В. Маяковский в воспоминаниях современников - Коллектив авторов Страница 49

Сидевшая рядом Надежда Константиновна заметила ему:

– Ну что ты, Володя, все обещаешь. Ведь я тебе предлагала, а ты все откладывал.

Владимир Ильич начал отшучиваться, что он все–таки выберет время и почитает.

– Я недавно, – говорит, – узнал о футуристах, и то в связи с газетной полемикой, а оказывается, Маяковский уже около года работает в РОСТА.

Кто-то приносит мой рисунок, сделанный для сборника памяти Кропоткина. Владимир Ильич, ядовито поглядывая и на рисунок и на автора, спрашивает:

– А что же это изображает?

Я изо всех сил стараюсь доказать, что это ничего не изображает, старые художники обманывают и себя и других, что они умеют изображать, – никто не умеет, а мы учимся, и нашей задачей является связать искусство с политикой, и мы непременно свяжем искусство с политикой. Владимир Ильич спокойно дает перевести дух, и маленький вопросик:

– Ну, а как же вы свяжете искусство с политикой?

Перевертывает рисунок со всех сторон, как бы отыскивая в нем эту связь.

– Да нет, Владимир Ильич, мы еще пока не умеем, но мы все–таки добьемся этого, а пока только к этому готовимся. А это есть аналитическое разложение основных элементов, чтобы научиться владеть ими...

Чувствую, что в двух словах ничего не могу рассказать. Начинаю путаться. Ленин приходит на помощь.

– Ну, тогда непременно мне нужно почитать, вот в следующий раз приду специально к вам, и поспорим.

Владимир Ильич обратил внимание на сокращенное название нашей школы "Вхутемас" и сразу же начал безошибочно расшифровывать сокращение. Мы спросили Владимира Ильича, как ему нравятся советские сокращения. Владимир Ильич начал очень комично каяться, что и он повинен в этом, что испортил великий, могучий русский язык тем, что допустил наименования "Совнарком", "ВЦИК". Мы, наоборот, взяли под свою защиту сокращения, доказывая их удобства.

Дежурный по коммуне не забыл о своих обязанностях: ужин и чай были готовы. Так как мы не отходили от Владимира Ильича, то Владимир Ильич, под предлогом осмотра коммуны, сам двинулся в общую комнату, где мы всегда обедали. Здесь мы его заставили раздеться и усадили на почетное место – единственное плетеное кресло, рядом – Надежду Константиновну и Инну Арманд, а сами из–за недостатка места разместились кое–как по двое на табуретках. Мы заметили, как несвободно раздевался Владимир Ильич, и спросили у него о его здоровье после ранения. Он шуткой ответил, что ничего:

– Теперь делаю рукой гимнастику, – и перевел разговор на другую тему.

Владимир Ильич отказался от ужина и попросил только чаю с хлебом. Зато мы наложили двойную порцию Надежде Константиновне и настояли, чтобы она попробовала нашего варева.

Владимир Ильич спросил, почему называемся коммуной. Мы ему объяснили, что когда здесь было только общежитие, было много грязи и никак не могли от нее избавиться, а теперь у нас вот какая чистота.

– Ну, это у вас чистота?

– Да вы посмотрите, Владимир Ильич, в других квартирах, там невозможно в квартиру войти. А у нас хорошо.

– Ну, а как же, кто у вас готовит, моет пол?

– Все сами в свои дежурства делаем.

– И вам приходится мыть полы? – обращается он со смехом к девчатам.

Те ему наперебой сообщают о своей работе по хозяйству, о своих кулинарных способностях.

Наш коммунальный завхоз совсем раздобрился и решил выдать полуторные порции хлеба. Владимир Ильич подметил наши радостные восклицания по этому поводу.

– А что, всегда вы так питаетесь? – спросил он, поглядывая, как трещат наши скулы.

Мы, не поняв вопроса, отвечаем, что всегда.

– Теперь Вхутемасу дают пайки, мы их складываем и вместе варим общее кушанье, так что теперь считаем себя вполне обеспеченными. В общем, только дня три–четыре в месяц сидим без хлеба.

– Как же так?

– Да так, рассчитаем на месяц, а глядишь, в какой-нибудь день и завтрашнюю порцию съешь, так в месяц и набегают три–четыре дня. Ну, зато овощей хватает, даже остается сверх разверстки. Самое трудное, Владимир Ильич, прошло, теперь чувствуем себя великолепно.

– Ну, ничего, небось пораньше ложитесь спать?

Опять хором:

– Нет, Владимир Ильич, часов до трех–четырех засиживаемся.

– Как так, почему же у вас не гасят электричества?

– Мы в этом отношении, Владимир Ильич, счастливчики: наш дом расположен в сети телеграфа и почтамта, куда дают электричество всю ночь.

– Вот как! Ну, это не годится, я сделаю распоряжение, чтобы вас выключили, а то ведь пока горит свет, вы уже, наверно, не будете ложиться спать вовремя. Плохо питаетесь, учитесь, да еще долго не спите – так вы совсем растеряете свои силы. Куда же вы будете годиться? Нет, так нельзя, непременно сделаю распоряжение, чтобы вас выключили. Я вот при самой срочной работе и то ложусь вовремя.

"Счастливчики" никак не ожидали такого оборота дела. Выручила нас Надежда Константиновна: она Владимиру Ильичу напомнила случаи, когда он сам зарабатывался, и нашла для нас извиняющее обстоятельство – нашу молодость.

Но Владимир Ильич не сдавался:

– Если у вас не гасить света, то вас нужно предать суду за растрату государственного имущества – ваших сил. Какие же вы будете строители? Вам прямо нужно будет сдаваться.

Мы с жаром доказывали, что не сдадимся и даем обещание сохранить свои силы.

– Ну, что же, вы спорите, читаете Маркса, Энгельса?

– Читать-то читаем, но большей частью по специальности. Главным образом, практически работаем, а по вечерам спорим.

Разговор перешел опять на литературу и театр. Мы с увлечением доказываем достоинства "Мистерии–буфф" Маяковского и начали настаивать, чтобы Владимир Ильич непременно побывал в театре. Даем наказ Надежде Константиновне предупредить Владимира Ильича, когда пойдет "Мистерия–буфф".

– Ну, а как вы считаете вещи Луначарского, например "Маги"?

Из нас в то время никто этого произведения А. В. Луначарского не читал, и мы ничего не могли ответить. Спросили мнение Владимира Ильича. Он, смеясь, ответил:

– Ну, это кому как.– И неожиданно спросил нас:– А в оперу вы ходите?

– Для нас там, Владимир Ильич, совсем нет ничего интересного.

– Как же так, а вот товарищ Луначарский очень бьется за то, чтобы сохранить оперу.– Владимир Ильич лукаво оглядывает нас: – Ведь вот вы сами нового ничего не указываете, как же быть?

Ребята изо всех сил стараются выкопать отдельные места из Маяковского, чтобы доказать Владимиру Ильичу, что новое есть, и затевают между собой спор, какой именно отрывок лучше. Владимир Ильич попал в точку. Мы никак не можем остановиться на чем-нибудь одном, все с яростью доказывают свое. Я делаю над собой большое усилие и залпом выпаливаю:

– Конечно, Владимир Ильич, нового еще мало, но мы учимся, будем работать, по–разному и понимаем это новое, но зато все мы единодушно против "Евгения Онегина". "Евгении Онегины" нам в зубах навязли.

(Это относилось не к роману Пушкина, а к опере Чайковского, которая в то время чуть не ежедневно шла в Большом театре.)

Ребята дружно подхватили:

– Конечно, мы против "Евгения Онегина".

Владимир Ильич прямо покатывается со смеху.

– Вот как, вы, значит, против "Евгения Онегина"? Ну, уж мне придется тогда быть "за", я ведь старый человек. А как вы считаете Некрасова?

Здесь наши мнения раскололись: кое–кто был "за", кое–кто "против" – в общем, высказывались за то, что для нашего времени он устарел. Нам теперь нужно другое.

– Так, так, значит, вы против "Евгения Онегина", Ему, видимо, эта "формулировка" понравилась.

– Да, Владимир Ильич, мы надеемся, что и вы с нами будете против этого нытья. Теперь для этого просто времени не хватает.

– Вот приеду в следующий раз, тогда поспорим.

Был уже третий час ночи. Гости начали собираться; Владимир Ильич опять пошутил насчет электричества.