом, приведенная выше оптимистическая оценка генерала Буссе по поводу подготовленности к наступлению, вероятно, относится исключительно к ударным танковым дивизиям группы армий «Юг».

Общая тактика прорыва обороны, которую использовали германские войска, в основном соответствовала хорошо известной русским схеме «блицкрига», эксплуатировавшейся немцами с самого начала войны на Востоке. Она состояла в первоначальной разведке обороны противника с целью выявления системы вражеского огня, нанесении артиллерийских и авиационных ударов по результатам разведки и последующей массированной атаке бронетехники, наступавшей на наиболее доступных и уязвимых участках при поддержке частей моторизованной пехоты на бронетранспортерах. Танковые боевые группы второго эшелона и резерва предназначались для развития инициативы и глубокого прорыва в оперативный тыл неприятеля, используя который танковые и моторизованные соединения могли выйти на оперативный простор для маневра на окружение крупных войсковых группировок противника и разгрома по частям его подходящих к полю боя резервов.

Разведка обороны проводилась небольшими боевыми группами, куда входили 3 – 5 тяжелых и средних танков, а также небольшие пехотные подразделения, в том числе разведывательные и штурмовые отряды, которые проводили пробные атаки, чтобы выявить количество и дислокацию сил и огневых средств противника. В соответствии с полученными данными, командованием определялся участок прорыва, и обнаруженные здесь цели подвергались артиллерийскому обстрелу и бомбоштурмовым ударам авиации. Далее следовала решительная атака крупных сил танков и моторизованной пехоты.

При этом единственной тактической новинкой со стороны немцев должны были стать особые формы массированного применения тяжелых танков для прорыва глубоко эшелонированной обороны противника. В операции «Цитадель» немецкие танковые части действовали так же, как тевтонские рыцари на озере Пейпус, имея боевой порядок «клином» (нем. «Panzerkeil»), причем, по мнению начальника штаба 48-го танкового корпуса генерала Фридриха Меллентина, такой порядок себя оправдывал. По свидетельству Меллентина и советских источников[683], острие клина образовывали самые тяжелые танки – «Тигры», которые успешно боролись с глубокой противотанковой обороной русских, подавляя их артиллерийские средства, укрытые на заранее подготовленных позициях: противотанковую артиллерию, самоходные установки, танки. Помимо «клина», для борьбы с широким фронтом огня противника применялась такая тактическая схема, как построение «колоколом» (нем. «Panzerglocke»), когда те же тяжелые танки образовывали центр построения (группами по 10 – 15 машин), легкие и средние дугой разворачивались за ними (по 50 – 60 машин), а внутри и позади такого «колокола» двигались на бронетранспортерах пехота и саперы, готовые к расчистке встречающихся минных полей. Соответственно, с учетом специфики боевого применения танков «Тигр», этими машинами комплектовались специально формируемые тяжелотанковые батальоны, каждый из которых представлял самостоятельную тактическую единицу – часть корпусного или дивизионного подчинения. Тем не менее, участник операции «Цитадель» Меллентин подчеркивает, что успешность прорыва русской обороны с помощью боевых порядков «клином» и «колоколом» полностью зависела от эффективности взаимодействия между наступающими танками, поддерживающей их моторизованной пехотой, артиллерией и штурмовой авиацией.

По поводу пехоты и артиллерии, на основном, южном участке наступления, фельдмаршал Манштейн отметил недостаточное количество пехотных частей – прорыв вражеской обороны практически полностью ложился на танковые дивизии, а также слабость артиллерии сопровождения наступления, хотя вся артиллерия РГК, которую получила группа армий «Юг», была отдана для проведения операции «Цитадель»[684]. Генерал Эрхард Раус также сообщает[685], что из-за нехватки средней артиллерии, к огневой поддержке наступления на южном фасе Курского выступа в секторе 11-го армейского корпуса были привлечены три зенитных полка, а в секторе 3-го танкового корпуса – два зенитных полка, которые должны были подавлять огневые точки противника, участвовать в отражении танковых и пехотных атак, вести контрбатарейный огонь, обеспечить противовоздушную оборону района.

Американский историк С. Ньютон отмечает как удивительный факт то, что при подготовке операции «Цитадель» и сосредоточении войск для наступления на главных направлениях положение с артиллерией у немцев оказалось хуже, чем с численностью личного состава, количеством танков и самолетов[686].

С одной стороны, частично это объясняется тем, что поражение под Сталинградом и последующее развитие советского наступления на этом и соседних участках фронта привело к очень большим потерям материальной части армейской артиллерии[687]. Действительно, за время с ноября 1942 до марта 1943 гг. германские войска и их союзники потеряли на Восточном фронте около 24 тыс. орудий (по советским данным[688]); в частности, к 19 ноября 1942 года на фронте советского контрнаступления против сталинградской группировки противника, немцы и их союзники имели 10 290 орудий и минометов; к 10 января 1943 года в составе группировки, окруженной в районе Сталинграда, насчитывалось 4 130 орудий и минометов (по утверждению фельдмаршала Фридриха Паулюса[689], окруженные под Сталинградом войска располагали артиллерией в количестве около 3 200 орудий, включая противотанковые пушки и минометы). Как видно, количество утраченной германскими войсками артиллерии было эквивалентно указанным выше артиллерийским средствам групп армий «Центр» или «Юг», привлеченным к проведению операции «Цитадель».

С другой стороны, Красная Армия в 1942 году утратила огромное количество артиллерийских средств – 107,6 тыс. орудий и минометов[690], однако советское военно-политическое руководство обратило особое внимание на наращивание выпуска данного вида вооружений и компенсировало потери. Согласно данным различных источников[691], в 1941 – 1945 гг. Германией было произведено всего 65,5 тыс. артиллерийских орудий и 73 тыс. минометов всех видов и калибров (без учета зенитной и реактивной артиллерии), в то время как в советские войска за этот же период поступило 344 тыс. минометов и 143,8 тыс. орудий всех типов (также без учета зенитной и реактивной артиллерии). В 1941 – 1944 гг. Германия производила в среднем 17 тыс. минометов и 25,5 тыс. орудий в год, тогда как СССР – 86,9 тыс. минометов и 47 тыс. орудий, так что практически трехкратное отставание Германии от СССР по среднему ежегодному выпуску артиллерийских средств было значительнее отставания в области производства бронетехники (в 1,8 раза) и самолетов (в 1,4 раза)[692]. Причем в 1943 году немецкая промышленность произвела лишь около 7,8 тыс. орудий, которые принадлежали к основным типам полевой артиллерии (легкие и средние пехотные, средние и тяжелые полевые орудия), обеспечивавшей главную огневую поддержку войск в наступлении и обороне, тогда как в советские войска в том же году поступило 22,1 тыс. таких орудий[693]. По свидетельству маршала артиллерии Казакова[694], в 1943 году количество одних только гаубиц, включая новые типы – 152-мм гаубицу на облегченном буксируемом лафете, возросло в действующей советской армии более чем в 3,5 раза. Характерно, что в Германии в 1943 году не было принято на вооружение ни одного нового типа полевого артиллерийского орудия на несамодвижущемся лафете.