Владимир Кутырев - Последнее целование. Человек как традиция Страница 28

В философско-мировоззренческом плане задача сохранения природы человека как его традиции предполагает ориентацию на феноменологический реализм, утверждающий «явленность Бытия», его фактичность (М. Хайдеггер) и вторичность рефлексии над ним, ориентацию на положение, что существование предшествует сущности. Установка феноменологического реализма и экзистенциализма должна быть принята как принцип гуманистического философствования, отличающий его от всех других форм. Некорректна, хотя ее поднимали, ломали над ней голову, начиная с Канта, многие выдающиеся философы, сама проблема: «как возможно бытие». Она некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Оно первично, это «дар», «таковость», «данность», оно ниоткуда не выводимо и не обязано оправдываться перед своей рефлексией, о чем, защищая материализм, в свое время писал К. Маркс, а в XX веке М. Хайдеггер, считая скандалом не отсутствие ответа на подобный вопрос, а саму его постановку. Primum vivare deinde filosofare (сначала жить, потом философствовать) – таков девиз подлинно философского отношения к жизни. Если вперед бытия можно поставить Мысль или даже Ничто и из него выводить все, то этот акт сразу превращает саму ее/ его в бытие. Только Иного. Или предполагает Творца, который, само собой, все равно обладает бытием. Предвечный – другое имя Бога. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий проблему обоснования бытия философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.

После появления формы Homo vitae sapience и тем самым прогрессивного отрицания всех предшествующих форм живых существ как «низших», многие из них продолжают сосуществовать с нами миллионы лет. Они – ко-эволюционируют друг с другом и человеком. Подобно этому, «вопреки прогрессу», могут существовать, длиться разные формы разума, в разном качестве, на разном субстрате. Мы, следовательно, имеем основание вести речь об их со-развитии, взаимо-действии. Более того, в отличие от истребляемых нами бессловесных животных, человек обладает преимуществом в возможности сознательного отстаивания ниши своего обитания. Делать это можно тем успешнее, чем раньше мы отдадим отчет в своем изменившемся положении. «Ничто» приближается само, стихийно, а традицию человеческого бытия надо культивировать. В этой цели может быть найден новый смысл, новая «идея для существования» человека как личности и частично как актора, позволяющая задержать его перерождение в бессубъектного агента-фактора. Или разделиться на тех, кто готов раствориться в технологии, служа пищей (смазкой на стыках) в системе машин (трансгуманисты), и тех, кто хотел бы сохранить традицию, т. е. свою антропологическую природу (гуманизм).

Одной из самых ключевых мировоззренческих идей, бастионом надежды в борьбе за сохранение «идентичности и традиции» человека, фундируя и коэволюцию, и феноменологический реализм, является идея вечного возвращения. В сравнении с прогрессом, она более глубоко укоренена в культуре, авторитетнее, доказательнее его. Перед лицом бесконечности идея вечного возвращения «крепче», обоснованнее прогрессизма, «логичнее» идеи восхождения к цели, которой нет, из-за чего ее приходится обозначать точкой, называя, например, «омегой», этой последней буквой греческого алфавита. (Тейяр-де-Шарден). Математический смысл точки – обозначение конца, «ничто». Ее принятие в качестве цели есть неосмысленная маскировка бессмысленности непрерывного становления, отсутствия в нем какого-либо нечто. Напротив, логика вечного возвращения – всегда «наполненная», т. е. бытийная, завершенная, а значит более совершенная, хотя она вступает в конфликт с некоторыми областями современной науки, их ориентацией на универсальный эволюционизм и абстрактность. В свое время этот конфликт между бытием и опирающейся на эволюционизм наукой заметил Ницше. «Под воздействием науки сотрясается почва понятий, отнимая у человека фундамент, на котором покоятся его уверенность и спокойствие, а также вера в устойчивое и вечное. Должна ли господствовать жизнь над познанием, над наукой или познание над жизнью? – обострял он вопрос и предлагал подход, который перед фактом все более устрашающих достижений науки становится прямой потребностью нашей эпохи – «Наука нуждается в высшем надзоре и контроле; рядом с наукой должно возникнуть учение о гигиене жизни, а одно из положений этого учения гласило бы так: неисторическое и надисторическое должны считаться естественными противоядиями против заглушения жизни историческим, против исторической болезни»[41].

Если человек стоит на позиции универсального эволюционизма и практикует преимущественно рефлексивно-логическое отношение к миру, он, как не парадоксально, теряет смысл жизни, потому что жизнь – фундамент смысла. Охватившая мир истерия инновационизма продуцирует чувство временности и неукорененности человека, отсюда нарастание у него ощущения бессмысленности бытия. За потерей смысла жизни обычно стоит потеря чувства жизни, которое теперь называют депрессией и суть которой в истощении, вплоть до утраты, непосредственного, не экранированного информацией и теориями отношения к миру. Когда человеку становится все «все равно». Высшим выражением чувственного восприятия мира является состояние любви, так как любовь – цветения бытия, его экстремальная точка. Низшим – падение в равно-душие, «объективность» = смерть. Чисто теоретическое обретение смысла жизни невозможно вообще. Его надо не столько «искать», или «задавать», или «проектировать», о чем без конца спорят в литературе, – сколько воспринимать себя частью живого, включенным в вечное бытие. В диалоге Алеши и Ивана Карамазовых у Ф. М. Достоевского хорошо показан фундаментальный характер природного чувства жизни в сравнении с ее смыслом.

«Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?

Непременно так, полюбить жизнь прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и только тогда я и смысл пойму».

Опора на природу, любовь и волю к жизни должны лежать в основе современного гуманизма, а, в конечном счете, любого человеческого поведения и, разумеется, философствования.

И когда мы говорим о необходимости сохранения традиции, то имеется в виду проявление этой любви и воли. Воли к сохранению атрибутов человека в потоке перемен. Следовательно, нашей высшей мировоззренческой ориентацией должен быть не универсальный эволюционизм, а коэволюция, не прогресс, а вечное возвращение, или, говоря точнее, «возвращение к вечному». Проявление «вечности» в отдельной вещи или существе – их идентичность. Их традиция. Назначение философии в таком случае состоит в том, чтобы вместо обслуживания науки и техники, превращения в их «оператора по клинингу» быть защитницей бытия вещей как жизненного мира человека. Привычный смысл экологии как заботы о природе, должен быть расширен до заботы о предметном макромире. Это будет «глубинная», т. е. подлинно философская экология. Свою роль она лучше всего может выполнить в качестве perennial philosophy – вечной философии, т. е. поддерживающей устойчивость в потоке перемен. Для этого ей нужно сделать актуальный исторический поворот: вместо философии прогресса, переросшего в настоящее время в трансгресс, стать философией сопротивления трансгрессу. Его логике «снятия человека». Другими словами, стать философией Традиции.

Философия традиции, которая необходима сейчас для обоснования «права» человека на существование в прогрессистско-техницистском мире, не означает, что она предполагает существование чего бы то ни было вне времени вообще. Не впускает в себя ничего нового и никогда не меняется. Нет, она допускает изменения, но те, что ее укрепляют, и противится тем, которые ее подрывают. Философия традиции – историческая форма идентичности, выдерживающая напряжение существования и перемен. И до тех пор, пока она это напряжение выдерживает, она существует. По-настоящему не противоречат энтропии развития одни самоубийцы, досрочно осуществляющие конечный результат. У-держание своей природы в форме идентичности – в этом Мудрость продолжения нашего бытия. Общефилософским онтологическим направлением, адекватным философии традиции является, подчеркнем еще раз, феноменологический реализм, исходная позиция которого не требует оправдания. Он противодействует засилью инструментализма и функционализма в современном технологизированном мире, превращающим субъектов сначала в акторов, а потом агентов, отводя им роль элементов, существующих «ради организации» и потому теряющих психологическую базу для чувства самоценности, а следовательно и смысл существования. Нам важна, для нас существенна наша реализация возможных миров.