Л. Зайонц - На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян Страница 26

2. Животные, вырастающие из земли, как растения

В стихотворении Гяды, которое так и называется – «Лошадка в садике», – лошадь вырастает, как трава в рутовом саду, но одновременно она продолжает принадлежать и водному пространству («Паслась она среди морей, океанов, / Щипала морскую травку»; «Поет морские песенки»), и небесному («Во лбу ее и днем светила бы / Большая белая звезда»):

Arkliukas darželyje

Tas arkliukas, kur išdygo

Kitados daržely rūtų…

Vaikai, penketas metelių!

Koks jis didelis jau būtų!

Jo kaktoj ir dienа šviestų

Didelė balta žvaigždė,

Vardas jo Arkliukas būtų,

O Žirgelis – pavardė…

Rytą, vakarui atėjus,

Jis miegotų tarp gėlių

Vyšniųžydinčiam sodely…

Ak, pažadint negaliu…

To arklelio balto, širmo,

Kurį andai jums sukūriau…

Ganės jis tarp marių, jūrų,

Skabė jūros žoleles…

T e n žirgelis baltas švyti,

Gieda jūrų daineles

Лошадка в садике

Та лошадка, которая выросла

Когда-то в рутовом садике…

Дети, пять годочков!

Какая она большая уже была бы!

Во лбу ее и днем светила бы

Большая белая звезда,

Ее имя было бы – Лошадка,

А Конь – фамилия…

Утром, вечером,

Спала бы она среди цветов

В цветущем вишневом садике…

Ах, разбудить не могу

Эту лошадку белую, сивую,

Которую тогда вам сотворил…

Паслась она среди морей, океанов,

Щипала морскую травку…

Там лошадка белая блестит,

Поет морские песенки

В другом стихотворении лошадка приходит из моря «через серебряные листья» с губами, «полными травы»:

Daina apie jūros arkliuką

Baltas melsvas arkliukas

Atkeliavo iš jūrų,

…Baltas melsvas arkliukas,

Lūpos pilnos žolės,

…Atkeliavo iš jūrų

Pro sidabro lapus.

Baltas melsvas arkliukas

Iš dangaus ar kriauklės…

Песня о морской лошадке

Бело-сизая лошадка

Пришла из м о р я,

…Бело-сизая лошадка,

Губы, полные т р а в ы,

…Пришла из моря

Через серебряные листья.

Бело-сизая лошадка

С н е б а или из раковины…

Примечательно, что в литовском языке немало названий растений, содержащих анималистские метафоры. Метафоры, основанные на образе коня, могут относиться как к травяным растениям, так и к деревьям, их частям, плодам и грибам, ср., например:

растения : arkliãrūgštis, arkliãrūgštė (букв. ‘конский щавель’), kumél-rūgštė (букв. ‘кобылий щавель’), arkliãstambis (букв. ‘конский стебель’) ‘растение, похожее на щавель (Rumex pratensis)’ [LKŽ I, 305; VI, 871]; arklia-pėdis (букв. ‘конская стопа’) или kumélpėdė (букв. ‘кобылья стопа’) ‘ранняя мать-и-мачеха (Tussilago farfara)’ [LKŽ I, 303—305; VI, 871]; arkliabarzdis (букв. ‘конская борода’) ‘такое растение’; arkliãmuilis (букв. ‘конское мыло’) ‘такое луговое растение’; arkliãpupė (букв. ‘конский боб’) ‘такое культурное растение (Vicia Faba equina)’; kumélmėtė (букв. ‘кобылья мята’) 1) ‘кудрявая мята (Mentha crispa)’ 2) ‘дикая мята (Mentastrum)’ [LKŽ VI, 871]; kumélžolė (букв. ‘кобылья трава’) ‘калужница (Caltha palustris)’ (ср. то же – karvãžolė (букв. ‘коровья трава’)) [LKŽ VI, 872] и т. п.;

деревья и их части : arkliadañtė (букв. ‘конский зуб’) ‘смолистая красная ель’; arkliadañtis (букв. ‘лошадиный зуб’) ‘дерево или вообще нечто грубое и твердое’, ‘твердый, красный кусок сосны или ели’; или же ‘щавель (Rumex)’ [LKŽ I, 303]; žirginys, žirgelis (букв. диминутив от žìrgas ‘конь’) ‘сережка некоторых видов деревьев’ [LKŽ XX, 718, 720];

плоды и ягоды : arkliãuogė (букв. ‘конская ягода’) ‘растение из семейства вересковых, похожее на бруснику (Arctostaphylos Uva ursi)’ [LKŽ I, 303—305]; kumélkiaušiai (букв. ‘яйца жеребца’) ‘такой сорт яблок (очень твердые)’ [LKŽ VI, 869]; kuméluogė (букв. ‘кобылья ягода’) ‘черная смородина’ [LKŽ VI, 871]; kumeluogis (букв. ‘кобылья ягода’) ‘волчья ягода (Paris quadrifolia)’ [LKŽ VI, 871];

грибы : kumélzūbis (букв. ‘кобылий зуб’) ‘такой гриб’ [LKŽ VI, 871]; kumélpapis, kumélspenis, kumelspenė (букв. ‘кобылий сосок’) ‘сморчок (Morchella conica)’; ‘навозник кудрявый (Coprinus porcellanus)’; (но и kumélspenis ‘такая полевая трава’).

Ср. также в русском языке: коневий лук, конечки ‘растение Teucrium scordium, щавель’, конятник (тул.) ‘конский щавель, Rumex acutus’, конская грива ‘растение Eupatorium cannabinum’, конский хвост ‘вид хвоща, конехвост, Equisetum palustre’, коневик ‘трилистник, дятельник, Trifolium pratense’, конековка, коняковка ‘растения Vicia sativa, кормовой и мышиный горошек и Securigera coronilla’, коника ‘чернобыльник, быльняк’, коница

‘растение истод’, коничник ‘растение Alhagi camelorum, колкая, щетинная трава, калмыцкие шилья’, коновальчик ‘растение Trifolium alpestre, красная кашка’, ‘Trifolium montanum, белоголовка, коневник’, лошадиный хвост ‘растение Anabaris aphylla’, лошаково ухо ‘растение сальный корень, живокость, свербигуз, Symphitum’, лошачник ‘растение Mulinum’, лошачница ‘растение Hemionite’; конский каштан ‘желудник, дикий каштан’, ‘дерево Aesculus hyppocastanum’; конский гриб ‘поганка серая, Agaricus cinereus’ [Даль II, 155—156, 270].

Интересно, что в тексте Гяды, где Никто встречает «ветряного коня» он собирает щ а в е л ь и землянику:

Stebuklas, kurį patyrė Niekas, pasigavęs žirgelį

Rūgšteliavo Niekelis,

Žemuogiavo Niekelis

Ir pamatė, kaip bėga

Baltas vėjo žirgelis.

Чудо, которое испытал Никто, поймав коня

Собирал щ а в е л ь Никто,

Собирал землянику Никто

И увидел, как бежит

Белый ветряной к о н ь

Другой интересной аллюзией к мифологии растений являются упомянутые в стихотворении Гяды глаза теленка (см. также об этом выше): ср. veršiakys (букв. ‘глаза теленка’) 1) ‘гриб из семейства пластинниковых Lactarius piperatus’; 2) ‘растение Lycoperdon papilatum’ [LKŽ XVIII, 867].

Что касается мифологических представлений, в связи с вырастающим конем, т. е. конем-растением (в частности, конем-деревом) в первую очередь следует отметить древнеиндийское мировое древо aśvatthá – (Ficus Religiosa), название которого (от aśva-stha -) буквально означает ‘лошадиная стоянка’ [см.: МНМ I, 143—144]; также скандинавский мировой ясень Иггдрасиль, буквально «конь Игга», т. е. Одина, на котором тот во время своего «шаманского» посвящения провисел 9 дней. «Это название, возможно, подчеркивает роль Иггдрасиля как пути, по которому обожествленный шаман странствует из одного мира в другой» [см.: МНМ I, 478—479]. Ср. в связи с этим название виселицы в нордической традиции «конь висельника» [Элиаде 2000, 355].

Примечательно, что по принятии христианства с Иггдрасилем сопоставлялся крест Распятия, который, в свою очередь, воспринимался как конь, на котором Христос поднялся на небеса [Jobes, 386]. Некоторые параллели этому имеются и в славянской традиции: например, по болгарским поверьям на «том свете» крест становится конем усопшего, а гроб – седлом [СД II, 653].

В связи с образом мирового дерева-коня в русской традиции можно вспомнить Ивана Дурака, пасущего своего коня в ветвях мирового дерева [Иванов, Топоров, 229]; также ср. фрагмент рассказа (сказки), записанного К.И. Ходовой от ее отца: Едем мы из одного села в другое, вдруг лошадь и остановилась. Тятенька посмотрел, а она на две части перерублена. Это он топор под седелку положил, лошадь ступает, топор тюкает, и перерубил лошадь пополам. Что делать? Вырубил он березовый сук и соткнул обе половины. Едем дальше, вдруг л о ш а д ь опять остановилась. А это из сучка выросла б е р е з а, д о н е б а доросла и за звезду зацепилась, лошадь ни с места. Тятенька мне говорит: «Полезай, отцепляй!» Я и полез, долез до самой звезды, только туда голову засунул, а там покойные дедушка и бабушка … [цит. по: Топоров 1973, 131]. Ср. русскую загадку: Черная заплатка и серая заплатка н а б е р е з е с к а ч е т . – Сорока [Загадки, 44, № 1047], при том что облик сороки обычно принимают ведьмы. Ср. в этой связи литовское поверье: Sako, prieššv. Jonų raikia vantas rištis už tai, kad per šv. Jonų raganos beržus apjodo ‘Говорят, перед Купалой надо венки вязать из-за того, что во время Купалы ведьмы н а б е р е з а х с к а ч у т’ [KR, 156].

К тому же образу отсылает популярная быличка (тип 3651 по классификации AT, дополненной Й. Балисом) о батраке, полетевшем вслед за хозяйкой-ведьмой на собрание ведьм: для того чтобы вернуться, ведьмы дают ему коня, который, однако, по пути исчезает, а батрак приходит в себя и обнаруживает себя сидящим на вершине дерева или на березовом бревне [Balys III, 211, № 3651]. Ср. русский сюжет этого же типа, в котором солдат при возвращении верхом по воздуху с Лысой горы произносит недозволенные «тпру» и «но»: В ту же минуту полетел он вниз, в чащу леса, а к о н ь тут же превратился в б е р е з о в у ю п а л к у [Левкиевская, 371].