Нина Эптон - Любовь и французы Страница 15

В итоге послабление пришлось сделать всем, но не прежде чем закон создал значительное неудобство, что привело к многочисленным инцидентам. К папам часто обращались за деликатными решениями по поводу брачных дел, и в некоторых случаях они делали все, что было в их силах, для защиты принадлежавших к царствующим фамилиям женщин, чьи мужья подавали своим подданным дурной пример.

Французские монархи постоянно препирались с Римом по поводу своих браков. Одним из первых, кто навлек на себя немилость Его Святейшества, был Роберт (996—1031), несмотря на свои споры с папой прозванный «Благочестивым», которого современники-хронисты описывали как «человека великой набожности и исключительной честности, гордость клириков, кормильца монахов, отца бедняков, усердного слугу истинного Бога, короля не только над людьми, но даже над их нравами».

Более того, он был другом влюбленных. Рассказывают, что однажды, когда король направлялся в церковь, ему случилось пройти мимо парочки влюбленных, обнимавшихся на глазах у всех немного более пылко, нежели следовало. Не говоря ни слова, король снял свой плащ и набросил на них, а сам пошел слушать мессу.

Первой женой Роберта стала красавица-смуглянка Розала, дочь Беренгара, претендента на трон Италии. Это был политический брак — в приданое мужу Розала приносила графство Фландрию,— однако вскоре жена надоела Роберту: во-первых, король предпочитал блондинок, а во-вторых, она была намного старше его. Вместо того чтобы спокойно согласиться с решением мужа о разводе, Розала объявила Роберту самую настоящую войну. Если учесть тот факт, что у короля хватило бесстыдства оставить себе приданое после развода с женой, то представляется вполне естественным желание королевы насолить бывшему мужу. В Монтрейле (бывшем частью ее приданого) она построила крепость, чтобы препятствовать прохождению кораблей короля. Но в конце концов Розала сдалась и удалилась во Фландрию.

За вторым браком Благочестивого также скрывались политические мотивы. На этот раз его супругой стала дочь короля Бургундии Берта, но теперь король был искренне привязан к жене, для которой, как и для него, это был второй брак. Тогда-то у Роберта и начались неприятности с церковью. Он был воспреемни-ком при крещении сына Берты от первого мужа, а, согласно существовавшим тогда замысловатым церковным законам, это приравнивалось к кровному родству{42}. Архиепископ Реймсский отказался дать разрешение на брак, но свадьбу, несмотря на его протесты, все же сыграли.

Как только вести об этом достигли Рима, папа послал аббата Клюни, чтобы тот принудил супругов разойтись, но Роберт отказался разлучаться с женой, с которой был обвенчан накануне. В Риме состоялся собор, и представители духовенства постановили, что Роберт должен разойтись с Бертой, и приговорили его к семи годам церковного покаяния за совершенный грех. Роберт не придал этому вердикту абсолютно никакого значения. Тогда анафема обрушилась на всю Францию. Это было уже страшнее.

В конце концов Роберт уступил, отослал от себя Берту и женился на Констанции Аквитанской — властной даме, в свите которой в Париж приехали трубадуры-южане (господа в остроносых башмаках и с длинными волосами, чье появление вызвало настоящий скандал).

Почему же Роберт после множества отказов все же согласился разойтись с женой? Ходили слухи, будто королева родила монстра с гусиной шеей и головой; это страшилище, которое сочли знаком гнева Всевышнего, наказанием за кровосмесительный брак, якобы принесли Роберту на подносе. Быть может, у Берты был выкидыш, и вид недоношенного плода послужил толчком для появления этой истории? Однако порыв отвращения был недолгим, вскоре Роберт развелся с Констанцией и вновь соединился с Бертой.

Однако все это не идет ни в какое сравнение с путаницей, царившей в брачных делах Филиппа-Августа, и его demeles[55] со сменявшими друг друга наместниками святого Петра. Вскоре после смерти Елизаветы, своей первой супруги, Филипп отправил посольство к королю Дании Кануту VI, сочтя для себя подходящей партией его сестру, белокурую красавицу Ингебёрг.

Филиппа интересовала не столько сама прекрасная датчанка, но, главным образом, размеры ее приданого. Он был чрезвычайно озабочен тем, чтобы брачный договор включал статью, которая обязывала бы Канута выступить на стороне Филиппа против англичан. Канут этой идеи не одобрял, и при датском дворе из-за каждой мелочи яростно торговались. Наконец в качестве приданого была предложена сумма в десять тысяч марок и впридачу — довольно туманное обещание, что датский флот окажет содействие Филиппу в войне с англичанами. Посольство вернулось с Ингебёрг, и Филипп поспешил в Амьен навстречу будущей супруге.

Почти сразу же началась брачная церемония, и на следующий день Ингебёрг была коронована. Те, кто присутствовал на празднествах, заметили удивительную перемену в настроении короля: за день до того он был веселым и жизнерадостным, но теперь выглядел бледным и мрачным. Время от времени он глядел на невесту с ужасом в глазах. «Не иначе дело рук нечистой силы»,— шептались люди, и король позже делал все возможное, чтобы убедить папу, что в этих слухах — большая доля истины. Во время коронации король выглядел совершенно больным и сразу же после нее объявил, что желает немедленно развестись — к изумлению двора, не говоря уже о невесте. Его уговаривали попытаться провести с супругой ночь (позднее он утверждал, что эта попытка была безуспешной). «На нем заклятие»,— качая головами, говорили местные жители.

Король хотел отослать бедняжку Ингебёрг обратно в Данию, но несчастная женщина не согласилась на такое унижение. Поэтому Филипп решил добиться признания брака недействительным на том основании, что они с Ингебёрг состояли в кровном родстве. Для чего созвал специальную ассамблею, и архиепископ Рей-мсский, председательствовавший на ней, объявил брак короля с датской принцессой расторгнутым. Ингебёрг присутствовала на заседаниях, но могла только плакать и восклицать (она не говорила по-французски): «Mala Francia, mala, Roma, Roma»,— это означало, что она намерена обратиться к папе римскому. После расторжения брака Филипп сослал ее в монастырь, где «она должна была блюсти воздержание и служить Господу молитвами всю оставшуюся жизнь», а сам принялся подыскивать себе новую невесту.

Датчан такое оскорбление привело в бешенство. Канут написал папе (Целестину II), Ингебёрг также из своей кельи писала ему, с приложением подробной генеалогии, которая доказывала неправоту Филиппа. Чтобы ответить на эти письма, Его Святейшеству понадобилось два года, но в итоге папа встал на сторону Ингебёрг. Он написал архиепископу Реймсскому, прося его удержать короля от вступления во второй брачный союз, и Филиппу, приказывая восстановить Ингебёрг в ее правах и обращаться с ней как с любимой супругой.

Король не ответил. На следующий год он принял присланного из Рима папского легата, но это не помешало его матримониальным планам: несмотря на запрещение папы, он женился на Аньес де Меран.

Ингебёрг слала папе все новые и новые патетические письма, описывая в них свое плачевное положение. С ней дурно обращались... Ни одежда, ни пища не годились для дамы ее происхождения. Несчастная уверяла папу, что, если помощь не подоспеет, ей суждено вскоре умереть. Ни на один из этих призывов ответа не последовало, пока Целестина не сменил на папском престоле более молодой и строгий Иннокентий III, страстно желавший утвердить свою власть над непокорными правителями.

Сперва папа попытался убедить Филиппа, отправив ему дипломатическое послание, в котором упоминал о своей большой любви к Франции, где учился в юности, и о приятных воспоминаниях, связанных с этой прекрасной страной, а затем внушал, что причина нынешних несчастий короля и его натянутых отношений с Англией, несомненно, в том, что он отверг законную супругу и впоследствии вступил в брак, не дозволенный церковью, чем вызвал неудовольствие Господа. Заканчивалось письмо тонким намеком на церковное осуждение.

...Но одних лишь намеков было недостаточно, чтобы уломать упрямого Филиппа. Созывались новые соборы, и наконец в Вене было принято и обнародовано решение о полном отлучении от церкви. Вся страна была обречена на страдания из-за королевских любовных дел. Молчали церковные колокола. Не отправлялись церковные службы, кроме как для больных и умирающих. Священники входили в церкви только чтобы зажигать свечи на алтарях.

На этот раз Филиппу пришлось принимать меры. Сперва он попытался принудить духовенство к повиновению, затем, когда это не помогло, послал эмиссаров в Рим, чтобы добиться смягчения законов, но «ни мольбы, ни взятки, ни обещания, ни угрозы, ни молитва» не могли заставить папу изменить решение. Папские легаты и посланники короля годами ездили взад-вперед, затем Филипп инсценировал примирение с Ингебёрг, после чего снова попросил о расторжении брака на том основании, что она его родственница. В 1205 году он выбросил последний козырь, заявив, что колдовские чары помешали ему вступить в фактический брак с женой. Иннокентий III отказался примириться с этим и сурово ответил, что Евангелие не учит унижать и обманывать женщину. Немного позднее он, однако, согласился узаконить детей Филиппа от Аньес, понимая, что это никоим образом не ставит под сомнение юридическую силу брака короля с датской принцессой.