Владимир Кутырев - Последнее целование. Человек как традиция Страница 27

Любое явление имеет меру сохранения собственных свойств – меру идентичности, в пределах которой оно остается самим собой. Это область, задаваемая родовыми качествами явления, его иммунитетом к изменениям, что фиксируется в понятии традиции. Оно принадлежит и как бы продолжает смысловой ряд – субстанция, качество, абсолют, универсалии, относясь к системе понятий, выражающих существование предмета, его наличие. И когда в словарях пишут, что кроме «передачи» под традицией имеется в виду и то, что передается, никогда не расшифровывая это «что» или заменяя его перечислением чего-угодно (табу, обычаи, нравы, ритуалы и т. д.), то исходя из общефилософского видения проблемы, можно сказать, что под «что» имеется в виду факт передачи бытия. (Ближайшим аналогом традиции в русском языке является слово «обычай» – обытяй, быт, бытие). Не становление, не исчезновение, не проект, не творчество, а именно бытие. Традиция передает эстафету существования. И возможно, что ее более точным теоретическим переводом на русский язык было бы не «передача» как таковая (слишком похоже на чистую коммуникацию) и не просто «наследие» (несет в себе черты статики), а преемственность. Преемственность предполагает, что передача «дошла» (перенята, переемственна, пере-есть-венна), эстафета принята, и явление продолжает существовать в новых условиях.

Итак, в предельно широком плане традицией можно назвать область сохранения меняющихся характеристик любого предмета. Традиция – это проявление универсалий бытия, иммунная система общества, его фундамент и субстанция. Она является социокультурной формой сохранения сущности чего угодно: идентичности, тождественности, самости и самобытности явлений. Будучи проявлением абсолютного, вечного (положенного богом или природой) и существующие до всяких перемен, традиции тождественны так называемым универсалиям (константам, элементам) культуры. И присутствуют в каждой ее форме. В религии – это догматы, предание, заповеди. В психологии – архетип, тайна, бессознательное. В философии – архе, первичное, абсолют, истина. В точных науках – аксиомы. В искусстве – собственно традиции в узком смысле данного слова. У родового человека… но об этом позже.

В конечном счете, константы существуют потому, что люди, в какой бы части света не жили, психофизически устроены одинаково и имеют одни и те же биологические потребности, сталкиваются с общими проблемами в борьбе за жизнь. Они рождаются и умирают, поэтому у всех народов есть обычаи и ритуалы, связанные с рождением и смертью. Поскольку они живут совместно, у них есть общение – труд, танцы, игры и т. п. Эти константы есть у каждого народа, независимо от его судьбы и истории. Они действительно универсальны. И они же традиционны. А различие между универсалиями и традициями в том, что если первые обозначают абстрактное признание существования общего у всех народов, то вторые – традиции – то, что общее может выступать в своеобразной форме. Во всех человеческих культурах умерших хоронят – это универсалия, но в одних с плачем, в других – со сдержанной улыбкой: такова традиция. То есть для определенного типа культуры традиционно то, что делает ее особенной и гибель традиции означает гибель этой культуры, ее замену другой. Традиции – историческая форма бытия констант, их путешествие во времени, но без растворения в нем – на то они и константы. В любом случае, пока есть та или иная культура, есть определяющая ее традиция. Это положение верно и наоборот: пока есть определенная традиция, есть выражающая ее культура. Как та или иная, как тип культуры и «вообще» – как таковая.

Итак, мы «прошли» по области значения традиции от самого широкого и расплывчатого, от простого выражения принадлежности к прошлому, когда явление, более не рождаясь, наличествует в силу инерции, до глубинного, выражающего самость и, несмотря на непрерывные «удары ничто», тождественность себе любого предмета или явления. Традиция – это настоящее, присутствующее как в прошлом, так и будущем, но это действительность, а не потенция, это вечное в потоке времени. И если считать мир несотворенным и неуничтожимым, существовавшим всегда, то есть бытием, то он в целом – «традиционен». Как и Бог. Мир (Бог) – это Традиция! Они ни откуда «не выводятся», не порождаются и были до всякого проектирования нового. У вечности нет ни прошлого, ни будущего, это бесконечное настоящее. Традиция первична, а новации, ничто есть лишь принцип смены, пре-вращения ее конкретных форм. И наоборот, если фундаментально небытие – пустота, вакуум, время, то мир есть становление, непрерывное творение-смерть («смерте-творение»). В первом случае он довлеет себе – идеология субстанциализма и традиционализма, во втором случае он возник из «ничто» и устремлен туда же – идеология креационизма и прогрессизма.

Какая из этих идеологий может служить нашему выживанию, если под «нашим» иметь в виду существующего человека, Homo sapiens, а не человекообразных роботов или чистую технику? Который теперь должен как-то обосновывать свое право на дальнейшую жизнь в качестве «устаревшей модели». Развивать идеологию выживания, начинать думать как ему быть, сосуществуя в мире с параллельно развертывающимися формами Иного.

У каждого человека много разных свойств. Наряду с историческими, на каком-то этапе возникающими, а потом исчезающими, есть неотъемлемые, без которых мы не имеем права говорить о его существовании. Как у индивида, так и у родового человека. Первые, на языке традиционной метафизики – акциденции, вторые – атрибуты. Одной из главных забот философской антропологии должно быть их различение по этим параметрам: что в человеке можно отдать случаю, времени и обстоятельствам, а что отстаивать как его природу, сущность, идентичность. Самое его жизнь, бытие в мире. Наличие атрибутов как неотделимых от существования и сохранения человека свойств выражается в понятии его природы. «Под человеческой природой, – пишет П. С. Гуревич, – чаще всего в философской антропологии понимается совокупность стойких, неизменных черт, общих задатков и свойств, выражающих особенности человека как живого существа и присущих человеку разумному во все времена независимо от биологической эволюции и исторического процесса. Раскрыть эти признаки – значит выразить человеческую природу»[40].

Для сохранения природы человека в ходе своего исторического развития необходимо поддерживать традицию, био и социо-культурные константы себя как сущего – так, как поддерживаются иммунная система организма и определенные параметры среды его обитания. С точки зрения бесконечности и вечности бытия в нем никто никуда не исчезает. Это в принципе. И столь же принципиален вывод, что любая форма имеет конец, погибает. «Нелогичная» реальность отдельного существования всегда находится между этими принципиальными крайностями. Утратив религиозную веру в вечное бытие и догадавшись о своей смертности, человечество попало в положение индивида и должно научиться жить в контексте сознания, что теперь мы смертны как родовое существо. Жить, несмотря на превращение, если мыслить в контексте эволюционизма, в «низшую форму» – вопреки «прогрессу к смерти». Человек есть «нечто», живущее в действительном времени. Сей-час. Ч(т)ело-век. Живая традиция – не прошлое, не его «пережиток», а настоящее. Все это вписывает проблематику сохранения традиции как хранителя ценностей жизни в борьбу человека за выживание вообще.

Указания на историческую временность человечества не должны смущать и демобилизовывать нас в борьбе за свое продолжение. Рассуждая чисто логически, надо признать конечность не только человека и человеческого рода, а также и мира, Вселенной, ее схлопывание или рассеивание. Подобным образом можно рассуждать относительно любой отдельно взятой вещи, о любом нечто. Стремление «остановить время», сохранить молодость и здоровье – абсурдная цель, а посещение тренажерных залов и косметических салонов вопиюще бессмысленное занятие, но благодаря неприятию этой фатальной временной логики мы живем. Де-факто человек исповедует мировоззрение сопротивления. Сопротивления времени. Оно реализуется в его природе: желании жить, продолжаться, влечься к другому как представителю великого целого, размножаться, чувствовать, переживать. Все остальные его цели производны от этой. Ибо быть, т. е. сохранять себя является первой и последней, исходной, фундаментальной, основной, главной и определяющей целью любой, выделившейся из хаоса системы. Тем более живой, в том числе человека как целостного телесно-духовного существа.

В философско-мировоззренческом плане задача сохранения природы человека как его традиции предполагает ориентацию на феноменологический реализм, утверждающий «явленность Бытия», его фактичность (М. Хайдеггер) и вторичность рефлексии над ним, ориентацию на положение, что существование предшествует сущности. Установка феноменологического реализма и экзистенциализма должна быть принята как принцип гуманистического философствования, отличающий его от всех других форм. Некорректна, хотя ее поднимали, ломали над ней голову, начиная с Канта, многие выдающиеся философы, сама проблема: «как возможно бытие». Она некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Оно первично, это «дар», «таковость», «данность», оно ниоткуда не выводимо и не обязано оправдываться перед своей рефлексией, о чем, защищая материализм, в свое время писал К. Маркс, а в XX веке М. Хайдеггер, считая скандалом не отсутствие ответа на подобный вопрос, а саму его постановку. Primum vivare deinde filosofare (сначала жить, потом философствовать) – таков девиз подлинно философского отношения к жизни. Если вперед бытия можно поставить Мысль или даже Ничто и из него выводить все, то этот акт сразу превращает саму ее/ его в бытие. Только Иного. Или предполагает Творца, который, само собой, все равно обладает бытием. Предвечный – другое имя Бога. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий проблему обоснования бытия философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.