Мино Милани - Пульсирующий камень Страница 9

-- Гораздо невероятнее другое -- у нас под боком миллион долларов, а мы почему-то теряем время!

-- Это точно, -- проворчал Джей, избегая моего взгляда.

-- Вот это действительно невероятно! -- повторил Эванс.

Я решил, что пришло время поставить точки над "и".

-- Ох... ох...

-- Эванс, послушайте меня. Послушай и ты, Джей. Я говорю вам это в последний раз и больше повторять не буду.

-- Черт возьми, Мартин, но...

-- Представляется случай изрядно разбогатеть, настолько, чтобы уже не желать больше никаких денег. Я не миллионер, даже квартира, в которой я живу, не принадлежит мне. У меня есть только хибара на озере Мичиган и друзья, разбросанные по всему свету. Я журналист. И вовсе не гений, каким меня представляет полковник, когда хочет польстить мне, а просто неплохой газетчик... Достаточно неглупый, чтобы понять -- это сражение за миллион долларов проиграно раньше, чем началось...

-- Ох... Ох...

-- Нам не удалось бы получить этот миллион, даже если бы мы дружно договорились обо всем, даже если бы решились рискнуть жизнью. Астрид закрылась в самолете. Мы можем, разбежавшись, окружить его со всех сторон. Но вход в кабину только один. Астрид будет сидеть там спокойно, целясь в каждого из нас... и скажите мне, кто из вас отважиться подняться в самолет? Ты, Джей? Вы, Эванс?.. Или ты, Дег?

Дег ткнул себя пальцем в груд:

-- Я? Это уж точно -- нет!

-- И вы оба -- тоже! Если вздумали помышлять о миллионе, надо было раньше думать. К тому же это богатство принадлежит кому угодно, только не нам. Если, конечно, мы не хотим уподобиться тупамарос...

-- Ох... Ох...

-- Кто это, черт побери, так вздыхает? -- не выдержал я. Излагая все, что намеревался сказать, я все время слышал далекое и в то же время совсем близкое, почти неуловимое дыхание... или стон...

-- Кто это так дышит? -- повторил я. И увидел, что все смотрят на меня. У них тоже возник этот вопрос. Мы молча переглянулись. Больше ничего не было слышно. и вдруг

-- Ох... Ох...

Два вздоха -- один словно эхо другого. Так никто из нас не дышал. Но тем не менее, странное дыхание окружало нас, висело над нами, звучало внутри нас...

Вдруг отчаянно звякнули вдруг колокольчики тревоги. Я вздрогнул, волосы на голове зашевелились. Встретившись взглядом с Финклем, я задал ему немой вопрос. Мы вместе посмотрели на прибор...

Вздохи исходили оттуда. Эти еле уловимые вздохи доносились из микрофона.

Глава 5.

Я вскочил. Остальные тоже. Финкль испуганно смотрел на меня. Мы молчали. Может быть... да, может, мы все-таки ошибались.

Прошло несколько секунд, и вдруг снова:

-- Ох... Ох...

Невозможно передать вот так словами на бумаге этот тихий металлический, нереальный звук. Это дыхание, этот шепот, этот шелест несуществующей листвы -- такое бывает лишь во сне, в кошмарном сне. Но мы слышали это. Прошло еще секунд тридцать, и мы опять услышали те же звуки. Я набрался мужества и посмотрел на прибор... и увидел, что при каждом вздохе капсула слабо, еле уловимо пульсирует. Было в этом что-то бесконечно отдаленное, усталое, не огонек, а дальний отблеск. Но все же лампочка на приборе светилась!

Я хотел было что-то сказать, но не смог. У меня возникло ощущение, будто все это действительно только кошмарный сои. Удушливый комок сжал мне горло. И все же я с трудом произнес:

-- Наверное, что-то испортилось в приборе, инженер.

Никто не шелохнулся. И прежде чем опять послышались непонятные звуки, Эванс неуверенно проговорил:

-- Конечно, это какая-то неполадка.

В это невозможно было поверить. Никто и не верил. Финклъ дрожащими губами произнес:

-- Неполадка? Нет, нет. Этого не может быть.

Наступила тишина. Все смотрели на микрофон, приставленный к камню. Я все же чувствовал, что дуло тут не в какой-то неисправности. Я готов был поклясться... Но мои чувства, мои клятвы не имели в сущности никакого значения. Это ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ неполадка. Камень не может пульсировать. У него нет сердца, а значит, нет и сердцебиения.

-- Это действительно какая-то неисправность, инженер, -- сказал я. Не знаю отчего, но голос мой звучал глухо.

Все замерли. Никто не решался даже шевельнуться. Как прикованные, не отрывали мы взгляда от прибора. И каждый раз, когда вновь раздавались таинственные вздохи, мы опять видели еле заметное, едва уловимое мерцание, слабое предвестие света. Финкль оказался сильнее нас. Он постарался сбросить это колдовское оцепенение и громко сказал:

-- Ясно, что прибор... работает не так, как должен был бы... Как я и опасался... посадка... толчок... естественно, что...

-- Попробуем переставить микрофон, -- предложил я. Все испугались возможного исхода этого эксперимента. Но потом Эванс поднялся и решительно перевернул микрофон, направив его в противоположную сторону -- к самолету, в пустоту, в ничто. Мы замерли в ожидании.

Тишина.

Прошло несколько секунд. и еще тридцать, сорок, шестьдесят... Никаких вздохов. Абсолютное молчание. И никакого мерцания капсулы. Ничего.

Перепуганный Финкль коснулся прибора, проверил микрофон и снова приставил к камню.

Секунды, которые последовали затем, тянулись мучительно медленно и казались долгими часами.

-- Ох... Ох...

Мы переглянулись. Все, стоявшие рядом со мной, выглядели одинаково -бледные, растерянные, потрясенные, напуганные. В этот момент все остальное на свете просто перестало существовать для нас. Забыты были и золото, и банкноты, и взрывчатка, и Астрид с ее пистолетом, и тупамарос. Главным стало нечто такое, что мы не способны были понять, что пугало нас, -- что-то могучее, грозившее уничтожить нас... Если, конечно, мы не бредим или этот непогрешимый прибор не сошел с ума.

Исчезло ощущение времени. Мы стояли и слушали колдовской шепот, смотрели на это едва заметное для глаз мерцание капсулы.

Эванс опять переместил микрофон, и снова наступила тишина. Но как только микрофон направляли к камню, он неизменно посылал нам свое слабое дыхание. И капсула пульсировала. Финкль, сжимая пальцы, прошептал:

-- Там где-то бьется сердце.

От абсурдности подобных слов у него даже перехватило дыхание. Он испуганно посмотрел на нас, словно опасаясь, что мы накричим на него или рассмеемся прямо в лицо.

Но мы не могли сделать ни то, ни другое. Единственное, на что мы были способны, это повторить то же самое:

-- Да, там бьется чье-то сердце.

Чье-то сердце.

Есть ли тут какая-то логика, некая вероятность? Есть ли, наконец, пусть очень далекая, но возможность принять все это за действительность? И все время, пока я, с трудом оторвав взгляд от прибора, в полном душевном смятении смотрел на камень, в голове моей рождались самые разные мысли, и я не мог управлять ими, они вспыхивали и гасли, словно светлячки. Сердце. Чье? Животного? Неважно.

"Какое-то ископаемое? -- подумал я. -- А что такое ископаемое, если не материя, которая когда-то была живой, а теперь замкнута в футляр из камня? Но у ископаемых нет пульсирующего сердца -- оно у них такое же недвижное, как и сам камень, в котором оно замуровано. Так ведь? Конечно, так. Но тогда..."

-- Ох... Ох...

В таком случае, что же там бьется? Могу я представить себе живое ископаемое? Нет. Нет, я вообще отказывался вообразить что-либо, что могло пережить тысячелетия. Я, может быть, чаще других встречал всяческие чудеса и, наверное, мог бы сказать, что не верю в будущее как во что-то, что еще только должно начаться. Но этот феномен переходил все границы. Все пределы.

Оторвав взгляд от камня, я посмотрел на прибор, который слабо и неумолимо пульсировал.

-- Хватит ломать голову, -- сказал я, сделав глубокий вздох. -- Тут может быть только одно из двух -- либо прибор испорчен, либо в этом камне, верим мы в это или нет, заключено пульсирующее сердце.

Все взглянули на меня с таким видом, как будто я оскорбил их. Наверное, они ненавидели меня в этот момент. Но сдались, как сдался и я. Эванс сказал:

-- Тогда надо выяснить, что же именно... -- Он посмотрел на меня. -- Вы же не станете утверждать, будто в этом камне находится живой человек?

-- Человек? -- прошептал Дег .

-- Ну, человек или животное, какая разница! -- возразил Эванс. -Наверное, речь идет всего лишь о каком-нибудь магнитном явлении. -- Тут он запнулся и вдруг, как бы желая избавиться от этой мысли, что отвлекала его от другой -- от мысли о деньгах, с негодованием воскликнул: -- Какое это имеет значение? Если хотим узнать что-то, надо расколоть этот проклятый камень и все! Взрывчатки, -- воскликнул он, -- у нас тут сколько угодно, не так ли?

-- Я могу поговорить с Астрид, -- сразу же отозвался Финкль и заволновался; -- Да... да... о, да... я уверен, она не будет... иметь ничего против. Нам ведь нужно только выяснить... словом, это ни в коей мере не помешает ее планам... -- Он замолчал, с испугом глядя на камень. Мы тоже рассматривали его.

Огромный, похожий на гигантское, неправильной формы яйцо, темный гладкий валун был накрепко вплавлен в скалистое основание площадки. До этих пор он был для нас лишь ничего не значащим осколком горы. Но теперь...