Чарльз Данн - Традиционная Япония. Быт, религия, культура Страница 17

Крестьяне, таким образом, постоянно испытывали нужду в деньгах, и, если не получали хорошего урожая на продажу и не могли оставить свою деревню, им приходилось искать другие способы получить деньги. Многие были вынуждены продавать своих дочерей в рабство – именно так в бордели и районы развлечений поставляли женщин. Отец получал ссуду от владельца заведения, где содержат гейш, называемое «оки-я», в обмен на ее услуги на протяжении нескольких, обычно не менее 10 лет. В конце срока девушка могла бы вернуться домой, однако очень часто отец был вынужден продлевать срок, чтобы получить еще один заем. Посторонний, желающий выкупить девушку, чтобы сделать своей наложницей или невестой, мог возместить деньги, ссуженные отцу. Иногда муж мог продать и свою молодую жену, чтобы обеспечить пропитанием себя или своих родителей. Хотя в отдельных случаях это бывало для кого-то большим горем, подобная практика в основном не порицалась, поскольку это считалось одним из способов служить своим родителям; весьма вероятно, что подавляющее большинство девушек считали, что новая жизнь, по крайней мере, не хуже той, что они вели дома. Если в конце концов девушке удавалось вернуться домой, она могла пользоваться большим спросом как жена из-за приобретенного опыта, который она обрела в оки-я.

Сыновья тоже пытались облегчить материальное положение семьи, временно работая в призамковых городах и оставаясь там после окончания договора или даже сбежав в Эдо или Осаку, чтобы больше не зависеть от своей семьи. В начале XIX века уменьшение населения в сельской местности достигло такого размаха, что центральное правительство бакуфу осуществляло насильственное возвращение домой таких беженцев.

Другим способом уменьшить число ртов было широкое распространение детоубийств и абортов. В сельских районах, по-видимому, первое было более распространенным, возможно, потому, что пол ребенка невозможно было определить заранее, младенцев, особенно девочек, убивали при рождении. В различных округах предпринимались попытки контролировать такое «прореживание посевов» – как это называлось – требованием, чтобы обо всех, кто ждет ребенка, сообщалось, а за ходом беременностей следили, выдавая поощрительные деньги при рождении ребенка, но в общем и целом такой контроль был неэффективен.

Время от времени обстоятельства принуждали сельчан прибегнуть к коллективным выступлениям за улучшение своего положения. Конечно, это считалось незаконным, но время от времени протесты все равно вспыхивали. Иногда крестьяне пытались жаловаться на деревенского чиновника или добиваться снижения налога; есть сведения, что однажды люди были тайно оповещены и сбор происходил ночью на берегу реки (единственное подходящее открытое место), где представители различных деревень согласились непосредственно обратиться к властителю, что само по себе являлось незаконным, поскольку игнорировались надлежащие пути. К несчастью для них, присутствовали шпионы старосты одной из деревень и сообщили ему о сборище. Сельчанам пришлось послать письмо через старосту двум самураям с очень неискренними извинениями за свой проступок с повторяющимися обещаниями не делать больше ничего подобного и с просьбой вступиться за них. В некоторых других случаях, если считалось, что обычный путь через старосту будет неэффективным, предпринималась попытка послать жалобу или прошение с именами сельчан с их печатями, расположенными по кругу, чтобы скрыть имена зачинщиков.

Когда мирный протест не действовал и положение дел становилось все безнадежнее, сельчане объединялись и поднимали вооруженное восстание, хотя единственное, что было в их распоряжении, – это сельскохозяйственные орудия. Известно, что на протяжении рассматриваемого нами периода произошло около 1500 крестьянских бунтов, начиная с небольших, вспыхивавших в одной деревне, и кончая теми, в которых принимало участие более двухсот деревень. Это случалось в среднем шесть раз в год, вести о таких волнениях разносились повсюду, и мятежные мысли, должно быть, возникали у многих, хотя повсеместным явлением деревенские бунты назвать было нельзя. Одной из главных особенностей таких восстаний было то, что протест в эпоху Токугава был направлен не на свержение существующего режима или местного властителя, а на устранение несправедливостей, таких как притеснения определенных чиновников или настойчивое требование уплаты налогов в неурожайный год. Сельский житель, по-видимому, считал, что в бунте стоит принимать участие лишь при условии, что кто-то другой его организует, а он присоединится к толпе и выплеснет свое негодование, сломав несколько дверей или устроив поджог пары домов в призамковом городе, а возможно, забравшись на склад риса либо вскрыв несколько бочек сакэ. Был очень реальный шанс, что его требования будут выполнены. Сами беспорядки были, по-видимому, бескровными, самураи старались не попадаться на пути бунтарей и почему-то довольно неохотно открывали огонь по толпе из замка.

Тем не менее наказание зачинщиков бунтов было часто суровым. Например, в одной местности на севере Японии в 1745 и 1746 годах был неурожай риса, и к началу 1747 года его там совсем не стало. Местные власти не разрешили купить рис в других местах, и тридцать три деревни взбунтовались, выдвинув ряд требований. Эти требования были удовлетворены, и вдобавок крестьяне получили значительную сумму денег и рисовые пайки. Но затем начались репрессии. Главари были арестованы, и у них было получено признание под пыткой. В итоге пятеро главарей были казнены, а некоторые их родственники отправлены в ссылку. Семнадцать крестьян и четверо глав пятидворок были наказаны большими штрафами, но было ясно, что большинство из тех, кто принимал участие в бунте, получили лишь выгоду. В народной памяти и в пьесах зачастую звучали мотивы, что главари таких восстаний шли на крайние меры, целиком отдавая себе отчет, что все может закончиться для них смертью, но они считали, что общественная польза оправдывала их жертву.

В большинстве литературных произведений того времени крестьянин изображен грубым, бескультурным созданием, немногое говорило в его пользу. Однако следует понимать, что это в основном писалось для горожан, которые считали себя умными и прогрессивными, были уверены в том, что только они знают, как надо жить, и презирали деревенщину. Самураи считали крестьян чаще всего почти преступными элементами. Ясно, что крестьянин старался изо всех сил скрыть истинные размеры урожая риса и соответственно налога, а инспекторы, несомненно, были им подкуплены или обмануты, чтобы не включать в реестр новые земли. Иногда окружная администрация была достаточно ленива, чтобы проводить перепись, поэтому процент налога, действительно собранного, был меньше надлежащего. Таким образом, мнение, что крестьяне всегда имеют достаточно риса для еды, могло быть и недалеким от истины, но ведь частота бунтов и поступки против человеческой природы, такие как детоубийства и продажа детей, определенно говорили о том, что жизнь многих крестьян была очень тяжелой.

Однако в каждой деревне наступало время, когда люди развлекались. В Новый год каждый из нижестоящих посещал своего покровителя; в это время года приносили с гор и устанавливали у ворот небольшие сосенки и круглые рисовые колобки, приготавливаемые из особо клейкого риса, подносили различным богам – дома, очага или кухни, – а также духам предков, которым был посвящен домашний буддийский алтарь; само собой разумеется, они поедались в большом количестве детьми и взрослыми.

Рис. 32. Головы кукол, датирующиеся XIX в. В самом низу с вращающимися глазами и подвижными бровями мужская голова

Имели место всевозможные ритуалы, которые считались почти синтоистскими, и вряд ли находилась деревня, которая не ожидала бы с нетерпением каких-нибудь захватывающих событий, и даже на севере, где зимы снежные, появлялись странные дикие люди, которые могли ворваться в дома и напугать детей, если их не усмирят угощением.

В деревенском синтоистском святилище, которое часто служило обиталищем бога или духа предков старейшего семейства, обычно происходили какие-нибудь танцы – плодородия или охотничьи – либо разыгрывалось действо, мифологическое по содержанию, перемежаемое комическими непристойными плясками, исполняемыми молодыми мужчинами, и тогда на празднество являлась вся деревня. Наверное, самым популярным торжеством из всех был буддийский праздник Бон в июле. Считалось, что в это время души умерших возвращаются на землю, и сельчанам следовало танцевать, чтобы их развлечь. Эти танцы в сопровождении песен сохранились до наших дней, хотя многие стали жить отдельной жизнью, вне зависимости от места, где они изначально возникли, и составляли традиционную часть репертуара во всей Японии. Это обрядовые, или круговые, танцы, исполняемые мужчинами и женщинами вместе, с группой представителей старшего поколения, обеспечивающих аккомпанемент, – характерное сочетание звуков барабанов, флейт и сямисэна. В некоторых областях танцы были очень энергичными, но гораздо чаще медленными и грациозными, с плавными движениями кистей рук и плеч – в это время года обычно стояла сильная жара.