Юрий Левада - Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник) Страница 55

Почему дороги ведут в Рим

Размышления о социокультурной модели – или, на старомодный лад, о «душе» – города

Что такое город и зачем он был нужен, до конца не выяснено… Большинство авторитетов в области экономики и социологии полагает организацию типа города немыслимой не только с экономической, но и с социологической и психологической точек зрения.

О смысле одной поговорки

Англичане говорят: «Бог создал деревню, а человек построил город». Эта простая фраза таит глубокий смысл. Город – нечто мирское и рукотворное, он имеет начало, а деревня – извечна, освящена высшим, неземным авторитетом. Притом ведь город здесь – это не тип застройки или заселения: сельские дома тоже строятся и заселяются людьми. Речь идет, по существу, о двух укладах жизни, двух способах существования человека в обществе. Их различия и взаимосвязи в разных формах прослеживаются на всем протяжении письменной истории человечества. Система городов выступила средством организации всех известных нам цивилизованных обществ.

Сегодня всех, конечно, занимает прежде всего не тот город, что был священным центром архаического мира, и не классический антипод традиционно недвижной деревни, а город современный, открытый миру и перекраивающий весь человеческий мир «по своему образу и подобию».

Это значит, между прочим, что традиционное противопоставление города деревне давно приобрело новый смысл, оба его полюса принадлежат прошлому. Мы не видим сейчас такого деревенского мира, который в тех или иных формах не был бы затронут процессами урбанизации, прежде всего в который не проникли бы городские типы организации жизни. Но мы вряд ли найдем и пример городской жизни, которая была бы полностью свободна от наследия, привычек и порядков жизни сельской, а также – что особенно важно – от попыток возрождения отдельных элементов этого наследия в каких-либо вторичных, например символических, формах.

Известно, что не только современная деревня (большая ее часть) мечтает о городских условиях труда и быта, но и современный город мечтает о деревенской непосредственности и устойчивости человеческих отношений, близости к природе и т. д. Но эти устремления реализуются в разных плоскостях и потому не сталкиваются друг с другом. Деревня может стать городом, «уйти в город» или уподобиться ему. Но город, обрастая зелеными пригородами, коттеджами и палисадниками (добавим сюда наши варианты дачи, «сада» и прочее), от этого деревней не станет. «Встречное движение» идет на разных уровнях – реальном и символическом.

Отсюда множество переходных, половинчатых, побочных форм, которые можно обнаружить на ощупь и в самом что ни на есть «настоящем», то есть признанном, городе.

Что строит человек

Почти двести лет назад царица Екатерина II повелела: «Город строить по утвержденному плану за подписанием руки императорского величества». Подлинную основу плановое начало в градостроительстве получило лишь в наше время. Проблема, однако, в том, что города часто строятся гораздо дольше, чем действуют планы, заказы и ассигнования. Если же – как это бывает в довольно редких случаях (вспомним город Бразилиа, разоривший казну огромной страны) – ход строительства опережает ход истории, возникает вопрос: зачем? Идеально спланированные кварталы и квартиры наполняются отюдь не идеальным содержанием человеческих отношений, интересов, нравов. (Более трети населения города Бразилиа живет сейчас в трущобах…) Точнее, тем реальным материалом, который соответствует типу и уровню развития общества. Оказывается, что по плану создается лишь бетонная скорлупа города, пусть и хорошо размеренная, а не та масса человеческих дел и стремлений, которая составляет реалию жизни города.

В свое время утописты конструировали желаемое общество как идеальный город – «Город Солнца» или что-нибудь в этом роде. Разумная планировка домов и улиц, конструирование одежды и обычаев представлялись залогом разумной организации всей жизни. Точнее, подогнанной по той человеческой мерке, которая казалась естественной рационалистическому воображению. Святая и наивная вера во всемогущество рациональной организации мира и человека, как известно, не сдвинула гору, но нередко служила источником вдохновения. В недавние времена появился целый ряд попыток, значительно более скромных и потому как будто более реалистических, например наладить рациональный быт в рамках рационально построенного дома или квартала. Но самые яркие архитектурные проекты и решения («дом Солнца» у Корбюзье – очевидна аналогия с «городом» Кампанеллы, – и какое изменение масштабов задачи!) по сути предоставляли лишь технические условия, чтобы удовлетворить готовые потребности «готового» человека.

Если отдельный дом, квартал или ансамбль сооружений («скорлупа») имеют вполне конкретного автора, применительно к городу приходится говорить об авторе в смысле аллегорическом. Здесь в роли автора выступает история – притом не только техническая или экономическая и политическая, но история культуры, наслаивающая в рамках одной городской территории вкусы, запросы и требования к организации жизни различных эпох и типов. Городской образ жизни (деятельность городского архитектора и вкусы городского населения тоже входят в это понятие) – в такой же мере продукт культуры, как и деревня.

Об умении читать между строк

Сейчас нередко говорят о «городском тексте», как и любом ином «тексте культуры». Но такое допущение – даже если это пока аллегория – обязывает искать ключ к тексту (грамматику и код), а также и фигуру читателя. Очевидный же камень преткновения в том, что зримая «скорлупа» города, как мы уже отмечали, сама по себе определенного текста не образует. О нем можно говорить лишь тогда, когда мы обнаруживаем некую систему значений наблюдаемых знаков. Как и где ее обнаружить?

Спросить автора – по причинам, о которых уже шла речь, – невозможно.

Остается спрашивать у «читателя».

Городской текст читают в принципе три персонажа: Исследователь, Турист и Горожанин. (Серьезно ли упоминать в этом ряду туриста – фигуру постороннюю и мимолетную? Если бы мы не обнаруживали тени в нашем собственном отношении к окружающему, а также и в рассуждениях современного архитектора, рассчитывающего на впечатления зрителя…) Для исследователя городской текст – это многослойное образование, которое он, подобно археологу, отделяющему друг от друга культурные пласты, стремится расчленить на составляющие, нанизав их на некую хронологическую ось. Для туриста (не обязательно легкомысленного) – это совокупность впечатлений, сопоставленных с полученными при посещении иных мест. Для горожанина – это рамки его собственной жизни, ее порядок и нормы, которые прежде всего требуется соблюдать, а не исследовать и сравнивать. По этой причине последнего персонажа мы можем считать главным читателем (разумеется, разделение персонажей у нас во многом условное: реальный горожанин в той или иной мере знает историю и любуется памятниками своего города).

Для него наслоения любых прошлых эпох предстают в своем осовремененном и утилитарном виде, то есть включенными в систему его повседневных забот. Когда бы ни были построены дома и мосты, они «работают» совершенно одинаково в сегодняшнем городе (если остаются технически пригодными). Священное для прошлых культур сооружение в глазах туриста оказывается интересным памятником в сравнении с другими подобными ему (подобными по интересности). Для горожанина же это – помеха уличному движению или ориентир для встречи. Напомним: чтобы выделить в «химически чистом» виде отдельные позиции, их приходится несколько утрировать.

Подобные метаморфозы происходят и с «бестелесными» элементами городской жизни – скажем, с исторически складывавшимися окаменелостями обычаев и стандартов «городского» поведения. В ритуальных формах городского этикета (это наше бесподобное «здрасьте – до свиданья») или городских праздников исследователь усматривает культурно-историческую глубину, горожанин же видит лишь привычный регулятор повседневного поведения.

Как измерить культурный текст города? Иногда считают в битах количество информации, хранящейся в библиотеках, кодексах, инструкциях, в головах отдельных людей, уличных знаках и т. д.

Информатика не умеет выделить культурно значимый текст из массы математически возможных, не может она измерить содержание текста, записанного языком изобразительных символов, или текстов живого общения людей. Это последнее обстоятельство имел в виду историк, поэт и критик городской цивилизации Льюис Мамфорд: «Культурная емкость города всего со ста тысячами жителей намного превышает емкость любого компьютера уже потому, что каждый человеческий организм записывает и хранит огромную массу опыта, который нельзя свести к количественным символам, программировать и передать иначе, как через прямой человеческий контакт». И все же главная проблема – в другом. Количественная мера берет информацию «россыпью», между тем как в культуре «работает» информация только организованная. И в связи с этим основная информационная роль города – не в том, чтобы копить тексты, а в том, чтобы задавать их структуру. Если же рассматривать в самом общем виде «городскую» рамку чтения культурного текста, то прежде всего она видна в той структуре пространства и времени, которую задает человеку город.