Лидия Либединская - Зеленая лампа (сборник) Страница 34

– Вот напишу все десять – тогда печатай себе на здоровье!

Когда он заболел и его увезли в больницу, сказки исчезли.

Не знаю, потерялись ли они или хранятся у кого-нибудь из слишком «дальновидных» друзей. У меня сохранились лишь записи, сделанные под диктовку Светлова. Бывало, что, сидя в шумной компании, он вдруг задумывался и говорил негромко:

– Запиши, старуха.

И диктовал какой-нибудь маленький кусочек или отдельную мысль. А случалось, что звонил по телефону и просил записать. По-разному бывало.

Мне думается, что сейчас, когда Светлова нет среди нас и сказки его никогда не будут дописаны, важно сберечь то немногое, что осталось от его замысла. Поэтому я и разрешу себе привести в своих воспоминаниях некоторые записи, хранящиеся в моем архиве…

Действие «Пролога» разворачивалось на крыше гостиницы «Москва», в ресторане. У официанта из кармана выпадает серебряный рубль и разбивается на гривенники. Судьба каждого гривенника и должна была лечь в основу сюжета каждой из десяти сказок.

Первый гривенник был очень голоден. Он купил за девять копеек булочку и, съев ее, превратился в Девочку-копеечку.

«Как жить? – подумала девочка. – У меня в Москве нет никого близких. А в Курске есть тетя».

И девочка пошла к тете в Курск.

Над Россией стояла луна.

С правой стороны выскочил страдающий бессонницей заяц, с любовью поглядел на девочку и сказал:

– Ничего не бойся, девочка, во мне ты всегда найдешь верного защитника.

А стрекоза, усевшаяся на ее блузочке между третьей и четвертой пуговицей, ничего не сказала, она от рождения была глухонемой.

Ночь была очень торжественная, девочка шла и шла, и луна возвышалась над нею, как старая вдовствующая императрица, которая всё еще мечтает выйти замуж за какого-нибудь короля.

Всё шпалы, шпалы, шпалы…

Всё спало, спало, спало…

Девочка шла, и вместе с ней шли дни. Девочка похоронила стрекозу и поставила муравья сторожить могилу:

– Я не хочу, чтобы ее тело растерзали дикие звери!

Зиму сменила весна, весну – лето. Муравей умер, не сходя с назначенного места.

А девочка всё шла к тете. Она очень устала. И тогда город со всеми домами, улицами, мостовыми пошел ей навстречу. Булыжники тоже ушли навстречу девочке, и в городе стало легко класть асфальт.

Девочка вошла в магазин, и кассирша, утомленная семейными драмами, взглянула на нее пьяными глазами, потому что у горя и пьянства глаза одинаковые.

– Девочка, – сказала кассирша, – я устала оттого, что все, буквально все приходят ко мне за звездами. Девочка, будь добра, попроси у меня пылинку.

Девочка обнаглела:

– Дайте мне самую большую пылинку, какая у вас есть!

И тогда старая утомленная кассирша, у которой были плохие соседи и всю ночь под окнами грохочут трамваи, выдала ей пылинку величиной с земной шар…

Мы стали очень быстрыми в сплетнях,

И очень медленно спорим с судьбой, —

негромко сказала кассирша.

А девочка попросила:

– Пригласите меня в гости.

И кассирша пригласила.

Как я жалею, что придумал эту кассиршу Варвару Никифоровну только в третьей главе! Как хорошо было бы, если бы она действительно существовала. Я бы пошел к ней вместе с девочкой, и мы встретили бы там участкового надзирателя Ивана Моисеевича Урядникова, который давным-давно совершил столько преступлений, что не арестован лишь потому, что является участником моих сказок.

Иван Моисеевич Урядников вовсе не человек – это старый царский полтинник. Он член КЗП – Клуба Заплаканных Палачей. Это он казнил Софью Перовскую и Желябова, похожего на Евтушенко.

Мы сели бы с ним за стол, который уже четвертый век существует без четвертой ножки. Но моя коленная чашечка уже привыкла к ее отсутствию и приспособилась, как приспосабливается всякое живое существо. Я спросил бы Урядникова:

– А вы знаете, что теперь каждое утро тысячи Софий Перовских проходят через проходные и два раза в месяц получают зарплату? Зачем же вы казнили ту, самую главную?

А в это время вошла бы выдуманная мною Варвара Никифоровна и внесла бы прелестные суточные щи. И щи загрустили бы оттого, что они суточные, им захотелось бы жить дольше…

Вдруг девочка, такая милая, что ей с первого взгляда хотелось писать письма, сказала:

– Я никогда не видела моря.

– Поедем, – сказал я.

– Это далеко?

– Сколько хочешь, столько будем ехать…

И мы оказались на берегу моря. Вдруг девочке показалось, что на морской глади возник лунный столб. Он был невероятный этот столб. Он был как граница между христианством и коммунизмом. Частная капиталистическая яхта рассекла этот столб. Владелец яхты был лично знаком с замечательным сказочником Александром Грином. Он страдал бессонницей и избороздил все моря и океаны в поисках страны, где можно задешево покупать сны.

И девочка через многие морские мили крикнула капиталисту:

– Я вам отдаю свои сны бесплатно, у меня их так много!

– Отвези меня обратно, – сказала девочка. – Ведь я так и не побывала у тети. А она старенькая.

– Хорошо, – сказал я. – Разве ты не видишь, мы уже в Курске!

И тогда девочка увидела удивительное войско. Это не было ополчение 1812 года. Это было ополчение 1941 года. Они все шли вслепую, потому что были близоруки…

Вечность не переспоришь!

А мой второй гривенник был очень разумный мальчик. Он сразу попал в детский дом, там его воспитали, он стал инженером, потом его судили за растрату, и он так и будет сидеть в тюрьме до конца моего повествования.

Чем хороша опасность? Тем, что от нее некуда деваться. (Судьба шестого гривенника.)

Ночь. Не спится и не пишется. Достаю кошелек, вынимаю гривенник и кладу его перед собой. Гривенник стал одушевленным. Он встал на ребро и побежал по окружности стола. Никто не видел на гривеннике выражение страдания. Я первый увидел. И тогда неожиданно понял, что гривенник такой же бедняк, как я. И у него, и у меня было не больше десяти копеек.

* * *

Однажды застаю его за чтением «Всемирной истории».

– Понимаешь, сколько ученые ни копаются, никак не могут найти мемуары неандертальцев. Ученые только установили, что у неандертальцев были вспыльчивые характеры. Откуда они это узнали? Бог с ними, с учеными!

* * *

Приносят очередное извещение об уплате за квартиру:

– ЖЭК-потрошитель!

* * *

Светлов уезжает в Ялту. На аэродроме я ему говорю:

– Счастливый, едешь к морю…

– Не завидуй, старуха, и под кипарисом можно дать дуба!

* * *

Ужинаем в ресторане ЦДЛ. Входит известный журналист, окруженный толпой молоденьких девушек. Одна в красном платье, другая – в зеленом, третья – в голубом.

– Погляди-ка, у него целый гарем!

Светлов морщится.

– Не завидую! В наше время владелец гарема – горемыка!

* * *

Утром слышу в телефонной трубке огорченный светловский голос:

– Лида? У меня пропала пишущая машинка.

– Как? Из комнаты?

– Конечно, из комнаты, а не с колокольни Ивана Великого! Чехол есть, а машинки нет.

– Что же делать?

– Купить новую. Поедем в магазин.

Долго ездим по городу. Наконец в комиссионном на Смоленской молоденький продавец, узнав, что перед ним автор «Каховки», вынимает из-под прилавка новенькую серую машинку.

Дома Светлов долго любуется ею, гладит по клавишам:

– Хорошая машинка!

А через несколько дней, приехав к нему утром, вижу, что он смущен.

– Что случилось?

– Понимаешь, нашлась…

– Кто?

– Старая машинка.

– Где?

– Я дал ее на время соседке и забыл.

– Где же теперь машинка?

– Я продал ее соседке за двадцать пять рублей.

– Но почему так дешево? Машинка совсем новая…

– Но ведь я думал, что она пропала! Значит, двадцать пять рублей нужно рассматривать как подарок. Ну всё равно, как если бы я их на улице нашел… – И добавляет негромко: – Дороже ей заплатить трудно, а подарить – обидится…

* * *

– Значит, старуха, уезжаешь завтра в Сухуми? Рада?

– Конечно. Но через десять дней мой день рождения, и грустно проводить его вдали от дома и друзей.

– Глупости! Хочешь, я тебе сегодня отпраздную день рождения и ты запомнишь его на всю жизнь? Запомнишь прежде всего потому, что каждый год ты празднуешь его двадцать четвертого, а в этом году, единственный раз в жизни, отпразднуешь четырнадцатого. Хочешь?

– Конечно!

– Быстро назови три своих любимых места в Москве!

– Зоопарк, арбатские переулки, родильные дома.

– Прекрасно! Мы сейчас поедем туда, а потом я повезу тебя в свое самое любимое место… – У входа в зоопарк Светлов сказал: – Долго ходить я не могу, болит нога. Поэтому мы посмотрим трех зверей: самого крупного, среднего и самого маленького. Слона, зайца и бабочку, что ли?..

– Ну какой же бабочка зверь?

– А что? – Он задумался. – И какая мне помощь нужна? Может, бабочки мне не хватает, может, мне не хватает слона? Ничего строчки? Может, что-нибудь получится?

(Впоследствии эти строчки вошли в стихотворение «Охотничий домик».)