Альберт Шпеер - Воспоминания Страница 86

Налеты на Берлин, увиденные с этой площадки, являли собой незабываемое зрелище. И нужно было все время помнить о жестокой реальности, чтобы совсем не очароваться им: иллюминация осветительных парашютов, прозванных берлинцами «рождественскими елками»; затем вспышки взрывов, исчезавшие в клубах и пламени пожаров; волнующая игра несчетных прожекторов, бороздящих небо: вот они высветили самолет, а тот пытается вырваться из слепящего плена, секундная вспышка, если в него удавалось попасть… Этот апокалипсис развертывался как грандиозное представление.

Как только самолеты улетали, я на своей машине сразу же отправлялся в те концы города, которые подверглись особенно сильным ударам с воздуха и где находились важные заводы. Мы ехали по только что разбомбленным, засыпанным щебнем улицам, дома полыхали. Уцелевшие жильцы сидели и стояли перед руинами, какая-то спасенная мебель и пожитки валялись на тротуарах. Тяжелый воздух от удушающего дыма, копоти и огня. Многими овладевало странное, истерическое веселье, хорошо известное по описаниям катастроф. Над городом нависало сплошное облако дымов и пожарищ. И даже в дневное время все казалось каким-то фантастическим и ночным.

Не раз я пытался передать Гитлеру эти впечатления. Но всякий раз он, едва я успевал начать, перебивал меня вопросом: «Кстати, Шпеер, сколько танков Вы сможете дать в следующем месяце?»

Через четыре дня после разрушения моего министерства, 26 ноября 1943 г., после очередного массированного налета на Берлин тяжелые пожары охватили наш ведущий танковый завод «Алькет». Одному из моих сотрудников Зауру пришла мысль позвонить по еще действующей линии напрямик в ставку и попросить их связаться с пожарными, минуя таким образом разрушенный главный почтамт Берлина. Так о пожаре узнал и Гитлер и, не запрашивая никаких дополнительных данных, отдал распоряжение о немедленном стягивании к пострадавшему заводу всех пожарных команд, даже из отдаленных пригородов.

Тем временем и я подоспел на «Алькет». Основная часть главного цеха, хотя и сильно обгорела, но сам пожар уже был потушен. Во исполнение приказа Гитлера мне представлялись для рапорта командиры все новых и новых прибывающих пожарных подразделений, даже из таких неблизких городов как Бранденбург, Ораниенбург или Потсдам. А так как прибывшие по личному приказу фюрера пожарные не могли быть даже мной отправлены на тушение других, очень сильных пожаров, то к утру все улицы заводской округи были забиты праздно стоящими пожарными частями, в то время как в других районах города распространялся, не встречая никакого сопротивления, огонь.

Чтобы еще энергичнее вовлечь своих сотрудников в проблемы авиации, мы с Мильхом организовали в сентябре 1943 г. специальную конференцию в испытательном центре люфтваффе в Рехлине, на берегу Мюрицзее. Мильх и его специалисты выступили среди всего прочего и с докладами о программах авиационной техники у противника. Они продемонстрировали нам, тип за типом, планшеты с изображениями новейших самолетов, но прежде всего — графические кривые роста производства самолетов противника в сравнении с нашими возможностями. Больше всего нас напугали данные о многократном увеличении выпуска четырехмоторных бомбардировщиков для дневных операций. Выходило, что все уже пережитое нами — всего лишь прелюдия.

Естественно возник вопрос, насколько Гитлер и Геринг осведомлены об этих новейших данных. Мильх с горечью сказал мне, что уже не один месяц он тщетно пытается добиться того, чтобы его эксперты по вооружениям противника могли бы сделать доклады Герингу. Но тот и слышать об этом не желает. Гитлер сказал ему, что все это голая пропаганда. И Геринг это просто подхватил! И я также неизменно терпел поражение, сколько ни пытался привлечь внимание Гитлера к этой информации: «Не дайте ввести себя в заблуждение! Все это направленная дезинформация. А эти пораженцы из военно-воздушного министерства, конечно, попадаются на эту удочку!» Такими отговорками он отметал все предупреждения еще и зимой 1942 г. Ни на йоту не изменил он своего отношения и теперь, когда в горы щебня превращались один за другим наши города.

Примерно в это же время я стал свидетелем острой стычки между Герингом и генералом истребительной авиации Галландом. Галланд сообщил Гитлеру, что несколько американских истребителей, сопровождавших бомбардировщики, сбиты под Ахеном. Он добавил также, что на нас надвигается большая опасность, если американцам в ближайшем будущем удастся за счет увеличения емкости бензобаков истребителей обеспечивать прикрытие бомбардировщиков при их более дальних пролетах над Германией. Гитлер только что поделился этой тревогой с Герингом. Геринг как раз собирался отправиться в своем спецпоезде в Роминтенскую пустошь, когда Галланд пришел доложить о своем убытии: «Как только Вам пришло в голову, — наскочил на него Геринг, — заявить фюреру, что американские истребители проникли на территорию Рейха?» — «Господин рейхсмаршал, — невозмутимо ответил Галланд, — скоро они вторгнутся еще глубже». Геринг продолжал напористее: «Но это же чепуха, Галланд, как только такие фантазии приходят Вам в голову? Это же чистое жульничество!» Галланд только покачал головой: «Это факты, господин рейхсмаршал!» Он продолжал стоять с несколько подчеркнуто небрежным видом, с длинной сигарой в зубах: «Американские истребители сбиты под Ахеном. Тут никаких сомнений!» Геринг упрямо возразил: «Это просто неправда, Галланд. Это невозможно!» Галланд отвечал чуть иронично: «Вы можете приказать проверить, господин рейхсмаршал, валяются ли под Ахеном американские истребители». Геринг перешел к увещевательному тону: «Слушайте, Галланд, позвольте Вам кое-что сказать. Я сам опытный летчик-истребитель. И я знаю, что возможно, а что нет. И что совсем невозможно. Ну, признайтесь, что Вы ошиблись!» Вместо ответа Галланд отрицательно покачал головой, а Геринг продолжал: «Тогда остается только одна возможность, что они были значительно западнее. Я имею в виду, что если они были подбиты на большой высоте, то они могли еще пролететь приличный кусок в падении». Галланд не моргнул и глазом: «На восток, господин рейхсмаршал? Если бы в меня попали, то…» — «Так вот, господин Галланд, — попытался положить конец дебатам Геринг, — я официально приказываю Вам, что американские истребители не были под Ахеном». Генерал попытался в последний раз: «Но, господин рейхсмаршал, они же были!» Теперь Геринг окончательно вышел из себя: «Я официально приказываю Вам, что их там не было! Понятно? Американских истребителей там не было! Понятно? Я доложу обо всем фюреру». Оставив Галланда просто стоять, Геринг направился к вагону. Затем он еще раз обернулся и с угрозой в голосе повторил: «Я отдал Вам официальный приказ». На это генерал Галланд отвечал с незабываемой улыбкой: «Будет исполнено, господин рейхсмаршал!»

На деле Геринг совсем не настолько оторвался от действительности. По временам я слыхивал от него очень точные оценки нашего положения. Скорее всего, он просто вел себя как заурядный банкрот, до самой последней минуты старающийся обманывать себя и других. Капризное обращение с подчиненными, бессовестный произвол по отношению к действительности еще в 1941 г. довели до смерти знаменитого летчика-истребителя Эрнста Удета. 19 августа 1943 г. нашли мертвым в служебном кабинете одного из ближайших сотрудников Геринга, многолетнего начальника Генерального штаба люфтваффе генерал-полковника Ешоннека. Он также покончил с собой. На его столе, как рассказал мне Мильх, нашли записку: Геринг не должен присутствовать на его похоронах. Однако Геринг появился и возложил венок от имени Гитлера (27).

Одним из самых ценных качеств я всегда считал реализм и свободу от бредовых идей. Оглядываясь из заключения на свою прежнюю жизнь, я должен признать, что ни на одном из ее отрезков я не был свободен от ложных представлений.

Все сильнее распространявшийся отрыв от действительности не был исключительной особенностью национал-социалистского режима. В нормальных условиях он подправляется самой средой — издевкой, критикой, утратой доверия, в Третьем же Рейхе такие корректирующие механизмы отсутствовали, особенно если сам принадлежал к высшему слою. Наборот, как в комнате смеха: всякий самообман разрастался в якобы проверенную жизнью картину фантастического мира мечтаний, который не имел уже никаких точек касания с мрачной рельностью. В этих зеркалах я мог видеть только свое многократно повторенное лицо, ничей посторонний взгляд не нарушал эту однотипность одинаковых лиц, моих лиц.

Существовали различные степени бегства от действительности. Геббельс, к примеру, был намного ближе к реальному осознанию положения дел, чем Геринг или Лей. Но эти градуальные различия становятся несущественными, если представить себе, как далеки были мы все, иллюзионисты и так называемые реалисты, от того, что происходило на самом деле.