Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни Страница 70

— Всех на фронт! И городовых тоже! Поглядите, их нет и — какой порядок?!

— А вот еще скорпионов ведут. На солнышко их! Тьфу, мерзость!

Три раскормленных, толстенных пристава с искаженными животным страхом лицами, а рядом юркие, растерянные человечки в котелках — сыщики. Окружают их студенты с винтовками.

— В ногу идите! Кашевары несчастные! — кричат встречные казаки. Загорелые, обветренные, с крестами и медалями — целая сотня донцов окружает автомобиль с жандармскими офицерами.

— Станичники, сомкнись!

Навстречу еще казаки с молодым, смуглолицым есаулом.

— Пулеметчиков, полицейских снимать идем!

Изо всех участков ведут пауков и их «добро»: винтовки, револьверы и шашки, заготовленные на предмет братоубийства, и ящики коньяку и вин.

Запасы вин и водок найдены во всех участках.

— Спьяну и отец родной чужим покажется, — пояснил седобородый дружинник.

У гостиницы «Пассаж» тараканов останавливают.

— Бутырцы идут. Шапки долой!

Толпа обнажает головы. Срывают фуражку с головы жандармского ротмистра. Проходят мужчины и женщины с изможденными лицами, но с горящими глазами — страстотерпцы народные.

В толпе движение. Кто-то запевает молитву. И вновь тянется тараканье племя «целыми выводками».

— Ур-ра! Трефа ведут!

— Какого Трефа?

— Самого настоящего. Старого охранника!

Несколько солдат окружают группу агентов, а впереди ведут знаменитую собаку-сыщика. На шее красный ошейник.

Треф смущен. Глядит на памятник генералу Скобелеву с красным знаменем на поднятой шашке и уныло тявкает.

— Треф молодец!.. Он утром помог нам всех агентов разыскать. На чердаках брали, в подвалах.

— Ура Трефу!

На Воскресенской площади толпа окружает всех выходящих из Думы.

— Ну, что, как там пауки и тараканы?

— Сидят! Много их. Жандармы, приставы, охранники?

— Не убежали бы.

— Щели замазаны. Не убегут! Все будут на солнышке.

— А юродивенький неизвестно где?

— Кажись, пойман. Никто не уйдет. В Государственной Думе целый клоповник для них устроен. Всю мразь выскребли. И Протопопова.

— Ну, Протоповов, брат, молодец. Не будь его, народ, может, еще бы медлил. Он сразу всю тараканью подлость проявил. Протопопов и Распутин, они взорвали на воздух русскую реакцию. Молодцы, ребята!

— Ведут, братцы, еще ведут!

С Тверской тянется хвост пауков. Все сытые, крепкие, щеголеватые. Из толпы возгласы:

— Ишь, разнесло их как! Кровью нашей питались!..

Они ползут и ползут, извлеченные из щелей и застенков, и такими противными и гадкими выглядят на солнце!..

Паучье приволье — во тьме, да под крепкой паутиной, а когда паутина изорвана и пауки на солнце — они гибнут. И гибнут с ними извлеченные из мрака тараканы и прочая, отжившая свое, нечисть.

Идут вереницы темных засильников, и с некоторыми их жены.

Слава богу, окончился праздник мрака и мракобесия!

Александр Тамарин

В комнате арестованных

(из газеты «Утро России» от 5 марта 1917 г.)

— Вот они, вот. Ведут голубчиков.

Солдаты, студенты, милиционеры и прочая штатская публика жадно устремляются к вестибюлю городской Думы. По широким лестницам вверх, во второй этаж, подымается странная группа.

Впереди двое солдат с ружьями. Посреди три полицейских чина. Один помощник пристава и два околоточных надзирателя. Сзади них пять студентов-милиционеров.

Лица у арестованных красные от смущения. Глаза опущены вниз. Только секунду подымутся веки, и тогда на толпу устремляется злой, ненавидящий взгляд.

— Довольно крови попили, — раздаются возгласы в толпе, — пора и честь знать.

Идущие впереди арестованных солдаты весело улыбаются. Студенты-милиционеры, напротив, настроены весьма серьезно и стараются выглядеть «настоящими» конвоирами.

— Товарищи, пропустите арестованных!

Толпа сжимается, и под гул голосов и выкриков весьма обидного содержания арестованные проходят в комнату для заключенных.

К проходящим арестованным приставам быстро приближается человек в арестантском халате. Он вышел из залы, где временно размещены выпущенные из Бутырок.

Он пристально, напряженным взглядом следит за процессией. Лицо очень бледно. Губы трясутся от волнения, и он еще долго остается на месте, смотря вслед ушедшим.

Что пережил в эту минуту этот человек, только что освобожденный народом, увидя так ярко, так символически все значение совершившегося в жизни страны? Увидя тех, кто, быть может, несколько лет тому назад являлись к нему ночью и лишали свободы?

С разрешения дежурного офицера меня проводят в помещение одной из канцелярий, где находятся около двадцати полицейских чинов, и среди них шесть помощников приставов.

Очень странное ощущение испытываешь, когда видишь под стражей этих людей, еще вчера сажавших под стражу других. Многие из них сидели на столах с поникшими головами и, очевидно, предавались горестным думам о превратностях жизни. Некоторые тихо переговаривались друг с другом о новых и неожиданных впечатлениях.

В этой же маленькой комнате по углам, под столами примостились задержанные громилы и хулиганы. Некоторые из них оказались пьяными. Задержаны они были патрулями при разгроме лавок на окраине города.

В комнате для задержанных городовых и жандармов очень шумно. Здесь их около 200 человек. Многие из них в штатском платье.

Одна группа городовых задержана была в Сандуновских банях переодетой в… женское платье. Передавали, что при приближении отрядов революционеров городовые «дружески» одолжили платья у женской прислуги бань.

— Да я его хотя бы голышом узнаю, — говорит часовой, приставленный к арестованным. — Ишь ведь морды-то какие, даже тошно делается, — ион плюнул с омерзением на пол.

Городовые, смущенные этой репликой, растерянно поглядывали друг на друга, жались в глубь комнаты, и оттуда раздавались отдельные голоса:

— Напрасно все это. Мы сами всей душой с народом. У всякого своя служба.

От толпы задержанных отделился один городовой и, подойдя к нам, сказал:

— Вот относительно пищи и одежды. Шинели у нас отобрали.

Милиционер спокойно выслушал жалобу городового и сказал:

— Ну, относительно этого вы не беспокойтесь. И накормим, и оденем. Так на улицу не выпустим. Позаботимся о вас лучше, чем вы заботились о нас.

2 часа ночи. А в городской Думе все то же непрерывное движение. Каждый знает свое место. Чувствуется твердая, руководящая рука. Гудят автомобильные гудки на площади. Около орудий костры.

М. З.

Указатель имен

Абиняков, околоточный надзиратель

Аксакова-Сиверс Т. А.

Анна Иоанновна, императрица

Адрианов А. А.

Адрианова А. А.

Азеф Е. Ф.

Аксаков И. С.

Аксаков К. С.

Александр I

Александр III

Алексеев Н. А.

Алмазов Б. Н.

Амфитеатров A. B.

Аносов, околоточный надзиратель

Антонов И. Е.

Аракчеев А. А.

Арапов Н. У.

Арефьев В. А.

Арнольд Ф. К.

Архаров Н. П.

Балашов А. Д.

Барабин, судебный следователь

Беклемишев А. П.

Белинский В. Г.

Бенкендорф А. Х.

Боборыкин П. Д.

Бобриков Н. И.

Бобринская В. Н.

Богословский М. М.

Богословский М. М.

Бодянский О. М.

Бояновский П. Ф.

Будберг А. Р.

Булгаков А. Я.

Булгаков К. Я.

Булгарин Ф. В.

Булыгин А. Г.

Бунин Ю. А.

Буренин В. П.

Бутиков Н. П.

Вачнадзе, князь

Вильгельм Зюдерманландский Бернадот

Витте С. Ю.

Власовский А. А.

Вознесенский А. Н.

Волков, потомственный почетный гражданин

Волков Е. Н.

Волков И. В.

Воробьев, брандмайор

Воронец Ю. Д.

Воронин А. А.

Восторгов И. И.

Врубель, частный пристав

Вьюрков А. И.

Вяземская, княжна

Вяземский П. А.

Гадон B. C.

Ганце А. Х.

Гарин Н. П.

Гартье Н. Ф.

Гебль Полина

Геннерт А. И.

Герцен А. И.

Гершельман С. К.

Гессель, домовладелец

Гиляровский В. А.

Гоголь Н. В.

Голицын Д. В.

Голицынский А. П.

Гольм, частный пристав

Гончарова Н. Н.

Горелин Л.

Горсткин, чиновник

Готовцев В.

Гребенников Ф. В.

Греков М. Т.

Громека С. С.

Грузинов А. Е.

Давыдов, полицмейстер

Давыдов Н. В.

Девиер A. M.

Джерожинский А. А.

Джунковский В. Ф.

Диевский Н. Г.

Долгов Е. Ф.

Долгоруков В. А.

Долгоруков П. В.

Дорошевич В. М.

Дубельт Л. В.

Дурнин И.