Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна Страница 87

Затем произошел инцидент. Разбуянившиеся пьяные английские матросы убили китайского крестьянина. Лин Цзэсюй решил захватить кого-нибудь из англичан, находящихся на торговых судах, в качестве заложника. Эллиот же расценил такую попытку как начало атаки на его эскадру, и британские военные корабли, поднявшись вверх по реке Жемчужной, сожгли и потопили несколько китайских военных судов.

В Лондон было отправлено донесение, в котором сообщалось обо всем произошедшем и говорилось о необходимости «принять немедленные и решительные меры» для легализации торговли опиумом и обеспечения большей свободы торговли для англичан. Доктор Джардин, имевший немало деловых партнеров в английском парламенте, организовал в нем широкую агитацию, утверждая, что «осада фактории» и «нападение на корабли» – это прямое оскорбление юной королевы Виктории (она взошла на английский престол в 1837 г. в возрасте 18 лет).

Но в парламенте звучали уже и иные голоса: о безнравственности торговли ядом. Лорд Гладстон, тогда молодой еще политик (впоследствии он не раз возглавлял английское правительство), заявил, что если разразится война, это станет позором для Британии. Но его оппоненты пустили в ход отработанную уже к тому времени либеральную риторику, отождествляя свободу торговли с правами и достоинством человека вообще – не забывая, разумеется, и о чести британского флага. При голосовании их позиция возобладала – правда, с перевесом всего в пять голосов.

Летом 1840 г. к берегам Китая была направлена эскадра в составе двадцати боевых кораблей – хотя формального объявления войны сделано не было. Когда она достигла китайского побережья близ Шанхая, правители Поднебесной не устрашились. Генерал-губернатор Лин Цзэсюй готовился дать решительный отпор. Китайцы были уверены, что европейцы непременно устрашатся их мощи и их высокого боевого духа. То, что над флотилией интервентов кое-где дымили уже трубы паровых котлов, а их пехота была вооружена нарезными пистонными ружьями, они не ставили ни во что. Против вражеских боевых кораблей собирались использовать коммандос из числа мастеров боевых искусств: способные подолгу находиться под водой, они должны были просверлить их днища.

Но жизнь показала, чего стоят ныряльщики против канонерок и мушкеты против винтовок. Китайцев поразило, как шустро пароходы «могут передвигаться по воде без ветра или против ветра, по течению или против течения». А британские стрелки могли вести прицельный огонь с расстояния, для китайских ружей вообще недоступного. Осадив Чжушань и услышав отказ от сдачи, англичане подвергли город шквальному огню корабельной артиллерии и быстро овладели им. После чего двинулись вглубь территории.

Цинский двор сместил Лин Цзэсюя с генерал-губернаторского поста и отправил в ссылку, вменив в вину, что это из-за него англичане, не ровен час, того и гляди дойдут до Пекина (однако после окончания войны «чистый чиновник» был прощен, и ему опять доверяли высокие посты). На его место был назначен менее воинственно настроенный аристократ из императорского рода, известный ученый, один из богатейших людей в Поднебесной Ци Шань. Он вступил с пришельцами в переговоры и обещал удовлетворить их финансовые претензии по поводу уничтоженного «товара» и издержек на военную кампанию, передать им остров Гонконг и установить между странами равноправные отношения (т. е. признать, что англичане не варвары). Те требовали еще и устранения всяких препятствий в торговле, на что китайская сторона не хотела согласиться. Переговоры затягивались, и англичане осадили столицу провинции Гуандун – огромный Гуанчжоу. Европейцев было всего две тысячи, в то время как гарнизон насчитывал не менее двадцати тысяч солдат. За оружие готовые были взяться и горожане. Против интервентов выступили также местные отряды самообороны, движение становилось массовым – но цинские власти испугались, что оно может обернуться новой крестьянской войной против них самих и не оказали ему поддержки.

Император поставил во главе защитников Гуанчжоу трех военачальников. Один из них, совершенно глухой старик, настаивал на необходимости заключить временное соглашение. Но его коллеги решили действовать иначе: на английские корабли были пущены по течению огромные горящие плоты. Англичане в отместку потопили семьдесят один китайский военный корабль, а высаженный десант захватил шесть артиллерийских батарей и занял господствующие над городом высоты.

К интервентам прибыло значительное подкрепление из Индии: десять тысяч обладающих высокой боеспособностью сипаев – индийских солдат, состоящих на службе у англичан. Военные действия развернулись в нижнем течении Янцзы. Порт Амой близ Шанхая оборонял отборный маньчжурский гарнизон, его укрепления считались неприступными. Но огонь английской корабельной артиллерии смел и бастионы, и их защитников.

Несмотря на неудачи, император был настроен дать интервентам решающее сражение в чистом поле, рассчитывая на многочисленность своих войск и их боевой дух. Во главе 60-тысячной армии, в рядах которой были не только регулярные войска, но и возглавляемые шэньши дружины «сильных домов», встал двоюродный брат Сына Неба И-цзин, известный ученый и поэт. Он был настолько уверен в успехе, что заранее объявил поэтический конкурс на лучшее оповещение о победе, и продвинутые ученые мужи вдохновенно ломали себе головы, как бы поскладнее сплести иероглифы.

Время начала битвы у Нинбо было выбрано безошибочно – 3 час утра 10 марта 1842 г. Это был час тигра, дня тигра, месяца тигра, года тигра. Но весь этот тигриный хронометраж обернулся катастрофой. Армия на поверку оказалась попросту сбродной: никакого взаимодействия отдельных полков. По глубокой после проливного дождя грязи на английские гаубицы и винтовки шли неподготовленные, плохо вооруженные, некормленые солдаты – и тысячами ложились замертво. Курсировавший по Янцзы китайский флот, который должен был поддержать армию огнем и десантом, в сражение так и не вступил.

Наступил черед Чженьцзяна – важнейшего транспортного узла на Великом канале. Через него шло снабжение Пекина рисом из южных провинций. Защищавшие город маньчжуры бились насмерть, а когда поражение стало неизбежным, собственноручно убили своих жен и детей, чтобы те не достались врагу на поругание – после чего покончили с собой.

После захвата Чженьцзяна английский флот продвинулся по Янцзы и бросил якоря у стен древней столицы – Нанкина. Его участь тоже казалась предрешенной. Но сюда спешно прибыл еще один родственник императора, уполномоченный им для ведения переговоров Ци-ин. И 26 августа 1842 г. был подписан Нанкинский мирный договор. Китай выплачивал по нему огромную контрибуцию – 21 миллион серебром в пересчете на американские доллары.

Для иностранной торговли открывались Гуанчжоу, Амой, Фучжоу, Нинбо, Шанхай – англичане могли постоянно проживать в них, туда могли свободно заходить британские военные корабли. Китайское торговое объединение Гунхан ликвидировалось, все негоцианты двух стран могли вести теперь дела напрямую. Таможенный сбор устанавливался в размере 5 %. В дальнейшем такая небольшая его величина не позволяла китайскому правительству проводить патерналистскую политику – защищать продукцию китайских предприятий от нежелательного для них импорта. Гонконг переходил в вечное английское владение – особенно болезненный для китайского национального сознания пункт. О торговле опиумом ничего сказано не было, и она продолжала вестись так, как велась – полулегально, т. е. широко и бесстыдно.

Через год договор был дополнен. Англия получала статус «наиболее благоприятной державы»: если другие государства получали от цинского правительства какие-либо привилегии, они сразу же автоматически распространялись и на нее.

Вскоре подобные же соглашения с Китаем заключили США и Франция. Американцы настояли при этом на включении пункта о принципе экстерриториальности и консульской юрисдикции, а французы, как истинные католики, добились права на строительство храмов и на ведение миссионерской деятельности по всей Поднебесной.

Ближайшим следствием поражения в Первой Опиумной войне стал разгул пиратства у южных берегов – чтобы более-менее обуздать почувствовавших слабинку морских разбойников, понадобилось целое десятилетие.

Другие, более существенные последствия стали проявляться позже. Китай становился неравноправной периферией мировой капиталистической системы: сырьевым придатком, рынком сбыта, источником дешевой рабочей силы. А еще сложились условия для развития китайского национализма: ущемленное национальное чувство взывало об отмщении и противопоставляло китайцев людям других народов и культур в еще большей степени, чем недавняя великоханьская гордыня. Гордыня может быть снисходительной и великодушной, национализм, как форма озлобленности – никогда.