Игорь Лебедев - Шут и Иов Страница 23

Александр, уйдя в Тибет и вернувшись в Томскую губернию, через своих агентов руководил огромной акцией сотворения новой династии, через подключение к новому космическому циклу. Пушкин в грядущем супер-Хеб-седе, выступая в качестве заместительной жертвы за Александра для Николая, был не внешне, а внутренне един с ним по имени. Сущность явлена в имени, или имя есть энергийная сущность предмета, — писал А. Ф. Лосев. Сущность явлена в имени как энергема имени. Слово есть в этом смысле некоторый легкий, воздушный организм, наделенный магической возможностью. Проникать в какие-либо вещи и невидимо творить события.

Если существуют имя и слово, то, значит и весь мир, вселенная есть имя и слово, а космос есть лестница разной степени словесности. Все держится на том, что представляет собой воплощение тех или иных энергем сущности[53].

И в этом смысле Александр Романов и Александр Пушкин были едины в различном, а по крови Пушкин непосредственно связывался (точнее, через энергию, переносчиком которой является кровь) с первым императором. Акции перемещения в прошлое и будущее, как ныне известно, в многомерном мире возможна, а для этого должна совпасть амплитуда. Александр умер в 47,9 лет отроду, и место, где он обитал до неожиданного появления под видом Федора Кузьмича в 1836 г., и куда он прибыл в 1837 г. в партии, находилась в Томской губернии на расстоянии от Санкт-Петербурга в 4790 верст! Поэтому и Павел Александрович (Александр Павлович) племянник «Пиковой Дамы» назван Пушкиным так точно, что немудрено было и написать в дневнике, что при дворе «похоже, не сердятся» — Томский! Вот и у «Евгения бедного» (т. е. у Пушкина) в 1833 г. «прояснились в нем страшно мысли».

Все исследователи как один называют даты начала «конца Пушкина»: январь 1834 г. — пожалование в камер-юнкеры.

У большинства народов «Новый год» отождествлялся с отменой табу на новую жатву. Но периодическое возрождение времени предполагает новое сотворение, повторение космического акта в прошлом. Первым делом Пушкина прикрепили ко двору, от таких явных признаков грозы Пушкину действительно становилось тревожно. А этим временем шла подготовка.

Еще в 1830 г. были Николаем куплены за 64 000 рублей знаменитые сфинксы из красного гранита. В апреле 1834 г. их поставили в Новых Фивах[54], причем Монферран собирался поставить между сфинксами колоссальную фигуру «Бога Озириса». Они как бы охраняли город, но даже в иероглифической литературе Древнего Египта их означали символом «пв», то есть владыко, царь. Два сфинкса — два царя заняли свое место в надвигающейся мистерии. Но первым собственно актом мистерии было возведение «Джеда» — Александрийской колонны. Она тоже была из красного гранита. И ее сначала должны были украсить орлы с коронами и крест, но в конечном варианте (утвержденным Николаем) орлы остались без корон (на что, кстати, сразу обратили внимание исследователи «проблемы Федора Кузьмича»). Николай все время вмешивается в работу, особенно над верхней частью колонны. И, если придать лицу Ангела изображение Александра воспринялось с пониманием, то волевые решения (размеры креста и так далее), изменение пропорций в сторону отхода от идеальных архитектурных изумляли специалистов. Но всем этим император добился незаметно желаемого — общая высота колоны от основания до верхушки креста стала ровняться 47,9 метра! Но это — лишь полдела.

Главная функция «Джеда» — усиление космической энергии — подразумевала и определенную кривизну мегалита. И, скорее всего, она подбиралась с учетом конкретных чисел и пропорций. Расчет, определяющий свойства кривой колонны, выполнен знаменитым математиком Ламэ. Старались, чтобы колонна по мере ее повышения уменьшалась в диаметре, и чтобы утонение это совершалось плавной кривой, первая касательно которой была бы вертикальной. Причем Монферран пытался давать указания об утончении колонны, исходя как раз из своих архитектурных «непосвященных» намерений. Но сделали как надо.

Еще 30 августа 1832 г. в присутствии Николая I и дипломатического корпуса произошла установка на пьедестал. Картина была впечатляющая. На огромных лесах находились сотни мастеров: во избежание спутывания спутывания канатов 60 рабочих на самой колонне среди канатов направляли их; 60 командиров находились у блоков «обратного вращения» с приказом никого не подпускать близко. 30 рабочих должны были направлять ролики, 6 каменщиков, находясь у самого пьедестала должны были подливать раствор на гранитную плиту. Один офицер флота ожидал на самой верхушке лесов для водружения Государственного флага, как только колонна встанет на пьедестал.

Удар колокола — начался подъем. В ужасном молчании он продолжался 100 минут. Как огромный Гулливер, опутанный тысячами канатов лилипутов, «Джед» медленно выпрямлялся, приближаясь к точке, откуда начинается магический отсчет. Потом 5 месяцев ежедневно 200 человек беспрерывно полировали колонну, придавая ей все нужные качества и заданные параметры, неведомые почти никому.

На 30 августа 1834 г. назначили торжественное открытие колонны. Вот когда, ровно за 5 дней (число Гора) до открытия «Джеда», Пушкин демонстративно уехал из Санкт-Петербурга. В этот день перед колонной, после третьего пушечного выстрела, стройными рядами церемониальным маршем с барабанным боем в течение 2-х часов шли войска, причем и вся гвардия. «Имел место быть» самый грандиозный парад российских войск за всю ее историю со времен Петра.

Не передаваемое «море страстей», переход от бунта к смирению перед участью, участью высокой, недоступно многим[55], переполнило Пушкина и выплеснулось в «Пиковой Даме», «Медном Всаднике», «Сказках». Даже имя главного героя «Дамы» Германна несет чувство бунта-смирения. В черновиках, оказывается, был Герман, а в чистовике появился Германн. Словарь русских имен собственных поясняет разницу. Герман — имя латинское, означает родной, единокровный; Германн — древнегерманское: воин. Эволюция идеи заметна даже в имени: от первоначального акцента на кровность, милость до мысли о борьбе, сопротивлении. Даже главный сюжет «Дамы» — проигрыш в карты в таинственной игре — несет известный мотив «Трех апельсинов» — магия не действует, если она проиграна в карты.

В октябре 1833 г. Пушкин пишет «Анджело» по мотивам «Мера за меру» Шекспира. Характерное название. Часто в этой поэме Пушкин обращается к черному цвету — «Поступок твой и черноту душу я всюду разглашу». В «Даме» есть удивительное описание спальной графини, такое подробное, что даже проницательный М. О. Гершензон заметил художественную ошибку Пушкина, описавшего подробности в тот момент, когда по Гершензону, герой не мог всего заметить «в эту минуту величайшего напряжения». Многие предметы указывают на время перед французской революцией 1789 г., а «коробочки, рулетки, веера» — на то, к чему она привела монарха. Рулетка — кружок, бегающий вверх-вниз по шнуру, пустяковая игрушка. Но она впитала в себя большой смысл и стала определенным символом времён революции. Ее называли «эмигреткой». В комедии Бомарше Фигаро перед публикой с «эмигреткой» в руках, «которая хорошо умеет поднимать вверх и спускать вниз». Пушкин буквально в каждое слово, диалог, имя в «Даме» вкладывает четкий определенный смысл. Построенная по «закону колебаний чисел», означающему в эзотерии цикличность и взаимосвязь всего сущего, «Дама» говорит об Александре, который уже имел «злодейство», а ныне в Томском крае готовит новое.

Пушкин как бы заявляет: я знаю твои замыслы, я их разгадал, я их разглашу, ты проиграл, твоя карта бита, твоя магия не действует. Я буду бороться! «Германн выглядывает из-за будки угольщика» — больше чем прямая аналогия с карбонариями. «Германн ходил как тигр» — Пикколо — «тигр» — известнейший в 20-х гг. XIX в. масон-карбонарий Италии.

Но, взорвавшись, проиграв в воображении ситуации, Пушкин заканчивает знаменитым «Заключением» — у Томского все хорошо, у Лизаветы тоже, а вот Германн заперт под № 17 (об этом числе уже писалось) в Обуховской больнице (которую возглавлял в то время — высокопоставленный член эзотерического братства).

Но гораздо интереснее упоминание Пушкиным имени Пьера Леруа (как бы вскользь в связи с часами). Пьер Леруа — известный часовых дел мастер XVIII в. занимался открытым им явлением анормальностей хронологического измерения. То есть он — то указание, та дверь, что вела в область, которую Пушкин прямо указать не мог. Область разных времен, разных измерений, соединение прошлого с настоящим, движение человеческого духа через разные времена. Теоретически это Пушкин знал по эзотерическим истинам, теперь теория вторгалась в его жизненную практику.

Большое прозрение осенью 1833 г. разбилось на «Даму», где нет Петра, но есть почти все остальное, на «Медный Всадник», где есть и Петр и немало указаний на общую идею, на «Сказки», где Пушкин поднимает, очень осторожно еще один пласт. Хорошо изучено, что за основу «Рыбака» Пушкин взял сказку братьев Гримм, где сначала желали избу, потом замок, потом старуха захотела стать королевой, императрицей, папой римским, а затем и Богом! Причем в черновике у Пушкина старуха становилась у него и папой. Почему он выкинул этот эпизод? Потому, что цепь образов сразу бы выдала его. А ведь в этой «сказке» Пушкин необычно сжатыми словами выразил всю динамику своей надвигающейся участи.