Коллектив авторов - Время, вперед! Культурная политика в СССР Страница 44

Наряду со школой культурным инструментом являлась и армия. Примеры этого можно найти в сюжетах об исследовании читательских интересов красноармейцев и в статье Тимофея Дмитриева, посвященной анализу попыток национального строительства в Вооруженных Силах СССР.

Новая политическая и управленческая практика вполне соответствовала представлению о государстве как о коллективном просветителе, выполняющем своеобразную «цивилизаторскую» миссию по отношению к своим гражданам.

Советская культурная политика уникальна именно своей комплексностью, стремлением охватить самые различные сферы жизни, самые широкие группы населения. Распространяя определенные культурные нормы на общество в целом, советское государство тем самым совершало работу по тотальной унификации культурных практик, через эту унификацию стремясь достичь преодоления сословных различий, типичных для традиционного общества. Говоря языком самих коммунистических идеологов, победивший пролетариат не столько навязывал свои нормы старому обществу, сколько, наоборот, присваивал себе культурное наследие побежденных классов.

Многие просветительские институты, характерные для советского периода, появились еще до революции, но действовали они не в тех масштабах и не столь целенаправленно. Работал Комитет грамотности, велась экскурсионная работа, и даже научно-популярный журнал «Наука и жизнь», без которого трудно представить себе повседневную среду советской интеллигенции, был основан в 1890 г. Но потребовалась революция, чтобы подобные институты стали доминировать в культурной практике общества. Революция не только придала этой просветительской деятельности беспрецедентные масштабы, но и сменила ее идеологические ориентиры.

Распространение культуры соединялось с формированием «нового человека», коммунистическими идеалами. Даже «Уголок Дурова», который был создан еще в 1912 г., после революции стал местом, где спектакли с участием животных превратились в разновидность политической пропаганды.

По мере развития институтов массового просвещения возникали совершенно новые направления культурной работы, зачастую тоже связанные с решением пропагандистских задач, например, подготовка гидов-переводчиков. От ликвидации неграмотности общество переходило к формированию массового квалифицированного работника. Чтение книг и журналов стало нормой жизни. Появился новый, советский, читатель, тот самый, который будет нуждаться и в историческом знании, и поглощать научно-популярные издания, описанные в статьях Бориса Степанова и Романа Абрамова.

Многочисленные сюжеты, затрагивающие различные, порой периферийные аспекты культурной политики, складываются в целостную картину. От экскурсионной работы до исторической периодики, от популяризации науки до раскрепощения тела в танце – во всей этой гигантской лаборатории по воспитанию нового человека есть единая логика. Потрясает грандиозность задач и масштаб, предполагающий проникновение в каждую мелочь. Однако централизованное бюрократическое управление этим процессом порождает нагромождение институций: о чем бы ни шла речь – о гидах, экскурсиях, кинопрокате – обнаруживается неминуемая путаница, неясно, кто за что отвечает, каковы полномочия той или иной организации.

По мере того как советское общество, с одной стороны, достигает успехов в процессе модернизации, а с другой – делается все более консервативным, мы наблюдаем общий поворот к «имперскому проекту», который начинает проявляться в самых разных сферах культурной политики. Дореволюционные практики приобретают новое значение. Именно их консервативная сторона привлекает правящие круги. История все отчетливее связывается с судьбой государства, а не народа, а советское общество предстает уже не отрицанием, а продолжением прошлого.

Консолидация режима была обеспечена очевидными успехами, начиная от создания индустрии и победы в войне и заканчивая появлением передовой науки. Эти достижения должны были в глазах общества оправдать и компенсировать травмы, связанные со сталинским террором, подавлением свободы и бюрократической централизацией. До известной степени так и произошло, и советская система могла оставаться стабильной даже после прекращения массовых репрессий. Однако именно то, что можно было бы считать самым большим достижением Советского Союза, становилось его главной проблемой. «Новый человек» действительно появился, но ему было тесно в рамках сложившегося порядка, да и сам он оказался не совсем таким, каким его задумывали. Во многих статьях вырисовывается важный рубеж советской истории – 1960-е годы, когда индустриальное общество в СССР было наконец построено и государство решило свои первоначальные задачи. По инерции система продолжала воспроизводиться еще несколько десятилетий, прокручивая старые формы, почти не считаясь с тем, что и общество, и люди стали уже другими.

Вырождение революционного импульса иллюстрируется в статье Анны Ганжи на примере музыкальной культуры и песенных текстов. Но та же динамика обнаруживается и в других сюжетах. К чему бы мы ни обращались, возникает ощущение, что бег времени замедляется. Рывок первых послереволюционных лет породил ускорение и разгон, которые затормозили и забуксовали в эпоху застоя, когда время, казалось бы, остановилось вовсе.

Происходит деградация институтов, идеологические принципы застывают в клише и в конце концов сползают в область анекдота. Просветитель-народник превращается в «лектора по линии общества „Знание“» и становится персонажем интеллигентского фольклора.

В этом контексте Олимпийские игры 1980 г. в Москве, которые, как известно, страна получила вместо обещанного Хрущевым коммунизма, рассматриваются как последний успешный мегапроект советской эпохи. Показательно, что подготовка к Олимпиаде включала не только строительство многочисленных объектов, но и внедрение в советскую повседневность некоторых черт западного, «буржуазного», быта. И именно эта сторона олимпийского сюжета вызывала наибольший интерес просвещенного народа.

Потомки читающих красноармейцев смогли наконец попробовать «пепси-колу».

© Глушенко И., 2013

Авторы

Виталий Куренной – профессор, заведующий отделением культурологии факультета философии НИУ ВШЭ, научный редактор журнала «Логос»

Руслан Хестанов – профессор кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Борис Кагарлицкий – директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО)

Ирина Глущенко – доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Игорь Орлов – доктор исторических наук, профессор кафедры политического поведения факультета прикладной политологии НИУ ВШЭ

Анна Ганжа – кандидат философских наук, доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Тимофей Дмитриев – кандидат философских наук, доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Федор Синицын – кандидат исторических наук, докторант Института российской истории РАН

Борис Степанов – кандидат культурологии, ведущий научный сотрудник ИГИТИ НИУ ВШЭ, доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Роман Абрамов – кандидат социологических наук, доцент кафедры анализа социальных институтов НИУ ВШЭ

Елена Юшкова – доцент Столичной финансово-гуманитарной академии, филиал в Вологде, заведующая кафедрой дизайна

Вера Березина – слушательница III курса Европейского университета в Санкт-Петербурге, аспирантка Санкт-Петербургского института истории РАН

Елизавета Жданкова – аспирантка Европейского университета в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургского института истории РАН

Галина Гончарова – студентка IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Алина Волынская – студентка магистратуры отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Мария Вагина – студентка магистратуры отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.

Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.